Если тебя устраивают условия, то высылай своих представителей в Смоленск. Быстро все подпишем и разойдемся. Как ты понимаешь, в ожидании я сильно ограничен. Ведь Москва истово жаждет моего присутствия. Поэтому, если будешь думать слишком долго, то мое предложение утеряет актуальность. И, после взятия Москвы, я буду вынужден нанести визит вежливости да пограбить немного твои земли. Ну, или как там все сложится.
Post Scriptum
За Марину не переживай. Жива здорова. Что и передай отцу. Я не уверен, что ее буйная головушка сохранится на плечах, но пока ей ничто не угрожает. Василия постригли в монахи и заточили в монастырь, обрекая на самое суровое послушание. Его душа при таком подходе быстро очистится и, освободившись от тела, предстанет перед Создателем. Станислав присутствовал при допросе и все пояснит.
Дмитрий
Сигизмунд завершил чтение письма и поднял глаза на Жолкевского.
- Он пытал Василия?
- Нет, - усмехнулся тот. – Просто задавал вопросы при скоплении народа. Василий был вынужден признаться. Жалкий тип.
- А сам Дмитрий? Что он за человек?
- Странный. Опасный. Умный. Непонятный. Чрезвычайно много всего знает. Иной раз заговаривается и начинает говорить о каких-то непонятных вещах. Потом спохватывается и все объясняет более доступно.
- Он говорил, что его готовили как ученого, - добавил Жерар Бернар, присутствующий тут же.
- Ученого? – Оживился представитель католического ордена иезуитов, пребывавший практически постоянно при короле. Собственно именно из-за них Сигизмунд и был довольно радикально настроен на борьбу со Швецией, принявшей протестантизм. Да и погнали его оттуда по той же причине – народ не захотел возвращаться в лоно католической церкви. – А где он учился?
- Прямо Дмитрий не отвечает, но, судя по оговоркам, с частными учителями. Много путешествовал. Был в Англии, Франции, Испании. Видел Сикстинскую капеллу в Риме. Был в Праге, Вене и других крупных городах. Иногда мне кажется, что он всю свою жизнь путешествовал, не задерживаясь нигде подолгу. Упоминал какие-то непонятные пирамиды Гизы, долину царей в Луксоре и прочие удивительные места. Я даже не слышал о таких местах. Где это?
- В Египте, - небрежно ответил иезуит, погрузившись в свои мысли. Фигура Дмитрия в его глазах обрела чрезвычайный интерес. Ведь совершенно очевидно становилось, что он рос и воспитывался в Европе. Преимущественно в Европе. Но где и кем? Вот в чем вопрос. А главное – зачем. Не человек, а сплошная загадка.
- И еще, - продолжил Жолкевский. – Есть женщина, очень похожая на Марину. Зовут ее Йеннифэр. Дмитрий ее очень боится. Кто она и откуда – выяснить не удалось. Но тот страх, граничащий с ужасом, что плескался в его взгляде, когда он первый раз увидел Марину, даже сравнить не с чем. Он словно в Преисподнюю заглянул. Вероятно, она как-то связана с его воспитанием…. Не самым лучшим образом.
- Значит, у Марины нет шансов, - констатировал Сигизмунд.
- Этого никто не знает. Дмитрий вообще довольно странный человек. Он не волочится за женщинами, хотя в его возрасте это обычное дело. И деньги есть, и положение. Мало кто из них ему откажется, но он все равно подчеркнуто сдержан. Крайне чистоплотен. Ежедневно, если то позволяет ситуация, принимает ванну. Перед приемом пищи моет руки. После еды чистит рот небольшой щеточкой….
- Ваше Величество, - обратился иезуит к королю. – Вы позволите мне сопровождать того, кому вы поручите вести переговоры с Дмитрием? Мне очень бы хотелось с ним поговорить.
- Так сами и ведите их, - пожал плечами Сигизмунд, протягивая иезуиту пакет, полученный от Дмитрия. – Верительное письмо я вам напишу. Никаких сложностей переговоры вызвать не должны. Только вы должны помочь мне найти ему ювелиров, да как можно скорее. У вас есть кто-нибудь на примете?
