На этом, собственно, бой и закончился.
Пятигорцы, не успевшие втянуться на опасный участок дороги, попросту развернулись и решили ретироваться. Рубиться в зимнем лесу верхом – плохая затея. А противник явно там засел. Можно было, конечно, спешится. Но этим прирожденным кавалеристам такая мысль в голову не пришла. Да и сплошная череда взрывов ручных гранат сильно пугала. Непривычное дело.
Они попытались отступить.
Дмитрий эшелонировал засаду, понимая, что проще приманить разведывательный отряд врага, нежели перекрывать все возможные пути подхода к лагерю. Поэтому сводная рота стрелков терции находилась в полукилометре от гренадеров. Практически на опушке. И, сразу как мимо них пролетели пятигорцы и скрылись за поворотом, они вытащили из леса деревянные рогатки заграждений, перекрыв тем путь отхода.
Царевич считал, что нужно пользоваться каждой возможностью, дабы сокращать поголовье врага. Бегай еще за ними потом по полям, как ребенок...
Пятигорцы изрядно обескураженные горячим приемом и большими потерями решили ретироваться. Но не тут-то было…. Бросившись к опушке леса, противники наткнулись на рогатки и плотный огонь из пищалей. Причем сейчас, в отличие от огня гренадеров, летели именно тяжелые пули, а не картечь.
Мат и крик достиг максимума.
Десятка два бойцов спешилось и постаралось обойти рогатки. А в это время, командир стрелков закричал:
- Примкнуть штыки!
И московиты с криком «Ура» бросились в рукопашную схватку на достаточно деморализованного и выбитого врага. Да-да, именно штыки. Их еще не изобрели в современном нам понимании. Поэтому Дмитрий постарался с этим нехитрым улучшением. Благо, что пищали для своей терции он отбирал легкие - нового голландского образца. То есть, ими можно было вполне орудовать, словно коротким копьем….
Король Сигизмунд с брезгливостью смотрел на этих потрепанных воинов. Семнадцать человек! Семнадцать человек осталось от трех сотен! И то, что они рассказывали – ужасало.
- Какие варварские методы ведения войны! – Раздраженно процедил Сигизмунд, отворачиваясь. Нет, разумом-то он понимал, что ничего предрассудительного Дмитрий не сделал. Все правильно. Но этот его успех бесил чрезвычайно. Сначала полусотня фуражиров. Теперь три сотни легкой конницы. Что дальше? Крылатых гусар вениками разгонит?
Глава 4
28 февраля 1605 года, окрестности Смоленска
Дмитрий стоял на опушке леса и внимательно наблюдал за тем, как медленно и хаотично войско Сигизмунда перебиралось на этот берег. Не все. Но большая часть, безусловно…
Гетман Жолкевский очевидно получил руководящий и направляющий пинок от короля. Дескать, действуй. Иначе бы чего он такой кислый стоял на холмике? Очевидно – идея ему не нравилась. Совсем. И Дмитрий его прекрасно понимал.
Станиславу требовалось взять Смоленск, а не врага по лесам гонять. Для чего он выбрал правильный момент и подошел так, чтобы вооруженные силы Русского царства просто не успевали внятно отреагировать первые полгода. А потом, работая от активной обороны, скорее всего, планировал принимать их и перемалывать. Ведь главная цель - Смоленск. Все остальное вторично.
