Или думали? А как же – думали! Я даже переживала, что тут радиация повышена! А Олег доказал… Да, против гипотезы о радиации он нашел аргументы. А вот подумать своей стриженой головой над предупреждением матери не удосужился! А она прямо написала: эвакуирую людей! Значит, людям было от чего бежать? Даже если и не от радиации?…
– Да разве ж так можно?- возмущался некто третий, чиркая кресалом, и пытаясь высечь искру. – Что ж вы с собой делаете, дурачье? Анты вы безмозглые!
Искра выскочила, что-то запалилось, стало светлее.
Я села на полу, подтянув ноги. Хотелось немедленно подняться, но я боялась, что тут же свалюсь от слабости. Радовало одно – гул многочисленных голосов внутри стих. Да и желание вести дискуссии с собственными пальцами тоже исчезло.
Один голос, правда, остался. Он был хриплый, но зато мой собственный:
– Пить… – попросила я.
– Где, что?… – заметался Серега.
– Вон там ковшик, на приступочке, – указал смоляной бородкой молодой худощавый парень, чуть обернувшись и не прекращая своего занятия – он зажигал очередной светильничек в целом их ряду, вывешенном на стене. Стене столь же беломраморной как и пол.
Обыкновенный парень, я тысячи таких видела. Дома. Но здесь, где вокруг только песок да остатки былого величия?
Вода, которую Серега подал мне в объемистом деревянном ковшике была на редкость вкусной. Или мне так показалось?
– Ладно, хватит уж света, – махнул парень и спрыгнул с длинной мраморной скамейки на пол. – А ты подняться не хочешь? – спросил он меня.
– Если ты мне предложишь руку, как галантный кавалер…
– Руку? Ого! – присвистнул он. – Губа не дура – сразу замуж просишься!
– Я? Замуж? – возмущение даже прибавило мне сил. – Да как ты смеешь! За тебя что ли?
– Ну ты же сама мне предложила отдать тебе руку? – удивился парень.
– Подать предложила… – объяснила я ситуацию, чувствуя что краснею. – Отдавать мне никаких рук я не просила! Вот еще! А тебе трудно было девушке помочь на ноги встать? Больше ничего от тебя и не требовалось.
Парень внимательно смотрел на меня, и в глазах у него плясали веселые чертики. Или отблески тусклых коптилок по стенам.
Наконец он сказал:
– И откуда ты взялась, шустрая такая?
– Я? – возмутилась я. – Откуда надо! А вот ты откуда взялся? В письме Шагировой было написано, что всех эвакуировали!
– Шагировой? Великой княгини, что ли? – громко присвистнул парень (ну чистый соловей-разбойник). – Так ты шагировская? Из антов? Да нет – наверно из голутвенных. Анты столь дерзкими грубиянами быть не могут…
– Я – грубиянка? – ахнула я. – Сам ты… Хам, вот кто ты!
– Вот, вот. И я об этом… Ну, рассказывай, – он уселся на скамью, не отводя от меня взгляда.
– Что – «рассказывай»?
– Ну, с чего это ты вдруг в господскую спальню полезла? Жить надоело? Или так уж захотелось в спаленке княжеской понежиться, что никакой мочи терпеть не было?
Я нашла наконец в себе силы подняться с холодного пола и присела на бортик бассейна с журчащей проточной водой. Бортик оказался не намного менее мраморным, холодным и жестким чем пол. Но пересаживаться с него я не спешила. Да и некуда было. Подозреваю, что скамейка, на которой расположился лихой чернобородый парень, была подстать и полу и бортику бассейна.
– Чего молчишь-то? – поторопил парень. И обернулся к Сереге. – Чего она молчит, не знаешь?
Серега неуверенно переступил с ноги на ногу:
– Да я и не знаю… Сестренка, ты почему молчишь?
– Так ты – ее брат? – удивился парень. – А и не подумаешь…
– Не то чтобы брат… – замялся Серега.
– Ты один здесь такой, неэвакуированный? – задумчиво полюбопытствовала я, поднимаясь с ледяного мрамора.
Ведь если он не один, то это полностью меняет дело. Зря тогда, получается, Олег расстраивался, что погибло его княжество. Не погибло! Что-то здесь, конечно, все-таки стряслось, но жить, получается, можно. И нужно. Парень этот выглядит вполне здоровым, довольным жизнью. Никаких болезней у него, вроде, не наблюдается. Надо будет нашего малолетнего князя завтра порадовать. Нашли мы ему подданных.
