Теперь уже и я слышала шаги. Они приближались. Люди направлялись прямо в нашу пещерку. Вот тебе и «секретная потайка»! Каждый прохожий о ней знает.
Три темные фигуры. Скафандры настолько чернильно-черны, что даже среди ночного мрака выделяются. Если присмотришься. И знаешь куда смотреть.
Вот первая фигура, тяжело ступая вошла под свод пещеры. Подошвы чуть стукнули о мшистый камень и скафандр отреагировал мгновенно. Вернулся в гривны – только воздух едва слышно вздохнул.
«Неужто Гаврила убьет его, – взволновалась я. – Прямо сейчас, не разобравшись кто он?»
Но наш лыцар никак не проявил своего присутствия за спиной гостя. Ждал прихода остальных, чтобы расправиться сразу со всеми?
– Вроде здесь, – сообщил сочный приятный баритон. – Дошли, кажись…
И тут Гаврила совершенно разочаровал меня. В одно мгновение он пустил все свои предыдущие приготовления и всю маскировку коту под хвост. Потому что распрямился в полный рост и произнес громко, ошеломленно:
– Семен, ты?
– А ты думал кто? – усталым, но довольным голосом подтвердил Семен. – Сейчас и Федор подойдет.
– А кто третий с вами? – радостно спросил Гаврила.
– Третий… – замялся Семен. – Да ты его не знаешь…
– Семен! Как же ты чужому открыл мою секретную потайку? – возмутился Гаврила.
– Ты, это… Зла не держи… Сам сейчас поймешь…
Еще две фигуры вступили в пределы пещеры. Их скафандры тоже исчезли, но я продолжала видеть лишь силуэты на фоне входа.
– Неужто пришли? – измученно спросил один. – Говорил же: нельзя по темноте ходить! Еле добрались…
Но второй ему не ответил. Только присел на пол, тяжело дыша.
– А добрались как раз и вовремя, – сказал Семен. – Вот и застали здесь Гаврилу!
– Здорово, Федор! – поприветствовал гостя наш лыцар. – А кого с собой привели?
Третий путник поднялся с пола пещерки – явно через силу. Пробормотал тусклым утомленным голосом:
– Здравы будьте, лыцар Ларионов. Я лыцар из рода Акинфовичей, кличут Матвеем.
– Царов порученец, – громко сообщила я.
– А вот и безгривенная княгиня Елена, – вяло откликнулся Акинфович. – Здравы будьте, княгиня. Откуда меня знаете?
– Вы приходили в потайку лыцаров Евграфа и Бориса. И приказали им держать всех нас под замком до приезда цара со всем его табором.
– С царовым станом, – автоматически поправил Акинфович. – Вы наблюдательны, княгиня. Хотя и не знаю как вам удалось меня увидеть. Ведь я ушел оттуда, что б передать цару весть о вашем прибытии, раньше чем вас перенесли в потайку из пустохляби…
– А я вас и не видела. Да и сейчас не вижу. Темно. Но слышать о вас – слышала. И о вашей миссии.
– О, все как царово величие предупреждал! «Миссии»… Тайные слова, тайные намерения… Надо полагать, молодой князь Квасуров-Шагиров тоже здесь? Здравы будьте, княже!
– И вы здравы будьте, царов порученец, – откликнулся Олег. – Что за поручение вы теперь исполняете?
– Всего только передаю приглашение, князь. Цар приглашает вас, а также княгиню и всех прочих, кто с вами, прибыть к нему на уединенцию. В Кравенцовскую потайку.
– Значит, опередил в пути нас цар все-таки… – отметил Олег.
А Гаврила радостно воскликнул:
– О, так мы ж туда и идем!
– Говорил – нечего спешить! – зло пробормотал Федор. – Гаврила все одно привел бы их домой, в нашу в потайку! Только жилы чуть не порвали – неслись сюда по темноте как угорелые!
– А если б не привел? – устало возразил Акинфович. – Раз цар распорядился быть нам здесь и ждать прихода малолетнего князя, так не выполнить царову волю никак нельзя!
– Ну, все, слава богу, исполнено, так что теперь и поспать можно! – подвел итог дискуссии баритон Семена.
