- Тварь! Пес! Ненавижу! – Закричал Василий, вскакивая. Но чудить ему не дали. Сразу двое дворян ухватило его и усадило на место.
Дмитрий невозмутимо поинтересовался:
- Протокол готов?
- Да, царевич, - ответил писец. Один из самых шустрых в Москве. Потому его и взяли собой в походную канцелярию.
- Господа! – Обратился Дмитрий к набившим зал дворянам. Наверное, там были не только дворяне, но абсолютное большинство совершенно точно. Хотя бы служилое или поместное. – Прошу вас ознакомится с текстом, а затем и самим подписаться, удостоверяя верность слов.
Мало кто отказался.
Читать не читали, но подписывались охотно. Бумага-то судя по всему выходила историческая….
- И что теперь? – Тихо спросила, подошедшая Марина, пока Дмитрий любовался сварой аристократов у стола.
- По закону жанра его ждет казнь. Я не уверен, что хочу мучить это несчастное создание. Вешать не стану, ибо сын царицы, пусть и побочный. Может у тебя есть идея?
- Не убивай его.
- Вот как? - Задумчиво произнес царевич. – Ты носишь от него ребенка?
- Что? Нет! – Вполне искренне возмутившись, произнесла Марина, да чего уж там – практически выкрикнула.
- Даже так? Интересно. Может быть, ты не хочешь, чтобы он воскрес? Хм…
- Что?!
- Ну… то есть, чтобы следующий самозванец придумывал себе новое имя. Хм. А в этом что-то есть. Хорошая мысль. – Сказал Дмитрий, с интересом изучая эту женщину. Про нее столько всяких страшилок написали в свое время…. К тому же ему было немного неловко. У него еще не было опыта личного общения с героями компьютерных игр. Пусть даже этот маркер и висел только у него в голове. Любопытство так и распирало. Но мило потрещать не удалось. В дверь вошел грязный и уставший огненник .
- Дмитрий Иванович, - обратился он к царевичу. – Срочное послание от патриарха!
- Что случилось? – Нахмурился Дмитрий, принимая, но даже не пытаясь вскрыть пакет. Ведь такой род посланий подразумевал определенную экстренность обстановки.
- Царь Борис умер, - произнес он и перекрестился, а за ним и все остальные. – Но венчать на царство наследника его не успели. Дмитрий Иванович Шуйский со товарищи ворвался в кремль и убил Федора, а также мать его Марию Федоровну.
- И чего хочет патриарх? – Резко похолодевшим голосом поинтересовался Дмитрий. Ответ был очевиден. Но озвучивать это ему самому не хотелось.
- Чтобы ты, Государь, венец принял.
- Но я не Государь, - одернул его Дмитрий.
- Да Государь, - сказал огненник, становясь на колени и склоняясь, - как прикажешь Государь.
- Ваше Величество, - произнесла Марина с каким-то загадочным взглядом и сделала книксен, ну или как там называется это ритуальное приседание.
А вслед за ней и остальные люди стали проявлять свое уважение. Кто как мог, исходя из носимых в голове традиций. И свои, и пленные, и наемные. Причем пленные аристократы даже недурно так старались. Ведь быть пленником монарха более престижно, нежели принца. И отовсюду слышались: «Государь! Государь! Государь!» В голове же у Дмитрия в унисон звучали лихорадочные вопли: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!»
Борис в этой реальности умер несколько раньше ожидаемого срока. На месяц примерно. Видимо смерть дочери его подкосила. А может и яд. А учитывая, что тезка его, Дмитрий Иванович Шуйской, был на редкость инициативным балбесом, то мог и не такое учудить. «Отравление» царя могло случиться и от застрявшего в голове кистеня. Просто и доходчиво. А потом добраться до покоев и Федора с матерью тем же кистенем «отравить» пару раз.
«Лучше бы этого клоуна отправили в Испанию…» - подумал Дмитрий. – «Брат его старший таких бы глупостей не наворотил. Бороться бы за венец боролся. Но куда умнее и тоньше».