А парень уже стоял рядом, чуть нависая надо мной. И чертенята в его глазах плясали уже не столь весело. Почти угрожающе:
– Сильна ты обзываться, девка, – качнул он косматой гривастой головой. – Язык – что помело! И где только слов таких набралась – «эва», «куированный»… Какой я тебе куированный? Ты ври да не завирайся!
Я чуть попятилась, но ответила с достоинством:
– Я тебя не обзывала, первый начал – это раз! «Эвакуированный» – вполне приличное слово. Это два! Просто Шагирова писала, что никого здесь нет… Ну, я так поняла ее, по крайней мере… И вдруг появляешься ты. Конечно, я заинтересовалась. И ничего обидного в этом нет!
– Чтой-то я не пойму, – наморщил лоб парень. – Говоришь, великая княгиня тебе письмецо отписала? Значит, жива она? И где сейчас?…
– Мне? Нет! – засмеялась я. – Мне… Меня она и знать не знает… Сыну своему.
– А как тогда к тебе письмецо попало? Своровала, что ли? Вы, голутвенные, такие вороватые бываете!…
Чувствуя, что закипаю, я вскинула подбородок:
– Сам же обзываешься! Первый! Опять! Не знаю, чем обозвал, что за ругательство это твое «голутвенный», но только сразу предупреждаю: я не из таких! Что б ты знал! И письма я не крала. Олег сам давал мне его читать!
– Этот, что ль? Братец? – парень презрительно ткнул пальцем в сторону Сереги. – Значит, он своровал великокняжеское письмецо?
– Какое письмецо? – забеспокоился Серега. – Я ничего ни у кого не воровал!…
– Олег – это и есть сын Шагировой. Которому она писала письмо. И он мне сам его давал. Никто ничего не крал. И вообще здесь находятся очень честные люди. Почти все. Кроме тебя. – заметив, как у парня сжимаются кулаки, я поспешила разъяснить. – А про тебя я просто не могу ничего сказать. Потому как тебя совсем не знаю и вообще в первый раз вижу. Может ты и честный и вообще – лучше, чем на первый взгляд кажешься. Но только мне это не известно. Вот!
Я с облегчением выдохнула, надеясь, что теперь-то уже все объяснила самым тщательнейшим образом. Но, наткнувшись на колючий взгляд парня, поняла, что лучше все-таки жевать, чем говорить…
– И где он? – презрительно сказал, почти выплюнул, парень.
– Кто? – я отступила еще на шажок.
– Пащенок этот? Сын великой княгини. Прячется где-то? – он обвел взглядом полутемный мраморный зал, будто надеясь увидеть в нем Олега. Или, по крайней мере, то место, где Олег прячется.
– Здесь нет Олега! – все еще с достоинством сообщила я. – И почему это он должен прятаться? Это его княжество! Так ведь? Это же князей Шагировых имение?
– Имение, имение, – подтвердил парень злобным кивком. – Да только ему и в материном имении не спрятаться! Не знал я, что у нее сынок здесь остался! Если б знал, не один бы пришел – всю ватагу привел бы! Мы уж тут все перевернули бы, но нашли пащенка! Говоришь, нету его здесь? Опять враки! Сама только сейчас проболталась, что письмо материно он самолично тебе давал читать! Ну ничего… Я отыщу его… Уж как-нибудь… Не столько здесь мест, чтобы спрятаться…
– Молодой человек! Что вы мелете? – не в силах сдерживаться прикрикнула я на чернобородого. – Что за намеки? Зачем вам вдруг понадобился Олег?
Мне стало совсем не по себе… Рассказала первому встречному про Олега, а он оказался врагом его… Или не его, но его матери… И теперь, кажется, планирует отомстить матери через сына… А Олег утром придет, напорется на этого чернобородого убийцу… Как все неладно…
– И вообще! – запальчиво объявила вдруг я. – Сын за отца не отвечает! И за мать тоже! Если у тебя, придурок, какие-то счеты с его матерью, то при чем тут ребенок?!
У парня даже глаза округлились от моей наглости. Но потом он окинул меня понимающим взглядом и сообщил:
– И все-таки ты антка! Не голутвенная. Это анты за своего хозяина готовы и в огонь и в воду.
– Можешь пытаться оскорблять меня своими непонятными словами и дальше, – покачала я головой. – Но потрудись все-таки объяснить: за что ты так ненавидишь Шагировых? Что они тебе сделали?