– Кто как, а мы еще не вечеряли, – сказал Гаврила. – Давай, Сергей, сюда факел, опять его зажгу – не в темноте же трапезничать!…
– Заодно и гостей наших рассмотрим, – подала я голос.
Но рассмотреть их особо не удалось. Когда факел наконец был зажжен, все трое вестников уже спали. Прямо на голом полу пещерки. Совершенно беспробудным сном.
А утром уж я не в состоянии была кого-то рассматривать. Еще сонную меня уложили на тележку, и повезли в песчаные просторы. И я опять нырнула в отвратительное небытие карачунной кручени. Которая поглощала меня теперь почти мгновенно – стоило лишь пересечь границу и шагнуть на снежно сияющую белизну…
***Гаврила торопливо пал на одно колено. Но увидев, что мы – я, Олег и Серега – ограничились приветливым кивком, тоже поднялся. Неуверенно сутулясь пристроился рядышком, чуть сзади. Его бы воля – так вообще спрятался за наши спины. Но воля была царова.
Сам цар оказался молодым еще человеком. Невероятно худым. С бледным и каким-то отечным лицом. И застывшим взглядом безжизненных серых глаз.
Хотя, может быть, такой остановившийся взгляд ему положен по этикету? Как и золотая корона на голове, малиновый трон под высоким балдахином, скипетр с державой в руках?
Царов шатер был велик и высок – чуть ли не мачтовые бревна возносились ввысь, удерживая на себе тяжелые складки шатрового полотна, расшитого алыми маками и синими соколами. В его пространстве терялась немногочисленная кучка придворных, царовы охранники с бердышами, чинно замершие по обеим сторонам тронного помоста. Наверно терялись и мы – группка путников, одиноко стоящая посреди длинной ковровой дорожки, которая тянулась от входа в шатер почти до самых степеней тронного возвышения. Почти – потому что ковер оканчивался метрах в двух от тронного помоста, как бы намекая: дальше хода нет! К царову величию нельзя приближаться вплотную!
Мы стояли молча. И все вокруг молчали.
Тишина тяготила.
Ну, с нами все понятно – мы вызваны, а потому не нам должно быть дано первое слово. Но цар-то чего как в рот воды набрал? Когда же начнется обещанная «уединенция»? Предполагалось ведь, что нас ждали для общения. Для разговора. Ну еще может быть для того чтобы заковать в кандалы и начать пытать – не знаю… В любом случае – что-то с нами делать, а не держать в тишине и молчании по стойке «смирно».
Впрочем, стоим-то мы, царово величие сидит-посиживает. Этак долго можно тянуть резину… И вообще – что это за «уединенция», если мы с царом вовсе не наедине? Вон вокруг сколько народу!
Я еще раз обвела взглядом пространство шатра и наткнулась на бессмысленно вытаращенный взгляд Гаврилы. Наш лыцар явно не скучал от тишины. Можно ли сказать, что скучаешь, находясь без сознания? А лицо Гаврилы напрочь покинула печать интеллекта. Она и раньше-то не слишком обезображивала его лицо, заросшее черным волосом, но теперь он напоминал просто диковинную рыбину, вытащенную из воды. Причем, вытащенную давно и успевшую забыть о своей родной стихии. Одним словом – снулую рыбину. А еще его состояние чем-то напомнила мне забытье, в которое впадают все безгривенные, попавшие на песок пустохляби. Ту самую кручень карачунную. Правда, на Гавриле гривна была. Да и вовсе не песочек был под ногами, а мягкий царов ковер. Но такие различия показались почему-то не слишком существенными.
Это гаврилино превращение мне совсем не понравилось. Я решила, что пора бы вмешаться и даже набрала побольше воздуха, чтобы произнести речь – не знаю только какую…
Но речь не потребовалась. Закоченевшие скулы Гаврилы вдруг обмякли, он судорожно вздохнул, оторопело забегал глазами, а потом вновь застыл недвижим. Но недвижим уже вполне по-живому. С морганиями, едва заметными шевелениями губ и тихим сопением.
«Слава богу, обошлось!» – порадовалась я. И тут мой взгляд упал на Серегу. И оказалось, что не так уж все и обошлось. Теперь Серега стоял каменно-застывший и выпучивший глаза. Точь-в-точь как Гаврила до этого!
