– Зачем? – пролепетала я.
– Нужно, и все. Потом поймешь. А сейчас… Берите с бабушкой такси, езжайте в центр, где-нибудь в районе Театральной площади такси смените – так, на всякий случай. И после этого – в Александровку.
– А ты? – спросили мы одновременно.
– Я еще должен подготовиться. Елена права: убивать – это не простое дело. Вы не представляете, как это тяжело…
– Я представляю… – прошептала я. Но, по-моему, меня никто не услышал.
– Пойдем, девочка, – тяжело промолвила бабушка, обнимая меня за плечи. – Он знает, что говорит. Его надо слушаться… Когда приедем, ты позвонишь домой, скажешь, что у подруги ночевать осталась. Или еще что-нибудь – то, что ты говоришь обычно, когда домой не приходишь.
Я резко стряхнула ее руку:
– А почему вы решили, что я должна идти с вами?
– Но ведь так Олежек говорит… – растерялась бабушка.
– Елена, тебе не стоит прямо сейчас возвращаться домой, – успокаивающе сказал бабушкин внучок. – Я же вижу какая ты напряженная. Приедешь домой, расслабишься – начнется у тебя истерика. Наговоришь неизвестно кому неизвестно чего… А так – будешь под присмотром
– Мы тебя не неволим, девочка, – заторопилась бабушка, – но все ж таки лучше будет, если ты у нас заночуешь…
– Бред! Это просто бред, – я все-таки закрыла лицо руками. И это меня перепугало больше всего. – Такого не может быть на самом деле! Есть только один способ узнать – бред это или не бред… – я не без труда оторвала ладони от лица и прямо, решительно взглянула сначала на внука, потом на бабушку. – Я не поеду с вами. Я поеду с тобой! Убивать? – я нервно хихикнула. – Вот и посмотрим, как ты будешь убивать!
– Девочка, может, не стоит так уж сразу?… – начала бабуся, но, взглянув на внука, смолкла.
А Олег сказал:
– Хорошо. Мне даже спокойнее, если ты будешь рядом. Только не мешай, прошу, когда все начнется.
– А все-таки позвонила бы ты родителям – ведь уже поздно… – встряла бабушка.
Но я возразила:
– Мне не нужно никому звонить.
И смолкла. Не пускаться же сейчас в долгие и путаные объяснения всех своих жизненных обстоятельств? Не время и не место!…
– Прекрасно, – подвел итог Олег.
***Он не сел в позу лотоса или какую-нибудь другую позу, предназначенную для медитации. Просто, когда бабушка ушла, лег на кровать в своей комнате -прямо на покрывала, одетый, закрыл глаза и замолчал.
Я, чтобы не мешать ему готовиться, тихонечко вернулась в зал и устроилась с ногами в глубоком кресле. Нереальность происходящего успокаивала. Так не бывает? Значит, нечего и волноваться!
Я уже, было, начала задремывать, когда Олег появился в дверях.
Внешне особых перемен в нем не наблюдалось, кроме того что камуфляжная рубаха сменилась элегантным костюмчиком. С первого взгляда напоминает джинсовый, а присмотришься – ого! Почти парадно-выходной фрак!
Я решила уточнить:
– Подготовка прошла успешно?
– Вполне, – коротко ответил он и сел переобуваться в уличные кроссовки.
Сладко потянувшись, я выпрыгнула из кресла, вышла в прихожую. Мне стало даже весело.
– «Раз пошли на дело»… – затянула я самую подходящую песню из вспомнившихся, но, встретив спокойный взгляд Олега, смолкла.
Вот умеет он затыкать одним взглядом! Маленький-маленький, а удаленький…
И все-таки заткнуть меня насовсем оказалось не просто. В лифте, когда мы спускались, я, продолжая находиться в веселом расположении духа, поинтересовалась:
– Что это за фенечка у тебя на шее?
– Гривна.
– Да ты гонишь! – рассмеялась я. – Гривна – это денежная единица Украины! А у тебя в лучшем случае ошейник.
Тут я, конечно, погрешила против истины. Назвать простым ошейником ту фантастическую фенечку, что окольцовывала шею Олега, было кощунством.
Эта полоска ткани – одновременно и темная, и яркая, посверкивающая – была какой-то почти живой. Будто теплая змеюка уютно устроилась над худенькими мальчишескими ключицами – спящая, но готовая проснуться в любой момент. Очень плоская змея. Ленточной какой-то породы. И излишне металлизированная. Сотканная из тысяч тончайших электрических проводков, по которым, казалось, ежесекундно проскакивали голубые искорки-молнии.
– Гривны бывают разные, – сообщил Олег. – Это – шейная гривна. Вот пястные гривны, – он подтянул рукава сначала на одной руке, потом на второй, обнажая тонкие запястья, схваченные такими же неуловимо огненными ленточками-обручами. – А на ногах – ножные гривны.
– Поня-атно… – протянула я, хотя ничего понятного не наблюдалось. – А зачем они?