– Мне? Да ничего особенного! Я был кто? Лыцар, сын лыцара, внук лыцара – и так до двадцатого колена. Уважаемый господин. У меня антов было – пять сотен душ. Я служил князю Турскому, как служил ему мой отец и отец отца. И жили мы по Прави. И были вокруг покой и тишина. А потом явилась неведомо откуда княгиня Шагирова – и началось! Князья целой толпой пошли на царово величие, спалили славный Вышеград, поубивали множество христианских душ, двинулись топтать другие княжества, верные царову величию. А ведь царова воля не сама миру явилась! Она дарована нам Свыше! Ну и добились своего бунтовщики! Пролился на мир гнев Божий! Разверзлась Киршагова пустохлябь, затопила все княжества и лыцаровы уделы – и объяла души христианские кручень карачунная! А сама Шагирова – даром что выпросила у царова величия титл себе не просто княгини, но великой! – так ведь не осталась здесь, с нами, верными трону князьями и лыцарами. Куда там! Сбежала! И увела с собою тьму народа. Тем и кончился мир вокруг. А ты спрашиваешь, что Шагирова сделала… Да после этого не только пащенка ее – весь род ее ядовитый извести надобно. Под корень! Чтоб и памяти не было об этой заразе-погубительнице!…
Чернобородый так истово потрясал своими кулачищами перед моим лицом, что Серега настороженно придвинулся поближе, а я не выдержала, подала голос:
– Ой, ой! Расходился! Раскричался! Ничего я не поняла из твоего крика кроме главного. Шагировых ты ненавидишь потому лишь, что лишился пятисот душ. Крепостных холопов, надо полагать. Да уж, это серьезная причина! Экая потеря! Такое богатство из рук ушло!… Бедненький ты, бедненький… Что, неужели у тебя теперь совсем крепостных не осталось? Даже десяточка? Тогда конечно! Есть из-за чего крик поднимать!
Пока я говорила, удивление на лице чернобородого парня сменилось любопытством.
– Охо-хо… А ведь ты и не антка! Кто ж ты тогда? И откуда? Я в шагировском имении бывал уже, но никогда ни тебя, ни братца твоего не видал… Ой, сдается мне – ты ягодка еще та… Одного поля с великой княгиней. Та ведь тоже невесть откуда появилась. Ты ей, случаем, не сродственница? Не из княжен ли Шагировых? Неужто явился новый росток на их родовом княжеском древе? – он почесал в бороде. – Ох, чует мое сердце – зря я тебя спасал! Зря… Однако же… Хорошее дело никогда не поздно свершить. Если ты такая как великая княгиня Наталья, то всему миру лучше будет когда я прямо сейчас тебя порешу. Очень божеское деяние будет! Пока ты большой беды еще не наделала…
– Серега! – отчаянно вскрикнула я, подхватываясь и укрываясь от этого маньяка за мраморным бортиком с другой стороны мирно журчащего бассейна.
– Ты, человек дорогой, того… Не хулигань… – неуверенно пробормотал Серега, беря ковшик наперевес.
– Ну вот и славно, – рассмеялся парень. – Может дерзости хоть чуток теперь да убавится…
– Если тебе так уж интересно, – сердито сказала я, – то меня зовут Елена Митякина. А вовсе не Шагирова.
– Точно не Шагирова? Уже недурно. Но, – он хитро погрозил мне пальцем, – все ж таки откуда ты? Не из тех ли далеких краев, что и великая княгиня?
– Из далеких, – согласилась я. – Наверно. А теперь твоя очередь представляться.
– Значит, прав я оказался… Елена, говоришь, Митякина? Не слыхал про таких. Князей Митякиных точно не было, а лыцаров?… Всех лыцаров не упомнишь. Я вот, например, зовусь лыцар Гаврила Ларионов.
– Может быть все-таки «рыцарь»? – поинтересовалось я все еще из-за кромки бассейна.
– От же скаженна дивчина! – восхитился Гаврила. – Ну все переиначит по-своему! Не так как ты сказала, а лыцар! Гривну видишь? – он оттянул ворот своей серой, явно домотканной рубахи, демонстрируя полоску ткани на шее. – Егунея лыцаров Ларионовых!
– Это ее название – Егунея? – уточнила я, вглядываясь в столь неожиданную вещь, как гривна. Никак не предполагала увидеть нечто, что я привыкла связывать только с Олегом, на этом чернобородом разбойнике.
– Имя ее! – гордо уточнил Гаврила.
Егунея была очень похожа на те гривны, что украшали Олега. Только чуть поуже. И еще она как-то менее энергично переливалась своими разноцветными искорками
– А «лыцар» – это звание? – решила я во что бы то ни стало докопаться до истины. – И тот факт, что у тебя есть гривна, как раз это звание доказывает?
