Было неловко, но я все-таки попросила:
– Олежек, ты больше не пугай меня так, не напивайся…
Он внимательно посмотрел мне в глаза, будто ища вчерашний испуг, и кивнул. Он не выглядел «с перепоя», да и все остальные вышли из своих пенных «опочивален» свеженькими и бодрыми.
Но по поводу остальных я даже и не собиралась переживать. Я пыталась объяснить Олегу:
– Я ведь испугалась чего? Что ты стал – не ты. На твоем месте появился кто-то совсем другой… Нервный, слабый, истеричный…
– Я понял, – еще раз кивнул он. – Извини. Я не знал. Говорят ведь, что опьянение, как лекарство. Что оно снимает боль. А мне вчера стало так… Так тяжело… Вошел под родные стены, вдохнул этот воздух, снова вспомнил… его… И сломался. Это были поминки.
– Даже на поминках нет смысла напиваться.
– Да. Именно. Нет смысла напиваться. Потому что опьянение ничего не меняет. И сегодня все осталось как вчера. Только еще добавился стыд. Которого вчера не было. И ощущение потерянного времени. А надо спешить. Я ведь не знаю насколько меня хватит…
– Что ты такое говоришь? – возмутилась я. – Куда спешить? На что хватит? На жизнь? Так она вся впереди!
– Надеюсь что так, – чуть улыбнулся он. – Но все-таки не будем откладывать. Пойдем прямо сейчас, я хочу увидеть тебя во всем блеске твоей гривны. Именно твоей, с которой тебе будет хорошо. И ей – с тобой.
Он потянул меня в направлении складской пещеры.
– А ты правда дружил с ним? – спросила я, едва поспевая за быстрыми мальчишескими шагами.
– С кем?
– С песком пустохляби.
– Правда, – скупо кивнул Олег не оборачиваясь.
– Разумный песок? Ну так попроси его, чтоб он не мучил людей карачунной крученью! Пусть отступит хотя бы чуть-чуть, даст нам проходы, дорожки… Чтоб мы могли спокойно ходить друг к другу в гости, в потайки. Чуть-чуть больше даст места – для небольшого леса, поля – чтоб жить можно было…
– Его нет, – напомнил Олег.
– Как – нет? Песка? Полно! К сожалению.
Олег остановился, повернулся ко мне, сказал, напряженно разжимая челюсть, едва не скрипя зубами:
– Моего друга нет. Нет. Он умер. Поминки состоялись. Зачем ты требуешь от меня невозможного?
– А песок?… – я тоже закусила губу. Это был неприятный разговор, но он должен был все-таки состояться.
– Песок – это ничто. Растение, оставшееся на месте моего друга.
– Планктон?
Олег презрительно усмехнулся:
– Я даже об этом вчера болтал? Воистину: что у трезвого на уме – у пьяного на языке!
– Но как он мог умереть? Этот твой друг? Если он – это песок, а песок остался, живет, ползает всюду, все почти вокруг затопил – так с чего ты решил будто он умер?
– Потому что я его не чувствую. Не могу с ним поговорить. Ворошу песок, поглаживаю – а под ладонями только песок!
– Но может быть твой друг просто спит? И его надо разбудить? И ничего он не умер! Нечего было отпевать его! Просто он разлегся и дремлет! Растолкай его! Объясни, что надо чуть подвинуться, дать и нам место под солнцем!