Окинув взглядом зал, Дмитрий прошел к деревянной лавке и, усевшись на нее, начал массировать виски. Как-то резко и сильно разболелась голова. От духоты? Может быть. А может и от волнения. Разумом парень понимал, что, возможно, ему придется когда-нибудь стать царем. Но представлял себе это чем-то невероятно далеким. Этаким миражом. А тут нате на лопате. Приехали. И все планы коту под хвост. А он ведь себе уже прикинул план летней кампании в Литве и начал просчитывать логистику….
- Патриарх что-то еще просил передать? – Наконец, после нескольких минут задумчивости, глухо спросил Дмитрий. Обратив при этом внимание на то, что верноподданнические крики прекратились. Все молчат и напряженно смотрят на него. Даже Василий. Тот, понятно, со жгучей ненавистью. Но все равно, не решаясь побеспокоить.
- Нет, но, когда я спешил с посланием, то видел возле Москвы войско. Стрельцы да поместные под рукой Скопина-Шуйского.
- Михаила? Так чего стоят? Им же под Смоленск идти полагалось.
- Они стоят. Прямо у Москвы.
- Хм, - горько усмехнулся Дмитрий. – И много их?
- Пять полков стрелецких, да тысяч десять поместных. Поговаривают, что Скопин-Шуйский заслон от Сигизмунда собирает. Так что воинские люди к нему продолжают прибывать.
- Ясно, - сухо ответил Дмитрий, вставая.
Заслон от Сигизмунда? Как же! Тут и дураку понятно, что его тезка решил сделать. Он прекрасно знает, что, узнав о гибели Бориса и Федора, Дмитрий отойдет от Смоленска и направится к столице. Вот его и должно встретить предельно тепло.
Шуйские. Опять Шуйские. Как же они его достали!
И самым ужасным стало то, что он вдруг вновь почувствовал в себе ту жуткую, всепоглощающую ненависть о которой тогда говорил патриарху. Ту самую, что могла всю Русь залить кровью…
Часть 4. Каменные сердца
С давних пор самым худшим врагом для человека был вовсе не чужеземец, а сосед.
Геральт
Глава 1
7 марта 1605 года, Смоленск
Унылая, печальная, гнетущая атмосфера церкви. Множество свечей и людей выжигают кислород, добавляя «парникового эффекта» в отдельно взятом помещении. Стиснутое пространство между крепких стен; маленькие, редкие, узкие окна и общая планировка больше напоминала катакомбы какого-нибудь некрополя, чем что-то доброе, светлое и возвышенное. Это в какой-то мере компенсировалось неплохой акустикой, но, Дмитрию никогда не нравились «ангельские» голоса, что-то пищащие контратенором и сопрано . Они его скорее раздражали и заставляли держать себя в руках, чтобы не морщиться. Уж лучше Джигурда что-нибудь грянул высокодуховное, чем эти муки адские терпеть, которые доставляли Дмитрию практически физическую боль. Впрочем, прямо сейчас все эти изыски не самой качественной духовной пищи его мало занимали. Он пытался сообразить, что делать в сложившейся ситуации.
Ему предложили стать царем.
Любой бы другой на его месте от радости пошел в присядку танцевать. А он только разозлился. Потому что прекрасно понимал, что это за «прелесть», ибо имел несчастье много читать в свое время. Лучшее барахло, развлечения, еда и женщины в одном пакете с возможностью реализовывать масштабные проекты? Разве от такого отказываются? Беда лишь в том, что это только одна сторона медали. С другой же мерзко смердело кровью, ядом, интригами, воровством и откровенным саботажем всего и вся. О том, какие страсти творились в Московском кремле, как, впрочем, и в любом другом центре власти, Дмитрий был прекрасно наслышан. Участников тех игр хоронить едва успевали. А он не хотел всю свою последующую весьма недолгую жизнь провести в осажденном положении. Он не желал всех вокруг подозревать в самых гнусных мерзостях, постоянно ожидая кинжала в спину или яда в еде. Власть… такая сладкая. Только эта сладость для него отдавала тленом смерти. Его смерти.