- Есть, - задумчиво произнес иезуит, завершив чтение письма.
Глава 3
11 марта 1605 года, Москва
Москва который день гудела и «плескалась», словно густое, нажористое хрючево в корыте, норовя выплеснуться и обляпать все вокруг. Убийство семьи царя не удалось утаить. Да, Годуновы в народе не пользовались особой популярностью, особенно Мария Федоровна, но это была царская семья. Не все поняли и приняли. Одно дело, когда ядом потравили в обычаях старых. А другое дело, когда вот так – грубо и вульгарно, как разбойники.
Чтобы хоть как-то увести мысли людей в сторону, люди Шуйского носились по городу и всячески распускали слухи один трагичнее другого. Их объединяло одно – Дмитрий погиб и войско Сигизмунда движется к Москве. Чего там только не было! И отравление врагами, и подосланные убийцы, и гибель в бою, и казнь после попадания в плен, а местами и все вместе и две порции. Но главное – Дмитрий Иванович Шуйский выставлялся как последняя надежда перед неизбежно накатывающим злом – поляками. Дескать, придут, ограбят, перекрестят в свою нечистую веру да заставят козлов под хвост целовать. И так далее, и тому подобное. Все это выглядело бессмысленно и глупо. Однако люди в те годы были весьма не искушены в переваривании лапши ушами, поэтому верили, но, к счастью, кто во что.
Патриарх паниковал и метался, не зная, как выкрутиться. Ведь если Дмитрий действительно погиб – это конец. Шуйский в его представлении мог сделать только одно – спустить все царство в выгребную яму. А иных внятных кандидатов не было. Иов прямо так натурально чувствовал, как царство погружается в хаос. Хоть монарха со стороны приглашай, а то ведь все окончательно прахом пойдет…
И тут прибыли огненники с письмом от Дмитрия и самыми радостными новостями. Иов даже поначалу не поверил. Вся та болтовня, что учинили Шуйские, и на него действовала тоже. Она была довольно заразительна и даже, в какой-то мере, убедительна. Люди вообще легче поддаются негативным эмоциям. Вот он и поддался. Однако когда осознал масштаб произошедших событий, не медля побежал по Москве делиться с людьми «сей благой вестью».
Тут у толпы с подводы выступил. Там на бочку взобрался и речь толкнул. Полдня не прошло, как в столице наступил натуральный коллапс. Ведь Шуйские, вольно или невольно, умудрились сформировать образ народного героя из Дмитрия. Получалось, что царевич живота не пожалел ради счастья народного, так не посрамим же и мы его! Отстоим Москву от армий, исторгнутых из самой Преисподней!
А тут еще и патриарх со своими речами задорными. Дескать, Всевышний не оставил детей своих. Явил чудо и позволил трем тысячам московской рати разгромить в пух и прах несметное множество врагов. Да почитай без потерь, ибо сам Господь Бог оборонил их. А сам король Сигизмунд бежал в одном исподнем, едва успев скрыться.
И все бы ничего, да только на очередном микро-митинге патриарха попытались схватить неизвестные. Но его легко отстояли. Как оказалось, в толпе внимающей импровизированной проповеди имелось с полсотни казаков – они и порубили в капусту тех, кто поднял руку на патриарха. Не всех. Кое-кто смог вырвать и бросится бежать.
Озверевшая от крови толпа двинулась следом.
Конечно, убивали не обычные горожане. Но разве это кого-то когда-то остановило? Чувство сопричастности – опасная игрушка! Откровенно бедственное положение бегунов спасли ворота, обычные кремлевские ворота, что затворились за их спинами, отсекая от ревущей толпы….
- Отче, - обратился к Иову старший среди казаков, когда основной накал спал. Отвел чуть в сторону, да и решил полюбопытствовать. - А что, верно ли побил ляхов царевич?