– Эх, хорошо бы так… – Олег отвернулся, задумался. Может быть даже замечтался, хотя это так странно для него… Лицо его разгладилось от желваков, губы приоткрылись… Но длилось это мгновение. А потом он снова стал собой. Серьезным. Отвратительно, не по-детски серьезным. Терпеливым. – Елена, гипотеза о сонной пустохляби прекрасна. Поэтична. И как всякая поэзия – извини – глуповата. Перенос наших биологических законов на совсем другую биологию неправомерна. Физиология пустохляби для нас, с нашей, человеческой точки зрения – это вовсе не физиология. Так, кремний-органика… И вообще – даже не органика. Твой поэтический образ сна пустохляби разбивается о простой факт – я его совсем не чувствую. Его личности. Совсем. Тебя я чувствую – даже когда ты засыпаешь. И его раньше чувствовал. Это ощущение чьего-то присутствия и заставило меня поползти к нему. В эту пресловутую дыру. Бокша ушел, Читу умерла, а я не хотел оставаться один. И пополз к тому, кого чувствовал. К песку. Но он был не просто песком… Не тем бесструктурным месивом, что сейчас устилает огромные площади тонюсеньким слоем в три-пять сантиметров. Он был собран в котловине, он заполнял огромный объем. И в этом объеме формировались сложные связи, цепочки понятий, мысли, чувства. И разница между его уплощенной формой – растянутой, размазанной по многим тысячам квадратных километров – и той формой, которую он занимал в котловине – она огромна! И не просто огромна – она принципиальна! Она такая же как между состоянием лыцара Федора до вчерашнего дня – и после. Если бы клетки тела Федора могли бы жить самостоятельно, уже после того как его внутренности, его телесную организацию разорвало, размазало по стенкам пещеры, то мы бы получили полную аналогию нынешнего состояния пустохляби. Она сейчас – это всего лишь тонюсенький слой малоорганизованных клеток. Труп… Планктон…
Олег отвернулся к стенке. Быстро протер глаза тыльной стороной ладони, смахивая слезинку. Помолчал, продыхая как после долгого бега.
Обернулся ко мне. Скривил губы в жалком подобии улыбки.
– Будить, к сожалению, некого. Извини, Елена. Есть, правда у меня одна идея… Но она настолько сумасшедшая, что… Нет, не буду говорить. Опять придется долго объяснять, а словами это передать не просто… Давай, наконец, тебя экипируем по-настоящему. А уж потом я поведу тебя в одно местечко – может там, ты и сама все поймешь…
***Но сразу найти подходящую мне гривну не удалось.
Олег остановился вдруг возле широкой – какой-то даже слишком широкой – красновато-фиолетовой гривенной полоски. Подумал, взял в руку. Поднял вверх, посмотрел на свет (зачем? гривна ж не прозрачная!), сказал:
– Ага!
Поманил Серегу:
– По-моему это как раз для тебя!
– Разуваться? – Дмитрич с готовностью потянулся к ботинку.
– Зачем? Она для шеи. А вот где-то здесь же должна быть к ней и пара… – он приподнял подбородок, заглядывая выше. – Нет, не то. А тут? – присел на корточки, перебирая обвисшие разнокалиберные пояски. – Да вот же! Ну-ка, иди сюда!
Вторая гривна была не столь разлапистой как первая, в ней чувствовалось даже некоторое изящество. И цвет был приятный – что-то зелененькое с желтоватым отливом.
– А ее, дорогушу, на левую руку. Но сначала надевай шейную.
– Олежик, просто взять и надеть? – засмущался Серега.
– Ну хочешь, я на тебя надену?
– Хочу, – вдруг покраснел Дмитрич. – Это будет как подарок. Твой, Олежик, мне.
Он склонил свою толстую шею так, что перед олеговым лицом оказалась небольшая шишковатая голова с уже начавшим отрастать ежиком волос.
– Только не пугайся, – предупредил Олег. – Она тебя примет!
И осторожно повесил красновато-фиолетовый хомут на Серегу. Хомут вздрогнул, напрягаясь, сокращаясь. Серега испуганно поднял голову – уже лыцаром, с гривной на шее.
– Все? – спросил он, бережно потрогав вишневую полоску.
– Еще на руку! – напомнил Олег.
В эту гривну Серега вставил запястье уже сам, а потом гордо продемонстрировал нам цепко схватившуюся зеленую фенечку.
– Поздравляем! – от лица всех произнесла я с чувством.
– Спасибо, – опять смущенно покраснел Серега. – Это вот все он! – и кивнул на Олега.
– Да уж конечно не ты сам, – согласилась я.
Чем повергла Дмитрича в еще большее смущение.
Олег улыбнулся нам обоим и продолжил обход каменных прилавков с гривнами.
А прилавков было немало! Мы молчаливой свитой следовали за князем-проводником, глазея вокруг. Пещерный зал не соблюдал гармонии круга или хотя бы прямоугольника. Его стены шли неровными выступами, вмятинами. Некоторые из вмятин были довольно просторными – типа ниш или даже крохотных комнатушек.
Заглянув в одну из таких комнатушек, Олег вдруг замер, как вкопанный.
В нише на полу сидел Жирослав. Голова свешивалась на грудь, руки безвольно свисали.
– Смотри, прополз все-таки! Решился! – порадовалась я за боязливого голутвенного. – Вставай, соня! – и протянула руку, чтобы потормошить его за плечо.