Сложностей добавляло и то, что действующие кандидаты на престол были не вполне легитимными. Мягко говоря. А потому рассматривали его как конкурента. Они никогда не успокоятся пока не устранят того, на ком сможет сыграть их оппозиция. Хуже того. Эмигрировать, как Дмитрий и хотел, тоже не получится. В глазах европейских игроков – он был вполне себе легитимным претендентом на престол. Его не только можно было использовать, но и нужно. Дмитрий был убежден – он не сможет добраться даже до Испании. Либо Сигизмунд, либо Рудольф, либо иезуиты, либо магнаты, либо кто-то еще совершенно точно его перехватит и постарается принудить играть под свою дудку. И это не говоря о том, что сама попытка сбежать выглядит призрачной. Кто же его отпустит?
Но залезать на трон жутко не хотелось. В представление Дмитрия он ассоциировался с чем-то вроде красиво украшенного эшафота, на котором казнят особо изощренным образом….
Патовая ситуация.
Куда не поверни – везде либо смерть, либо гибель.
Единственным способом выжить, после мучительных раздумий, выглядел Земский собор. Ну а что? Пройти с боями в Москву. Перевешать всех бунтовщиков. Собрать собор и наговорить им в лицо правды, пообещав честно всех воров посадить на колья. Ну или еще чего-нибудь жутко противоестественного, чтобы выглядело разумно, но отпугивало напрочь. Сами откажутся. Выберут другого. А Дмитрий на радостях и свалит, предварительно написав отречение за себя и всех своих потомков. Этому, новому царю, если не дурак, будет предельно ясно, что он специально подставился. И, возможно, он позволит ему отправиться в экспедицию «за море». Ситуация более чем выгодная и удобная….
В этот момент священник особенно пронзительно воззвал помолиться Господу, из-за чего Дмитрий не выдержал и вздрогнул.
«Ну что за служба? Скукота смертная. Сплясал бы кто что ли?»
Исподволь оглянулся и отметил – несмотря на практически полное отсутствие развлечений в этой эпохе, как и в большинстве предыдущих, народ тоже был не в восторге. Оно и понятно – бухать на свежем воздухе, развлекая друг друга байками да небылицами, всяко лучше, чем вот так мариноваться. И тут Дмитрий осознал – он вообще не воспринимал эту религию как свою. Нет, конечно, для него религия в принципе была не более чем социальным ритуалом, позволяющим производить маркировку «свой-чужой». Ничего сакрального или, упаси Кхалиси, высокодуховного он в ней не видел. И не мог увидеть. Ни в этой, ни в какой другой. В данном же случае Дмитрий с легким раздражением отметил чувство чужеродности. Но оно и понятно. В раннем детстве было не до того, а в позже если и заглядывал изредка, то в куда менее депрессивные католические храмы или к протестантам, святилища которых нередко представляли собой богоугодные балаганы разной степени продвинутости. Тут тебе и спляшут, тут и споют . В общем – шоу. Хотя и не везде. А здесь… второй год уже исправно ходит на службы, а проникнуться эстетикой не может…
Эти, весьма нерадостные мысли и утвердили его правильности плана. Завершить дела и на свободу, так сказать, с чистой совестью.
Первым делом для удачи мероприятия требовалось прекратить войну с Сигизмундом. Максимально быстро и комфортно для короля. Чтобы не ломался. А потом уже в Москву форсированным маршем да.
Одна беда – терцию он не успевает полноценно реформировать. Ведь пока ее изменения бумажные – в штатных расписаниях. Реальность оказалась куда суровее. Ну и леший с ней. Ему все равно ее в бой не водить больше, наверное. Там, под Москвой стоит Скопин-Шуйский. Но новость о разгроме Сигизмунда скоро туда дойдет. А значит, что? Правильно. Нужно повторить прием Эрвина Роммеля под Триполи. Ну тот, где он на легковушки Volkswagen ставил фанерные макеты танков для большего устрашения англичан. То есть, нужно переодеть всех. Даже ту поместную конницу, что так его разозлила. Ввести пинками новые построения и, пока до выступления на восток есть время, гонять пехоту дабы привыкла. Главное пустить пыль в глаза...
Глава 2
10 марта 1605 года, Орша
Король Сигизмунд теребил свою бороду и пил вино, обильно сдобренное специями. Легкая рана, полученная картечью во время бегства из-под Смоленска, немного ныла. Но эта боль терялась на фоне осознания кошмарности своего положения.