- Верно, - кивнул уставший патриарх. – Побил. Иначе и не сказывал бы. В трех битвах под Смоленском. В первой держал оборону. Там гусар крылатых их посек да пехоте урон великий причинил. Во второй – разгромил лагерь их временный, куда те раны зализывать отошли. А в третьей – захватил пушки, прикрывающие покой основного лагеря под городом, и устроил страшный погром. Сам Сигизмунд с сотней рейтар бежал, да в засаду угодил. Царевич загодя в обход отряд послал с малыми пушками. Вот те короля польского и встретили картечью. Уйти-то ушел, но половину рейтар положил. Великая победа! Чудо!
- Да, - кивнул мужчина с удивительно ржавым голосом, который словно скрежетал. – Настолько, что не похожа она на правду. Не привык я грешный к чудесам.
- Дмитрий писал, что как уладит все с Сигизмундом к Москве пойдет. Тогда все и прояснится. Вернется к стольному граду с воинами да трофеями – никто не усомнится.
- Уладит?
- Мир хочет заключить, ибо не с руки нам с ними сейчас воевать, - сказал Иов и растер лицо руками. Устал он очень. Спать хотелось. Голова болела. – И спасибо тебе. Если бы не ты да твои казаки – меня бы к Шуйскому уволокли.
- Пытать?
- Если бы, - зло усмехнулся Иов. – Злодейство они задумали. Шуйский же меня добром пытается уговорить венчать его на царство. Я отказываюсь, ибо не богоугодно это. Вот теперь силой попытается принудить. Хм. А звать-то тебя как? Мне кажется, я тебя уже видел.
- Может и видел, - усмехнулся казак. – Звали меня как-то в бытность минувшую Иваном по прозванью Кольцо .
Патриарх задумался на минуту, а потом вдруг побледнел.
- Неужто вспомнил? – Едким тоном поинтересовался собеседник. Сам Иов ему лично ничего дурного не делал, но был в той команде, к которой он имел счеты.
- Так убили же тебя! Два десятка лет как!
- Убивали да не убили, - кровожадно оскалился Иван. – Напасть – напали. Всех моих вырезали. Сам израненный остался – как выжил, не ведаю. Оклемался немного и понял - возвращаться обратно нельзя. Царь сил в поддержку прислал слезы. Ни людей, ни огненного припаса. Там и гадать нечего – перебьют нас всех. Года не пройдет, как перебьют. Ушел я на Днепр, подальше. Там и узнал о гибели Ермака Тимофеевича.
- Голосом таким тогда и обзавелся?
- Тогда.
- Так вот кто на царевича нападал… – После небольшого раздумья констатировал патриарх. – Обиду на Ивана Васильевича затаил?
- Затаил, - кивнул Иван Кольцо. – Годами жалел, что отомстить не вышло. Утек в могилу подлюка! Мы ему Сибирским царством поклонились, а он бросил нас там подыхать. И тут такой случай….
- А чего дело до конца не довел?
- Я Ивана Васильевича хорошо помню…. Он часто мне снится. Когда висел на дыбе тогда и запомнил крепко. Он ведь не верил, что я не лгу, желая от казаков поклониться Сибирским царством.
- Так чего не убил? – Повторил свой вопрос Иов.
- Когда он сопротивлялся, дрался – задор был. Парень сильно железом махал, хитро крутился. Охотником себя тогда чувствовал за дичью опасной. Прямо предвкушал, как с удовольствием перережу ему глотку, мстя за преданных товарищей. А как отвел он пистоль, да пальнул впустую – во мне что-то надорвалось. Рука не поднялась. Теперь вижу – не зря. Другой он, хоть и похож на отца. Я как первый раз увидел, так чуть сам не бросился с саблей. Едва сдержался. Лютая злоба, что годами копилась, проснулась…. Только ты, отче поменьше болтай. Иван Кольцо умер от татарской сабли два десятка лет назад. Не хочу былое ворошить.
- Понимаю, - кивнул патриарх. – Захаживать станешь, али уйдешь?
