- Все очень просто, - улыбнулся Дмитрий. – То название пошло от чухонцев, что первыми познакомились с викингами. Те, правда, говорили «руотси». Славяне же, приняв слово, переиначили его в «русь» . Изначально слово означало «гребец» - так называли только членов команды варяжских кораблей. Позже, с укреплением власти Рюриковичей, так стали называть всех, кто служил князю, а далее и царю. Считай слуга государев. Притом, совершенно неважно какого он рода и племени, главное, чтобы верно служил. Ибо держава Рюрика изначально включала в себя и фризов, и данов, и свеев, и славян, и чудь, и водь, и многих других. Дальше же она только расширялась и насыщалась многообразием родов: булгары, половцы, мордва и прочее, прочее, прочее.
- Хм. – Задумчиво произнес Борис. Ему весьма и весьма понравилась такая трактовка. Очень удобная для державного строительства. - Тогда Олег выходит, тоже был князем Руси?
- Князем, то есть, конунгом, был только Рюрик. Во-первых, он был древнего княжеского рода – последний из Скьёльдунгов. Во-вторых, пришел к Олегу уже владетельным графом, державшим под собой, по меньшей мере, Дорестад и Рюстринген. В-третьих, Олег был обычным ярлом, тихо сидевшим в своей крепости и носа за ее пределы не совавшим. Рюрик же, прибыв к нему на помощь, поступил так, как и должно конунгу. Привел под свою руку все окрестные племена, установив мир и порядок в округе. Правда, не успев толком закрепиться, Рюрик умер. Молодость его осталась далеко позади, а многие походы и сражения за наследие отцов здоровья не придают. Так в одночасье сложилась ситуация, при которой все его завоевания могли пойти прахом. Ведь на Ильмене осталась его дружина при малолетнем сыне - Игоре. Вряд ли они захотели бы ходить под ребенком. Дело спас тот самый Олег. Он выдал свою единственную дочь Ольгу за Игоря, став при юнце наставником и регентом. Это устроило и ладожских, и ильменьских викингов. Они объединились и двинулись на юг. Так и дошли до Киева, выбив оттуда хазар. Сын же Игоря и Ольги, Святослав окончательно смог решить хазарский вопрос. Так завершилось формирование Руси – древнего, еще варварского королевства, выстроенного вокруг одного из важнейших в Европе торговых путей.
- Да, - кивнул Борис впечатленный. – Весьма занимательная история!
- Страсти в былые времена кипели ничуть не хуже, чем в наши дни. А главное – без всяких несуществующих братьев Кесаря и прочих волшебных выдумок. Да и чего стыдиться? Жизнь и судьба Рюрика достойна воспевания в романах и балладах. Тем более он был крещеный, когда шел к Ладоге...
- Крещеный?! – Перебил его удивленным возгласом царь.
- Конечно. Не менее трех раз, - улыбнулся Дмитрий. – Когда ему остро требовались деньги, он шел к священникам и предлагал покреститься, если они заплатят. Платили. Он и крестился. Иногда, правда, не договаривались. Тогда он был вынужден, скрепя сердце, разграблять церковное имущество. За что и получил прозвище «Язва христианства». Ольга, кстати, тоже была крещеной задолго до поездки в Царьград.
- Как же так? – Удивилась царица.
- История крещения Ольги в Царьграде – это обычная сказка, слово в слово повторяющая приключения царицы Савской. Выдумка времен прабабки, которая желала показать первенство греков в крещение Руси. На самом деле Ольгу окрестили еще юной девой, правда, по латинскому обряду. Другой вопрос, что позже она прониклась греческим благочестием. Да и что говорить? Ведь во времена молодости Владимира Святого в Киеве уже стоял небольшой латинский храм. Но Владимир, все же, несмотря ни на что, выбрал греков, как и Ольга.
- Получается, - после довольно долгой паузы произнес царь, - что Владимир начал новую веху в истории Руси. По-настоящему окрестив варварское королевство, после неудачи латинян.
- Крещение было очень важным, но все-таки не ключевым моментом в той новой вехе. Владимир стал расширять княжескую власть и подводить под свою руку племена, живущие вдоль торгового пути из варяг в греки. И не просто обкладывать их данью, а полноценно подчинять своей воле. В этом деле помог случай, перевернувший все. Что вы знаете о его матери? О Малуше?
- Ключница Ольги, – пожал плечами Федор. – Рабыня.
- Рабыня, с которой Ольга столько возилась? Времена были поганые. Князь мог иметь много жен и наложниц. Ну, позабавился. Ну, понесла одна из рабынь? И что с того? Сколько таких бастардов по свету бегает? А там натуральный скандал вышел…
- И что же там случилось? – Впервые подала голос Ксения, что весь вечер спокойно и вдумчиво изучала Дмитрия. Он же только сейчас позволил себе ее пристально рассмотреть.
Среднего для тех лет роста молодая женщина, была далеко не грацильной комплекции. Такая крепко сбитая барышня с заметной барочной пухлостью. Густые и длинные прямые волосы были черны до удивления. К ним в дополнение шли такие же угольно черные, но живые, выразительные и очень внимательные глаза. Лицо в целом не отличалось какой-то особой красотой и, если бы, не слишком густые, практически сросшиеся брови, было бы приятно .