Он потерпел полное фиаско. Его армия, собранная с таким трудом, разбита с совершенно чудовищными потерями. Король был уверен, что только гусар легло за тысячу. А ведь вместе с тем оказалась утеряна и казна с деньгами, выделенными Сеймом и кланом Мнишек. Как он перед ними всеми будет отчитываться?
Катастрофа усиливалась еще и тем, что после хлябей Дмитрий, приведя свои войска в порядок, может выступить к Орше. И ничто не помешает подвести к городу захваченные пушки. Защищать-то его нечем. Когда еще удастся собрать людей…. Это катастрофа! Еже Мнишек первым выступит с объявлением рокоша. И его активно поддержат многие. Очень уж Сигизмунд не по душе местной шляхте. А тут такой повод…
Он нервно хлебнул вина со специями и, небрежно поставив бокал на столик, откинулся на спинку кресла, закрывая глаза. Шведский престол утерян – выгнал Риксдаг. Речи Посполитой повис на волоске. Оправдываться перед Сеймом ему нечем. Что ему делать? Как выкрутится?
Рядом стояли приближенные. Но король не желал видеть их лица, их глаза. Что он прочтет там? Усмешку? Пожалуй, они его уже даже похоронили, лишь из вежливости проявляя уважение. Больно. Обидно. И стыдно. Почему так произошло?
- Сир, - тихо произнес Жерар Бернар, вошедший в комнату.
- Чего тебе? – Недовольно фыркнув, поинтересовался Сигизмунд.
- Прибыл Станислав Жолкевский с посланием от царевича Дмитрия.
- Это шутка? – Удивился король. Ведь Станислав был либо убит, либо ранен и взят в плен под Смоленском.
- Нет, сир, - ответил Жолкевский от порога.
Сигизмунд открыл глаза и уставился на него. Слегка скособоченный. Повязка на руке.
- Он отпустил тебя? Странно. Зачем?
- Дмитрию стало не до войны в ближайшее время. Царь Борис убит. Его сын, по слухам, тоже. Династия Годуновых прервалась. Патриарх желает увидеть Дмитрия на престоле как законного наследника. В Москве беспорядки. Говорят, что это все происки Шуйских, стремящихся занять престол вопреки воле церкви и права крови.
- А что Дмитрий?
- Он хочет заключить мир, - сказал Станислав и протянул королю небольшой пакет.
Король вскрыл сургуч и вчитался в текст на латыни:
Здравствуй мой царственный брат.
Надеюсь, ты не держишь на меня зла за слишком грубое обращение с тобой под Смоленском. Мне требовалось, чтобы ты начал нервничать и совершать ошибки. И я был вынужден так поступить. Только дело, ничего личного.
Полагаю, что Станислав уже рассказал о бунте, поднятом Дмитрием Шуйском и подлом убийстве царя Бориса с семьей. Не знаю, как там сложится моя судьба в дальнейшем, но сейчас я вижу своей целью только одно – покарать бунтовщиков. Пролить их кровь и разрушить их планы. Ибо Шуйские нарушили не только земные законы, но и оскорбили самого Всевышнего, подняв руку на помазанника Божьего. Такого прощать нельзя. И дело любого честного человека их покарать.
Надеюсь, ты поймешь меня и извинишь за нежелание нанести встречный визит вежливости. Было бы неприлично оставить без внимания твое вторжение. Но пока не до того. Поэтому, полагаю, к нашему общему согласию мы сможем заключить вечный мир лет на пять.
В трех сражениях под Смоленском я взял много пленных. Знаю, что ты сейчас не в состоянии заплатить выкуп за них. Поэтому готов пойти тебе навстречу и отпустить всех, кто пожелает вернуться, если ты пришлешь мне несколько ювелиров. Хотя бы пятерых. Сказывают, что в бунте утрачены регалии царские и нужно будет их создавать в срочном порядке. Национальность и вероисповедание этих ювелиров меня мало волнует. Главное – чтобы дело свое крепко знали и были полны сил, желаний и амбиций. Я гарантирую их безопасность.