Что же происходило сейчас? Да бред какой-то. Это даже Дмитрий, человек первый раз в своей жизни водящий армию, понимал. Сколько у врага сил Сигизмунду неизвестно. Где и как они стоят неясно. Куда выдвигаться? Зачем? А главное – ради чего? Снять угрозу деблокирования Смоленска? А кто гарантирует, что царевич не отвлекает их, совершая обманный маневр? Ну и что, что он проявил активность только на одном берегу реки. Силы-то продемонстрированы очень незначительные. Что перед глазами ляхов было засвечено? Сотня поместной конницы да пара рот пехоты. То есть, человек четыреста-пятьсот. Никакой реальной угрозы для войска и осады подобный отряд не представляет. Но король настоял на выдвижении. Зацепило его, видите ли, вызывающее поведение царевича. И вот теперь две тысячи крылатых гусар и десять тысяч немецких наемных пехотинцев лезли через лед на эту сторону. А ну как на утро следующего дня основные силы ударят в обход? Это был бы конец. Потеря лагеря, обоза, казны и артиллерии в начале кампании иначе и не назовешь. В общем, Жолкевский страдал. Натурально так. Глупый, неоправданный риск, лишенный какой-либо практической ценности. Однако ослушаться короля он не мог. И это так отчетливо проступало на его лице, что Дмитрий ему даже немного соболезновал. Ну и корил себя за то, что сразу не догадался провернуть столь хитроумный ход. Переоценить противника иной раз бывает также вредно, как недооценить….
- Дмитрий Иванович, может быть, отойдем? – Нервно поинтересовался Петр Басманов.
- Куда и зачем? – Не понял вопроса царевич.
- Так вон сколько крылатых гусар! Затопчут!
- Петр Иванович, - холодно произнес Дмитрий. – Если ты боишься, то так и скажи.
Царевич произнес эти слова и на мгновение задумался. Ведь он сам боялся. Причем довольно сильно. Так не себе ли он эти слова говорил? Конечно, изучая в свое время различные аспекты военно-исторической реконструкции эпохи, он разобрал, буквально обсосав каждую косточку, практически все более-менее крупные битвы как XVI, так и XVII веков. Да еще и в иные исторические периоды заглянул, чтобы можно было сравнить и отследить прогрессии. Так что теоретически он был подготовлен на несколько порядков лучше, чем любой полководец окружающей его реальности. Но теория – это теория, а практика – это практика. И вести три тысячи солдат в бой в реальности, совсем не то же самое, что кликать мышкой в том же Total war, прокручивая различные комбинации. Дмитрий боялся. Но не врага, а того, что его теоретические знания окажутся фикцией. И, если бы Петр не проявил инициативу, то сам бы и избрал фабианскую тактику избегания генеральных сражений. Отступал бы. Изматывал противника. Организовывал засады, в том числе и артиллерийские. А сейчас? Эти слова его сумели как-то зацепить. Ему вдруг стало страшно бояться. И мужества проявить разумную трусость он в себе попросту не нашел. Вот и пришлось держать марку….
- Я?! Боюсь?! – Покраснел Басманов.
- В этом нет ничего зазорного, - нейтрально произнес Дмитрий. – Александр Македонский говорил, что страх гонит воинов вперед, но лишь те, кто разгромил свой страх, побеждает. Готов ли ты его одолеть?
- Дело не в страхе…
- А в чем? Их больше? Больше. Они ранее били нас? Били. Твоя реакция очевидна, ожидаема и предсказуема. Ты боишься. Настолько, что упускаешь из вида, что пришли мы сюда не с обычными стрельцами, а с обученной терцией. А терцию пока никому не удалось разбить в полевом сражении. Даже французам, которым ляхи и в подметки не годятся. Ты также забыл про полковые единороги , что готовы встретить их тучами картечи. Ты просто боишься. По привычке.
- Дмитрий Иванович, - нахмурился Басманов. – Ты считаешь, что одной терции будет достаточно, чтобы их остановить?
- Да. Я уверен в том, что мы их сможем остановить. Настолько, что займу позицию в центре терции, дабы если и погибнуть, то сообща. Я верю в своих людей, доверяя им свою жизнь. Поверь и ты в меня. В мои слова. Или я когда-то тебя обманывал?
- Нет, - обреченно произнес Петр Иванович.