– Оно и видно что ты издалека! – осуждающе покачал бородкой Гаврила. – Не звание. Титл это! Как видишь гривну, так и знаешь сразу как титловать христианскую душу. Меня, к примеру – лыцар Гаврила, – он подмигнул мне.
– Ты меня совсем запутал! – я привстала из-за бортика. – Если те, которые с гривнами, зовутся у вас лыцарями…
– Лыцарами, – поправил Ларионов.
– Ну да. То тогда кто такие князья? Ведь у них тоже есть гривны? Но они выше лыцаров?
– Выше, – кивнул парень, рассматривая меня с новым любопытством (которое мне как-то не очень понравилось). – Лыцары при князьях. А как же. Из нас, лыцаров, князь Турский и составлял свое войско.
– Но если князь выше лыцара, и лыцар ему подчиняется, то как же ты, простой лыцар, посмел столь непочтительно говорить о князьях Шагировах?
– Посмел… – скривился Гаврила. – Опять ты за свое! Даже если дружишь с пащенком шагировским, все равно должна понимать: Шагировы другого и не заслуживают! То, что меня антов лишили – это ладно, пусть. Но они ж, сама посуди, пошли войной против царова величия, все перебаламутили… Шагирова с Квасуровым. Эх… Жили мы жили. Все толком шло, справно. А как явилась великая княгиня, так все наперекосяк пошло!
– А не в том ли еще причина возмущения твоего, – продолжала докапываться я, – что ты не Шагировым служишь, а какому-то другому князю? Ты даже говорил какому, но я не запомнила… В чьем ты войске?
– Да так… – дернул скулой Гаврила. – Особо ни в чьем. Раньше у Володимира Карпищева был, князя Турского, а теперь и не поймешь… Ни князя Турского нет, ни антов моих… И кто кому служит?… Теперь уж вовсе не разберешь… Я иногда бываю в стане царовом, под Скарбницей. Но больше сам по себе. Наша стоянка недалече от бывших Кравенцов.
– Наша?
– Пятеро нас там, лыцаров. Вроде ватаги получаемся… воровской… – он скривил губы. – Ну еще с десяток голутвенных нашли по потайкам… Моих антов – ни одного. Да разве ж только я остался без антов? Тыщи народу перемерло – немерянные тыщи! Считай, почти все безгривенные, кого великая княгиня не увела с собой. Ведь поначалу-то никто про потайки эти, про отдушины божественные, никто не знал. И не прятался. Да и как безгривенному спрятаться, если его кручень карачунная одолела? Хорошо если кого лыцар или князь в какую потайку доставил вовремя. Но таких ведь – всего ничего. Хорошо если сейчас по потайкам сотни две душ осталось от всех царовых подданных… Теперь все люди наперечет… А, может, вы с братом все-таки голутвенные, а? Пошли бы в нашу ватагу… Я бы и тебя не обидел, и брата твоего тоже. Пойдешь? – обратился он к Сереге.
– Да я вроде как с Олежиком… – замялся тот.
– С пащенком шагировским? – поднял брови Гаврила. Потом пристально взгляделся в Серегу. – Слушай, а ты-то, часом, не ант? Бывает ведь такое – сам, вроде, голутвенный, и из рода голутвенных, а на деле – ант! Как звать-то тебя?
– Сергей Дмитриевич Михайлов, – последовал чинный ответ.
– Как это – Михайлов? – удивился Гаврила. И обернулся ко мне. – Ты же, кажется, из рода Митякиных? Или вы не родные брат с сестрой?
– Названные, – коротко пояснила я.
– А-а, – понимающе кивнул Гаврила. – Ну-ну… А ты, Сергей Михайлов, тоже из далеких краев?
– Тоже, – ответила я за него.
– Ну тогда рассказывайте, – со вздохом приказал Гаврила, располагаясь на скамье. – Зачем явились сюда из своих далеких краев? Как с пащенком шагировским сдружились? Что делать собираетесь?
– Много вопросов, – поморщилась я, – и все не по существу.
– Во как? А какие вопросы тебе, красавица Елена, нужны?
– Мне не вопросы нужны, а ответы.
– Ох, молодец, Елена! – засмеялся он. – Сама ничего не говорит, а только все выпытывает! Прямо не баба, а… Слушай, может, и правда – не баба? Дай посмотреть, а то я пока нес тебя, то не все еще рассмотрел, – он хитро прищурился и протянул руку, как бы намереваясь встать и направиться ко мне.