- На Дону Иван Болотников сын войско собирает. Представляется воеводой царевича Василия. Пойду к нему. Постараюсь образумить. Если Дмитрий ляхов так лихо побил, то и Ивана в лепешку раскатает. Да и не к чему это, мню.
- Ведаешь, что Василий сын царицы от окольничего? – Голосом заговорщика поинтересовался Иов.
- Нет. Откуда то известно?
- Дмитрий выпытал. Без пыток. Василий при людях признался. О том и бумага есть за подписями видаков. Как наших, так и ляхов с немцами.
- Так вот за что Иван Васильевич Анну в монастырь упек… - покачал головой Иван Кольцо. – Я бы убил.
- Иван, - серьезно сказал патриарх. – Не знаю, поверишь ты или нет, но царь не бросал вас. В том году только война завершилась тяжелая. Все царство та война опустошила да пожгла. У царя ни людей, ни оружия, ни припаса огненного почитай и не было. Послал все, что смог найти. Свеи, ляхи да татары угрожали Москве. Но он – послал вам припасов и людей. Последнее отдал. Сейчас не отвечай ничего. Просто подумай. И когда в следующий раз что удумаешь – вспоминай Дмитрия, что отвел свой пистоль да пальнул впустую. Ты даже не представляешь, как он похож на отца….
Глава 4
18 марта 1605 года, Смоленск
Делегация от Сигизмунда приехала довольно быстро. Это объяснялось в первую очередь тем, что возглавили ее Станислав Жолкевский и довольно высокопоставленный иезуит Муцио Вителлески , который оказался втянутый в это дело совершенно случайно. Посетил Речь Посполитую по делам ордена. Узнал о походе Сигизмунда к «восточным варварам». Заинтересовался и прибыл в Оршу одновременно с королем, бежавшим от разгрома. Что только добавило любопытство Муцио.
Договор подписали быстро. Нет. Очень быстро!
Положение, в которое поставил Дмитрий Речь Посполитую своей победой, оказалось крайне щекотливым.
Уже пять лет шла война между Сигизмундом и его дядей – Карлом, что выгнал племянничка со шведского престола. И совершенный разгром армии под Смоленском давал Карлу существенное преимущество. Пусть временное, но все же. Тем более, что вместе с армией оказалась потеряна и походная казна короля.
В самой Речи Посполитой положение Сигизмунда было также довольно шатким. Настолько, что если бы иезуиты и Рим не поддерживали его напрямую, давно бы вылетел и отсюда. Страшное поражение под Смоленском подорвало и без того очень невысокий авторитет короля, грозя вылиться в законное восстание шляхты – рокош . Причем не малый, частный бунт, а в весьма масштабный, грозивший смещением и изгнанием. То есть, в воздухе запахло «шведским сценарием». Поэтому предложение Дмитрия заключить мир, сохранив «status quo», более чем устроило Сигизмунда.
Подписали.
Пожали друг другу руки.
И разошлись.
Дело сделано. Пора и честь знать.
Однако Муцио Вителлески не мог просто так отпустить Дмитрия в его поход на Москву. Слишком он оказался им заинтригован.
- Сын мой, не уделишь скромному монаху немного времени? – Вкрадчиво поинтересовался Муцио на одном из наречий немецкого языка, вечером того же дня на приеме, посвященном мирному договору. Вообще-то банальной пьянке, но Дмитрий в ней принял лишь символическое участие. Не любил и не хотел привыкать, да и не в том он был положении, чтобы терять контроль над ситуацией, что неизбежно следует из обильных возлияний.
- Вижу, ты тоже не испытываешь страсти к горячащим кровь напиткам? – Уклончиво ответил Дмитрий, размышляя – следует ли ему вступать в дискуссию с этим иезуитом или нужно уклониться. Дмитрий ответил на вульгарной латыни с примесями немецкого языка. Но иезуит понял и оценил. Как не знание в должной мере разговорной латыни, так и желание в ней попрактиковаться.