Да тут, похоже, дело нечисто! Не хватает еще только Олегу впасть в ступор… Он как раз следующему по очереди. Именно он стоит в нашем строю после Сереги и передо мной. На один шажок впереди.
Я вперила напряженный взгляд в малолетнего князя, но никаких перемен в нем не заметила. Да и вообще… У меня почему-то появилось ощущение, что я пропустила нечто важное. Приятное и значительное. Потому что когда я моргнула в следующий раз, то выяснилось – справа от трона стоит седобородый пожилой мужчина в длиннополом темном кафтане с развернутым свитком в руках. И что-то монотонно читает.
«Как дьяк, – подумала я. – Как пономарь.»
И принялась вслушиваться.
– …вышеозначенному князю Олегу Квасурову-Шагирову, сыну великого князя Михаила, а токмо сыну великой княгини Натальи, известной как «погубительница мира»…
– Это не правда! – звонко и решительно прервал чтение Олег. – Мама – не «погубительница»!
Чтец поперхнулся, царовы охранники взяли наперевес бердыши, придворные попятились в ужасе.
Олег был бледен и смотрел упрямо. Готовый и дальше отстаивать доброе имя своей матери. Но с ним, как выяснилось, никто дискутировать не собирался.
Чтец осторожно глянул в сторону царова величия, но тот сохранял непробиваемое спокойствие. Будто ничего и не произошло.
А по дворцовому этикету это означало, как видно, что и вправду ничего не произошло. Потому что бердыши тут же вернулись в вертикальное положение, придворные чуть подвинулись к нам от стенки шатра, а чтец кашлянул, возвращаясь к тексту. Только – как бы по рассеянности – пропустил сомнительное место:
– … князю Олегу Квасурову-Шагирову… э-э… высочайше дозволяется и повелевается: не медля и не мешкая отправиться в вотчину свою, в Киршагский кремль для наведения там должного порядка и всяческого исправления; повелевается: взять для сего помимо войска своего, челяди, домочадцев, тако же и лыцаров назначенных для того. А именно: Семена Бренькова, Федора Серкизова, Матвея Акинфовича со войсками их, челядью и домочадцами…
Я и до сих пор молчала, а теперь так просто онемела. Цар навязывал нам в спутники своего холуя – этого Акинфовича! Это уж ни в какие ворота!
Я быстро глянула на Олега, ожидая, что тут-то он скажет свое веское слово!… Глянул на него и царов чтец, сделав паузу. Но взрыва княжеского негодования не последовало. Теперь Олег сделал вид, будто его это не касается. Почти так же, как Цар за несколько минут до того.
Обнаружив столь полное безразличие, чтец не стал затягивать паузу, а бодро продолжил:
– Для сего дела даровать и выделить из царовых запасов: тележных возков – три штуки, меч булатный кованый – одну штуку, сапоги мягкие кожаные – восемь пар…
Дальше я слушать не стала. Цар сам снаряжает нас в экспедицию? Смешно! Все, что он нам «даровал», буквально все, поименованное в царовом указе, мы и сами спокойно можем взять по брошенным поместьям. Да и у цара эти предметы наверняка из того же источника. Здесь важно другое – политическое решение: царово величие официально объявило, что нам не препятствует. Ну и конечно собирается держать нас под контролем – иначе для чего слать с нами своего доверенного человечка? Олег протестовать не стал – наверно есть основания. Может еще и потому промолчал что теперь нам ничьи набеги не страшны – с нами будет царов человек.
– …быть посему! – торжественно завершил чтец и скромно отступил в сторонку.
Тут же пришел в движение глашатай, дежурящий около выхода и зычно провозгласил:
– Уединенция окончена!
И отодвинул полог, недвусмысленно указывая нам, что пора выкатываться наружу.
Как, а поговорить?…
***– И это все, ради чего было столько шуму? – возмущалась я за ужином. – Троих лыцаров гнали, чтоб только нас не пропустить, нас самих чуть раньше вязали, проклинали – а закончилось ничем! С чем мы пришли, с тем, фактически, и уходим…
– Но ведь царово величие нас благословил! – объяснил мне Гаврила то, что я и так понимала. – Мы теперь не сами по себе – а по царовой воле!
– Мог бы и на расстоянии благословить, – фыркнула я. – Ты лучше растолкуй мне некоторые формулировки указа, ты у нас самый большой знаток придворной фразеологии? Что там про олегово войско и челядь говорилось? Ни того, ни другого я что-то не вижу!