Современники называли ее одной из самых красивых женщин своего времени. Но для Дмитрия это было не так. Барочные красавицы не представляли для него «гастрономического» интереса. Кроме того, взглянув на нее, он вспомнил фото из гарема последнего шаха Персии. Да, ей до тех прелестниц нужно было еще расти и расти. Но отделаться от этих жутковатых ассоциаций Дмитрию оказалось не просто. Прежде всего, из-за чрезвычайно пышных бровей. Да чего уж там? Практически моноброви.
Ситуацию немного спасало только то, что для Руси начала XVII века она была прекрасно образована. Чтение, письмо, счет, риторика, стихосложение, пение, игра на лютне, рукоделие. Да еще языки. На фоне большинства девочек-аристократок она выделялась словно профессор перед студентами. Но внешность Дмитрия угнетала. Особенно из-за того, что, скорее всего, придется в будущем взять ее в жены. И ведь не объяснишь. И не поймут. Все вокруг считают ее эталоном красивой женщины….
- Все довольно просто и лежит на поверхности. Древлянский князь Мал убил князя Игоря. Княгиня Ольга отомстила за мужа и взяла Мала в плен со всей его семьей. Но древляне не успокоились и продолжали волноваться. Малуша была дочерью Мала. Ольга в унижении держала ее, словно рабу. Хотя брат ее, Добрыня, заслужил к себе доверие и был в дружине Святослава. Видимо он и склонил князя к близости с Малушей, дабы та родила ему сына и обеспечила тем поддержку древлян.
- Весьма любопытно, - покачал головой впечатленный царь, который до того практически не интересовался такими вещами, как и все на Руси. - Ты ведешь записи своих трудов?
- Да. Но, к сожалению, они далеки от завершения. Архивы наши скудны. А взять иные свидетельства не откуда. Те же слова, что в Ксантенских анналах записаны, я просто помню, ибо читал список как-то. Нужно по городам да монастырям собрать пергаменты древние. От латинян попробовать чего-нибудь добиться. Записи попросить старые данов, повествующих о доме Скьёльдунгов. Греков потревожить, дабы списки трудов древних сделали. Тогда может все и прояснится в цвете и деталях. Сейчас же только тусклые наброски. Нужны годы серьезного труда. Полагаю, что надобно начинать с того, что по монастырям древним ехать да выколачивать с них старые пергаменты для списков.
- Хм…. – немного нахмурился царь. – Это обождет.
- Что-то случилось?
- Я решил удовлетворить твою просьбу о создании терции.
- О! – Оживился Дмитрий.
- Но с одним условием. Рядом с тобой будет Федор , которого ты станешь учить, разъясняя все.
- Насколько свободно я смогу действовать? Мне нужно будет заказывать вооружение, доспехи, платье, обувь и прочее имущество. Там много сложностей и решать их нужно будет быстро.
- Я приставлю к тебе дьяка.
- Бить его можно?
- Как сочтешь нужным.
Трапеза завершилась довольно быстро. Дмитрий откланялся. И отправился в свои покои. Пока один. Но уже с будущего дня Федор должен был стать чуть ли не тенью царевича. Царь особенно настаивал на объяснении и разъяснении всего, что Дмитрий станет делать.
Глава 3
1 мая 1604 года, Москва
Дмитрий тихо паниковал и ужаленным кабанчиком носился по всему городу. Ему казалось, что затягивает порученное дело и ничего ровным счетом не успевает. Хотя аборигенам, привыкшим жить в этой эпохе, думалось совсем иное. Иной раз даже поговаривали, будто сын Ивана Васильевича какое-то слово тайное знает, чтобы быть одновременно в разных местах.
Вот рыбак идет на лодке, спускаясь по Яузе к Москве-реке. Смотрит – чуть севернее немецкой слободы царевич со свитой мелькает. Осматривает то, как идут работы по возведению казарм и хозяйственных построек для размещения нового полка. Чуть отвлекся. Задумался. Смотрит – тот же самый царевич уже в мастеровых рядах мелькает сильно южнее. Ругается вновь и вновь с недостаточно расторопными кузнецами да прочими ремесленниками. Чуть позже на торговом ряду слышит, что царевича видели в поле, что к западу от города. Там, где идут ежедневные упражнения с новобранцами. Строевая подготовка и диво – физическая, с полосой препятствий, полевым стадионом и прочими ухищрениями. Споры о том, где сейчас находится Дмитрий, стали для москвичей обычным делом. Казалось, что был он везде. Им казалось. Ибо привыкший к темпу XXI века царевич даже ленился настолько интенсивно, что мог вспотеть от безделья, ощущая, что не успевает толком отдохнуть.
Окружавшие Дмитрия люди выли. Натурально. В голос.
Нужна раскачка? На! Прямо под жопу!