– Елена, – Олег перехватил мою руку. – Он мертв.
– Как это? – не поверила я. – Почему?
– Удавился, – сухо ответил Олег.
Осторожно оттесняя нас плечом, в нишу заглянул Матвей. Взял за патлы голову Жирослава, приподнял – и я попятилась.
Запрокинувшееся лицо не оставляло сомнений в словах Олега. Выпученные глаза, высунутый черный язык. Закушенный – вон струйка подсыхающей крови уходит в бороду из уголка рта.
– Совсем недавно… – хмуро сообщил Матвей. – Не остыл еще.
– Чуть-чуть нас не дождался, – хрипло согласился Олег. Прокашлялся. Вздохнул. – А ведь я бы смог, наверно, подобрать ему… – не закончил. Покачал головой.
– Чего теперь печалиться, княже, – безразлично заметил Матвей. – Дурачина – он и есть дурачина. Сам выбрал свою судьбу.
– Да с чего бы он кончать с собой стал? – не поняла я.
– Он и не кончал с собой. Гляди, княгиня, – Матвей указал на полоску гривны свисающую на грудь Жирослав из-под бороды.
– Ну?
– Она его и удавила.
– Да она ж большая! Смотрите какая длинная! – все еще не понимала я.
– Теперича длинная. А как же! Они завсегда на покойниках распускаются, – рассудительно заметил позади меня Семен.
– А ты давеча просился туда ж, на тот свет, – попенял ему Гаврила. – Спасибо скажи князю, что не разрешил удавиться и тебе!
– Так это Жирослав просто примерил гривну? – дошло до меня. – И она его придушила?
– По всему видать, так оно и было, – кивнул Матвей. – Надо его оттащить куда-то. А то здесь не место покойнику. Да и не по-христиански – в сидячем-то виде… Князь, не сняли б вы гривну с него. Вас она не тронет, а я опасаюсь все ж таки…
Олег молча снял с Жирослава его убийцу, поискал ее место, положил. Потом снова взял. Вгляделся. Сказал осторожно:
– Елена… Ты знаешь… По-моему это – как раз то что мы ищем…
– Вот эту душегубку? – возмутилась я.
Но гривна, и вправду, была хороша. Синевато-черная, с палевыми искорками. Не слишком широкая – так, в меру. Она расслабленно свисала с ладони Олега грациозно-зловещей петлей. И манила, притягивала. Как бы намекая: за меня можно и жизнь отдать! Бедняга Жирослав…
Мужчины замерли, воцарилась торжественная тишина.
– А она не того… Не придушит? – прошептала я.
– Княгиня… – укоризненно протянул Гаврила. – Сам князь вам ее вручает!
– Ага – боязно!… – пожаловалась я. – Прямо с покойника – и на шею?
А руки уже взяли протягиваемую ленточку – почти невесомую, прохладную, гладенькую.
– А она точно шейная? – спросила я Олега, из последних сил борясь с искушением.
Тот сосредоточенно кивнул, следя за моими руками. Я тоже взглянула на них. Что они выделывали! Поглаживали, мяли, ощупывали… В их движениях было что-то прямо-таки неприличное! Так, с этим пора кончать. Я решительно надела гривну на шею и зажмурилась. Ох уж эта привычка жмуриться!
Гривна запульсировала у меня прямо в пальцах, едва коснувшись шеи. И пока я разлепляла глаза (не без труда), все как раз и свершилось.
– Только-то?… – спросила я, трогая горячий ошейник.
Горячий с внешней стороны. Изнутри он был так же прохладен как и раньше.
– А чего ты хотела, сестричка? – Серега улыбнулся с видом бывалого надевателя гривен. – Это и не больно совсем, даже приятно!
Зато лыцарство не позволило себе улыбки. Они стояли как парализованные, в упор глядя на меня. Закрадывалась мысль – а точно ли они были уверены в моей способности носить гривну. Или все-таки подсознательно ожидали, что она меня сейчас придушит?
Первым перевел дух Семен, выразив общее мнение:
– Чудеса! Баба в гривне!
– Княгиня! – уважительно произнес Гаврила.
– Третья настоящая княгиня, – отметил Матвей. – Не по мужу княгиня, а по гривне. Первая была княгиня Шагирова, основательница рода, вторая – ваша матушка, князь. И вот – княгиня Елена.