– Ну, так положено говорить… Князь же не может в поход один-одинешенек выступать? И потом. У нас все есть. Войско – это я.
– Негусто…
– Челядь – это Сергей.
– Как это? Почему? – удивился тот.
– Ну а как же иначе? – спросил Гаврила. – Кто ж ты тогда? Если гривну князь тебе дарует – тогда другое дело. А сейчас…
– Хорошо хоть меня ты челядью не объявил, – порадовалась я.
– Вы, княгиня, тоже в указе были поименованы. Там же говорилось: домочадцы.
– Значит теперь я под этим грифом прохожу в царовых бумагах? Забавно. Но все-таки, почему цар не изволил с нами поговорить? Ведь он о нас так ничего и не знает!
– Знает, – задумчиво произнес Олег, глядя на язычки пламени, пляшущие в костре. – Более чем достаточно. Он уже выудил из нас информацию: кто мы, что мы. Ты разве не заметила? Пока мы молча стояли перед троном.
– Не заметила! – сердито сказала я, вспоминая застывшие лица Гарилы и Сереги. – Из меня он по крайней мере ничего не выудил!
– Выудил, – сообщил Олег. – Он и меня собирался распотрошить, но мне удалось как-то вывернуться. Я ему сказал: мол, чего нам мешать? Хуже чем сейчас все равно в вашем царстве уже не будет!…
– Сказал? – не поверила я. – Когда это ты успел? Тебе ж и слова вымолвить не давали!
– Пока он меня щупать пытался.
– Мысленно что ли сказал?
– Да.
– А он услышал?
– Да. Он, наверно, немножко телепат.
– Ух ты! И вы с ним это?… Телепались? Общались мысленно?
– Чуть-чуть. Я – скорее на уровне ощущений… Но все-таки основное понимал…
– Своих ощущений? Или его? – заинтересовалась я. – И что же он ощущает? Что чувствует?
– Боится он.
– Что его убьют? – я много читала про дворцовые интриги и знала – убийство самодержца – самая обыкновенная вещь при дворах государей.
– Нет. Что он окажется последним из здешних царов. Вот он и готов на все, лишь бы избавиться от такой мрачной перспективы.
– Тогда я тем более не понимаю смысла «уединенции»! Если он так боится, если все было решено заранее и указ подписан…
– Было подписано целых три указа. Они так ярко горели в царовых мыслях, что я их почти увидел! Первый объявлял нас врагами трона и государственными преступниками. И по оглашении этого указа нас должны были незамедлительно казнить. Технологию казни я не разобрал, но если руководствоваться его ощущениями, то это должно было быть не заурядное умерщвление, а нечто особенное. Утонченно-мстительное. Как бы пикантный подарок, привет великой княгине. Второй указ тоже объявлял нас преступниками, но к немедленной смерти не вел. У цара в его основном стане, под Скарбницей, имеется уютный казематик, в котором нас и предполагалось держать до упора. А когда наступит тот упор – никто не знает. И только третий указ… Ну его вы слышали.
Я сидела, боясь шевельнуться. Костер потрескивал так по-домашнему. А мы, оказывается, буквально чудом избежали мученической смерти. И даже никакие олеговы чудеса нас не спасли бы. Может сам он и смог бы уйти живым, но нас бы точно не вытащил…
Я знобко передернула плечами в теплом ночном воздухе. Ну и дела!… Хорошо, что я раньше не знала о двух указах – там, на уединенции. Иначе… Да ничего не иначе – что бы я смогла сделать? Вцепиться цару в его мерзкую бледную рожу? И то вряд ли – зарубили бы бердышами еще на подступах к трону!
Но Олег… Как он-то выдержал?
– Это ты его уговорил?… Цара? Не казнить нас?…
– Не уговорил. Таких как он – ни уговорить, ни разжалобить… Для них государственная целесообразность важнее любой отдельно взятой жизни. Чьей угодно. Подозреваю – важнее даже своей. Поэтому я и не пытался уговаривать. Только убеждал. Все по тому же принципу: хуже не будет, хуже – уже некуда! И одновременно пытался внушить доверие к себе. К своим намерениям. С трудом, но получилось…