И при всем при этом, несмотря на бешенную по местным меркам активность, он находил время для визитов вежливости, посиделок с царем и бумажной работы…
Борис Федорович стоял на крыльце и созерцал занятия по фехтованию, к которым подключился не только его сын Федор, но и с десятка два охочих из числа стрелецких начальных людей да поместных дворян.
- Ты прочел его работу? – Спросил царь, стоявшего рядом патриарха.
- «Русь изначальная»… - медленно произнес тот. – Прочел. И перечел. И еще раз. Уже пятый раз читаю и думаю. Он так писал дивно. Его слог прост, быстр, точен и язвителен. Столько острот и шуток. А ведь пишет о государях! Не понимаю….
- А что, он другой? Иной раз такое скажет, что хоть стой, хоть падай. И ведь всегда в точку.
- Да, - кивнул патриарх. – Отец его Иван Васильевич тем же отличался. Только к его чести был набожен весьма и человеколюбив. Зря никого не обижал.
- Так этот тоже…
- То руками. А словами? Иной раз и обидеться хочется, а понимаешь – не за что. Ведь прав собака рыжая, прав. Но все равно – больно от тех слов. Мнится, он за грехи тяжкие нам даден, дабы осознать их и раскаяться смогли при жизни.
- Куда уж больше? – Раздраженно фыркнул Борис.
- В книге той, что он написал, смысла намного больше, чем лежит на поверхности….
- О себе писал?
- Того не ведаю. Но намеков достаточно. Он явно связывает себя духовно с Рюриком. Мне кажется, что ему хочется повторить путь далекого предка. Сколотить дружину. Побороться за престол. И отбыть за море – новую корону создавать. Мы уже даже знаем – куда. Оттого и Шуйских за Рюриковичей не держит. Ему приятно считать себя последним в роду.
- Бунт поднимет?
- Не думаю, - покачал головой патриарх. – Он убежден в том, что если даже захватит власть, то потеряет ее. Я говорил с ним об этом несколько раз. Причем каждый раз он рисует ужасы одни страшнее других. Его неверие в людей поражает.
- Поэтому и Ксению в жены брать не хочет?
- Да. Он себя ничем связывать не хочет. Вон – чуть ли не силком признался в том, что сын Ивана Васильевича. Дмитрий чувствует себя у нас чужим. Это хорошо видно.
- Так он вырос на чужбине! – Возразил царь. – Да, притом, без детства и семейного тепла. Как еще он себя должен чувствовать?
- Я не знаю… - покачал головой патриарх.
- По городу вновь поползли слухи, - хмуро бросил Борис.
- Слышал.
- Очень опасные слухи! Они подталкивают меня на убийство Дмитрия. Но это конец! Кто бы его сейчас не убил – подумают на меня. И люд восстанет. Судя по всему к этому и ведут.
- Я же говорю – слышал!
- Вот и поговори с ним! Это кровь и смута. Кто-то готовит страшные дела. Я… - начал говорить Борис и замялся. - Я готов назначить его моим наследником, если он возьмет в жены дочь. Напомни ему истории с дочерями Олега и Мала. Не все так плохо.
- А твой сын?
- Если ветка Дмитрия прервется, то сын или его потомки станут следующими в наследовании. Отодвинем Шуйских в сторону. Он же их ненавидит. Разве не обрадуется? А Федя… он поймет и простит. Ведь враги хотят убить нас всех. И его, и сестру, и мать. Я объясню ему.
- Не знаю, - покачал головой патриарх. – Я попробую, но его душа для меня потемки.
- Ты уж постарайся. Чую это Шуйские воду баламутят. Они любят и умеют. Они опасны. Нужно спешить.
Глава 4
3 мая 1604 года, Москва
Патриарх не успел.
Пока он телился и собирался с мыслями в лучших традициях эпохи на Дмитрия совершили покушение….
Уже вполне привычно - на выходе из лавки.
- Бей! – Раздался знакомый скрежещущий голос, которым кто-то из казаков переговаривался из-за забора возле подворья Московской компании.
Дмитрий отреагировал рефлекторно. Сначала дернулся в сторону, заваливаясь за большую бочку. Потом услышал выстрелы. И только потом подумал. Почему? Леший его знает. Жизнь в этой эпохе его стремительно меняла.
Били откуда-то с крыши.
Секунда. Вторая. Третья.
Царевич рывком выскочил из-за бочки.
Бах! Бах!
Ударили в стену лавки две пули.
Выхватил нарезной пуфер. Разворот. И…
Он встретился взглядом с казаком, что возвышался над крышей дома, стоявшего напротив выхода из лавки. Между Дмитрием и казаком было метров двадцать от силы. Сухое, обветренное лицо с загрубевшей кожей и грубой, седой щетиной. Пронзительные голубые глаза. Плотно сжатые губы.
В руках казака была фитильная пищаль, изготовленная к бою и наведенная на Дмитрия. С такого расстояния опытный стрелок и из столь доисторического карамультука не промахнется. Царевич же держал нарезной пуфер – легкий пистолет с колесцовым замком.
Эскорт Дмитрия частью был убит, частью ранен. Казаки явно поначалу ударили мушкетонами, зачистив площадку крупной картечью. Чтобы разом вывести из боя всех, кто мог помешать делу.