- Твой враг не вон там на реке. Отнюдь. Твой враг вот тут, - указал Дмитрий Басманову на лоб. – Победи себя. Свой страх. Свою слабость. И тогда вот они, - махнул он на ляхов, - станут лишь добычей. Даже если у тебя не будет сил на победу, ты просто иначе не сможешь их воспринимать. Ты волк. Они – ягнята. Вооруженные. Сильные. Опасные. Многочисленные. Но ягнята. Твоя еда. Не сможешь проглотить разом? Так ешь кусочками, такими, какие можешь прожевать.
- Но… - попытался возразить, но Дмитрий поднял руку, перебивая его.
- Суперпозиция терции – оборона. Если терция занимает оборону, да с артиллерийским усилением, то ее практически невозможно сковырнуть. Даже десятикратное преимущество в численности – ничто. У терции есть одно единственное уязвимое место – скорость. Она медленная. А плотные построения – идеальная цель для пушек. Вот если бы Сигизмунд решил переправить сюда пушки – я бы подумал об отступлении. Но он не решился их снять с обустроенных батарей, блокирующих выходы из города.
- Что, совсем не сковырнуть натиском?
- Наверное, можно, - голосом заговорщика произнес Дмитрий. - Но вот этих войск будет недостаточно. Впрочем, возможно я переоцениваю мужество наших людей. Кто знает, на что они способны? Я ведь не видел их в деле. Но испанцы стоят крепко. Такой фитюлькой, - снова махнул он в сторону поляков, - не сковырнешь. И мне ничего не остается, кроме как верить в то, что наши люди не хуже. Что мы – не отбросы Европы. А если же я ошибаюсь в наших людях, то зачем тогда жить? Там все вместе и поляжем. Понимаешь?
- Понимаю, - серьезно сказал Петр.
Дмитрий говорил вполне громко, не таясь, чтобы все в сотне поместной конницы слышали его слова. Он это делал намеренно, зная, что уже вечером весь лагерь будет знать в вольном пересказе этот разговор. Вдруг кого зацепит за живое?
Со стороны могло показаться, что он играл Ва-банк. Дескать, победа подарит ему славу, которая уже через год станет греметь по всей Европе. Поражение же даст смерть. Вполне подходящая сделка. Но правда заключалась в том, что на самом деле во всей этой ситуации единственным слабым местом были его люди. Он, в сущности, опасался только того, что они струсят. Все остальное в плане оценки рисков находилось во вполне комфортной зоне вероятностей, позволяющей действовать уверенно, смело и даже нагло. Только бы люди не подвели… они, как всегда, оказались потенциально слабым местом…
Глава 5
1 марта 1605 года, окрестности Смоленска
Несмотря на то, что по регламенту наступила весна, природа об этом пока еще не узнала. То ли проспала, то ли просто забыла, что пора включать отопление и удалять снежный покров.
Станислав Жолкевский ежился, сидя на своем коне. Его командиры выводили и строили пехоту с гусарией. А он сам, удерживая коченеющими на ветру пальцами весьма внушительных размеров зрительную трубу, изучал войско противника. С первого взгляда – стрельцы как стрельцы. Только мало их что-то. Слишком мало. Это смущало и настораживало. Заставляло напряженно думать и искать подвох. Что не так? Почему они решили принять бой в совершенно самоубийственном для себя соотношении сил?
Отличия в форме Станислава мало смущали. Ведь шапки-ушанки, выданные Дмитрием своим бойцам для зимней формы, выглядели не так уж и эффектно. Как, впрочем, и выкрашенные полушубки. Да и с такого расстояния Жолкевский видел их в формате размытого красноватого силуэта. Часть воинов была с большими пиками. Это он заметил. Как и некоторое количество довольно небольших артиллерийских орудий, расставленных в разрывах построения. А еще где-то там, у опушки леса наблюдался отряд конницы сабель в триста-четыреста.
Он смотрел. Думал. И не понимал.
- Бред какой-то… - тихо прошептал он, думаю, что никто не услышит.
- Отчего же? – Поинтересовался французский капитан.
- Их мало. Слишком мало. Мы их сомнем не вспотев. Никак не могу понять, что они задумали. Засада? Но тогда укрылись те, кто ударят нам во фланг или тыл?