– Будущая жена моя.
– Олег… – укоризненно сказала я.
– В этом нет секрета, – пожал он узкими плечиками. – Династические браки – это вообще очень открытая вещь.
– То-то они, браки эти, были сомнительной крепости! – хмыкнула я. – То муж гуляет на сторону, то жена… А то и оба.
– А наш брак будет исключением из правил, – хитро улыбнулся Олег.
Ей-богу – так бы и влепила подзатыльник! Но на людях сдержалась. Хотя руки чесались.
– Надо все ж таки унести Жирослава, – напомнил Матвей. – Князь, куда?
– Может быть в холодильник? – задумчиво спросил Олег. Он уже вновь был поглощен изучением содержимого ниши.
– Князь… – негромко позвал Матвей. – Я ж не знаю где он – тот холодильник…
Олег сосредоточенно кивнул.
– Сейчас покажу. Вытащите пока тело отсюда. Что-то я не нахожу полного комплекта!
– Ты еще гривны ищешь? Для меня? – поинтересовалась я.
– Вот эта – для твоей правой руки, – показал Олег на тонкую темно-зеленую полоску со стальным проблеском. – Эта – на правую ногу. – Полоска была еще уже, но стальные искры на ней почти тонули в теплом золотистом мерцании. – А где же еще две?
– Может их и не было? – поделилась я предположением. – Может быть этот гарнитур из трех предметов? И задуман был таким?
– Все может быть, – с некоторым сомнением согласился Олег. – Что ж, экипируйся! И пойдем, холодильник покажу.
***Искомым холодильником оказался крохотный зальчик с очень редкими туманом под потолком, почти не дававшим свечения. Мороз там, действительно, пробирал до костей. Особенно с учетом того, что одеты мы все были по-летнему. Поэтому рассматривать там особенно ничего не захотелось. Я почти сразу выскочила, а Матвей и Гаврила пробыли всего на пару секунд больше – укладывали тело.
– Ух, ты! – воскликнул Гаврила, выскакивая наружу, ежась и похлопывая себя по бокам. – Аж знобит! Надо ж! А сюда холод не идет! – он указал на широкий проход из коридора, где мы стояли, в зальчик-холодильник. Проход был совершенно открыт – ни двери, ни даже занавески. – Диво-дивное!
– Диво, – согласился Матвей, потирая озябшие уши. – А дозвольте, князь, слово молвить.
– Конечно, – удивился Олег столь торжественному обращению. – Дозволяю.
– Негоже мне, царову лыцару, искать милости у князя… Все верно… Но задать вопрос – это же не милость? Это только лишь вопрос…
– Вы хотите спросить себе гривен? – понял Олег. – Дополнительных?
– Точно, – понурился Матвей.
– Сомневаюсь, что ваша шейная гривна допустит рядом с собой другую… Она у вас такая… индивидуалистка. Но на всякий случай – почему бы и не посмотреть? Пойдемте назад. Только вы держитесь все время рядом. Чтобы я постоянно чувствовал вашу пространственную конфигурацию.
– Как скажете, князь, – кивнул Акинфович.
– А что? – спросила я, пока мы шли обратно. – Гривны – это все-таки живые существа? Имеющие свой характер?
– Ну, это я так, образно. Они – механизмы. Но сложные. Очень. И приспособленные каждая для определенных функций. Я об этих функциях могу только догадываться и строить предположения. И немножко чувствовать. Некую их направленность. Есть гривны комплексные – гарнитур, как ты назвала. Предназначенный, видимо, для выполнения каких-то сложных задач. А для каких-то задач достаточно одной гривны. Но чрезвычайно узкоспециализированной. Вообще-то, по моим наблюдениям, основная часть гривен как раз единичные приборы. И они именно шейные. Дополнений к шейным гривнам не так уж много. Даже удивительно, что в нашей небольшой компании почти для всех нашлись, скажем так, широкоцелевые комплексы. Многогривенные. Правда, подозреваю, дело еще и во мне: я дотягиваюсь только до первого слоя настройки. Возможно, что все не так. Возможно они могут комбинироваться между собой в широких пределах. Почему бы и нет? Но вот барьер генетический, их настройка на конкретный геном – это все-таки по-моему почти непреодолимая преграда. Уж на что между мною и тобой… И то, сама знаешь – обмен гривнами чуть не кончился для тебя трагедией.