- Вы позволите? – Попросил капитан зрительную трубу гетмана. У того она была значительно лучше, чем та, которой владел капитан.
- Да, пожалуйста, - небрежно подал ее Станислав.
- Вас не смущает их построение? – Через минуту напряженного молчания спросил француз.
- А что в нем не так?
- Мне кажется, что это испанская терция.
- Да ну, - отмахнулся Станислав. – Вы верите тем слухам?
- Я верю своим глазам. И с испанцами я воевал две кампании. Это, несомненно, она. По меньшей мере, один из ее вариантов.
- И что с того? – Повел бровью Жолкевский.
- Ничего, - ответил француз, вежливо улыбнувшись. Станислав очевидно сразу не понял, к чему он вел. А значит, позже он сможет проявить себя, предложив способ одержать победу. Пока же, недурно было бы щелкнуть по носу этому поляку.
Столь странная реакция этой язвы насторожила Жолкевского. Однако еще немного подумав, он решил атаковать. Ведь решительное численное преимущество было на его стороне….
Дмитрий разместился вместе со своим штабов во второй линии терции. В самой глубине. На виду у всех. Не спрятаться – не укрыться.
Его люди построились быстро и аккуратно. Сказались тренировки, которыми он их измучивал. Потребуйся сейчас атаковать – застал бы противника в беспорядочной формации категории «куча» или «толпа». Но наступать он пока не решался. Поэтому приходилось ждать, умышленно отдавая инициативы врагу.
Но вот началось.
Первая линия крылатых гусар медленно пошла вперед. Ветер им был в лицо, поэтому крики и какие-либо звуковые сигналы до царевича не доходили.
- Дистанция триста, - громко и отчетливо произнес царевич. Пока противник строился, артиллерийские команды уже успели пробежаться по полю и разметить его, расставить вешек с флажками. Мерили по шагам, разумеется, ибо ничем иным не располагали. То есть, указанные триста шагов примерно соответствовали двум сотням метров. Ну, чуть больше.
- Дистанция триста! – Громко продублировали слова Дмитрия к орудиям.
Расчеты напряглись.
- Дистанция двести, - уже выкрикнул царевич. И, спустя несколько секунд вся первая линия терции охватилась ухающими звуками выстрелов. Его полковые «Единороги» ударили по крылатым гусарам дальней картечью. Так называемой «виноградной лозой», связанной из небольших чугунных ядрышек.
- Дальней картечью, - произнес Дмитрий и его приказ быстро довели до батарей.
Артиллерист выхватил из зарядного ящика передка куль унитарного картуза за небольшую петельку. И в два прыжка достиг «единорога». Там второй номер, стоявший наизготовку, ловко перехватил его и отточенным движением отправил в ствол. Третий, не медля, дослал и прибил в одно движение. Четвертый ловко проткнул пробойником картуз через затравочное отверстие…. На все про все после выстрела прошло секунд двенадцать-пятнадцать. И это, по мнению царевича, было не предел. Он слышал, что канониры Густава II Адольфа на своих 3-фунтовых «картечницах» укладывались в десять секунд.
Бах! Бах! Бах!
Покатилась новая волна выстрелов, отправлявшей в надвигающуюся гусарию целую стаю гудящей и жужжащей крупной, дальней картечи. Да, считай, россыпь мелких ядер. Каждое из них, попадая даже в кирасу всадника, оставляло после себя неизгладимое впечатление и дырку. Лошадям эти «шарики» тоже доставляли немало проблем, ибо грудь и голову им поражали очень уверенно.
- Ближней! – Громко крикнул Дмитрий, начавший нервничать. Ведь крылатые гусары, несмотря на довольно ощутимые потери, продолжали не только приближаться, но и разгоняться.
Секунд десять напряженного ожидания.
- Дистанция сто, - тихо произнес Дмитрий и его голос потонул в раскате выстрелов. Четыре батареи ударили во все свои двадцать стволов.