– Не знаю, – честно сказал малыш, подняв на меня глаза. – Я им кое-какое применение нашел, но, думаю, это такая мелочь по сравнению с их возможностями…
– А я думала – они для красоты.
– И для этого тоже, – сдержанно ответил Олег.
Такси удалось поймать почти сразу.
– Далеко… – вздохнул водитель, услышав адрес.
– Сколько? – спросила я в ответ. И против названной цены не возразила.
Мы сели на заднее сидение.
Уже выруливая на дорогу, водитель обернулся:
– А деньги-то у вас есть?
Я показала ему два полтинника, позаимствованные у Олега. Водитель кивнул и на том успокоился.
– А что там, по этому адресу? – шепотом поинтересовалась я. Поздновато конечно спохватилась, но лучше поздно, чем никогда.
– В базе данных значится бильярдный клуб «Эльдорадо», – просветил Олег. – А что окажется на самом деле – узнаем.
Меня даже пот прошиб – так отчаянно захотелось вдруг смыться из машины и спрятаться, забыть обо всем, что произошло сегодня… А еще лучше – сделать вид, что этого и вовсе не было! Ведь даже в страшном сне не придумать такого: двое малолеток (я сама вполне еще за малолетку сойду) несутся в ночь – сами не зная куда. Чтоб найти – сами не знают кого. И убить – неизвестно как.
А может оно и лучше? Погуляем немного, не найдем ни «Эльдорадо», не Виктора Ивановича – да и вернемся. Спрячемся себе в Александровке…
Машина затормозила, водитель выжидательно обернулся.
– Вот, – сунула я ему деньги, и ни жива, ни мертва, сползла с сидения. В жуткую темень, в неизвестность.
Хлопнула дверца с другой стороны – вышел Олег. Машина дала по газам и с воем унеслась прочь.
Вообще-то я знала этот район. Как не знать? Позади вот этой высокой сплошной стены располагалось военное училище. И одноклассница, Зинка Катигорох (фамилия такая), водила как-то меня сюда. Под окна курсантской казармы. Была у нее в прошлом году любовь с одним курсантиком. Правда, кроме секса ничего путного из той любви не вышло…
Вон, справа, окошки казармы светятся. Только никакого бильярдного клуба я здесь не знаю.
Мимо, по проезжей части, почти неслышно просвистела дорогая иномарка.
– Туда, – тронул за рукав Олег, и мы направились вслед за красными огнями иномарки. Которые резко притормозили как раз под курсантскими окнами – там, где мы с Зинкой прогуливались в свое время.
Да, меньше года прошло, а какие изменения! В стене казармы оказалась огромная стеклянная дверь. К ней было пристроено шикарное мраморное крылечко с навесом, по бокам сверкали чистотой невероятных размеров окна-витрины. Правда, занавешенные такой плотной тканью и столь тщательно, что даже щелочки не оставалось. И увидеть с улицы что там, внутри, не имелось никакой возможности.
«Эльдорадо» – подмигивала лихая светящаяся вывеска с пальмами и пенистым бокалом на тонкой ножке.
– Хорошо курсантики гуляют теперь! – нервно хохотнула я.
Впрочем, курсантиками около заведения и не пахло. От стада иномарок со слепыми, круто затонированными стеклами, воняло дурными бешеными деньгами. От качков-охранников – опасностью. От закрытых и почти сплошь темных казарменных окон, тоскливыми рядами тянущихся на втором и третьем этажах над сияющей вывеской – боязливой покорностью.
– Ничему не удивляйся, – негромко предупредил Олег. – И не мешай мне. Что бы со мной не случилось!
– А помогать?
– Это ты вряд ли сможешь. Главное – не мешай. И не хватайся за меня, как бы я не изменился.
– А как ты можешь измениться?
– Еще не знаю. Не планировал. Разберемся по ходу дела.
Охранников у дверей было двое. Пока что они в нашу сторону еще даже и не смотрели, но я поежилась.
Олег, не замедляя шага, полез в карман. Я скосила глаза – в каждом его кулаке тускло блеснуло по кастету. Фи, и с этими игрушками он собирается нападать на «Эльдорадо»?
– Не кричи и не паникуй, – еще раз попросил малыш.
Но когда он лишился рук, я и не смогла закричать – вопль застрял в горле.
Такого я не видела даже в фильмах ужаса: его руки вдруг точно ножом срезало. Вместе с рукавами пиджака и рубашки. А вместо рук теперь зияли аккуратно вырезанные дыры, через которые было прекрасно видно все, чем заканчиваются плечи Олега: обрубками. Красным мясом из которого торчат белые, будто сахарные, косточки.
Даже разделанные свиные туши на базаре выглядели менее тошнотворно.
Беззвучно открывая рот, я принялась размахивать своими непослушными верхними конечностями. Я пыталась указать Олегу, что он утратил некоторые части своего организма… Привлечь его внимание к этому факту… Мне казалось это очень важным – особенно теперь, когда нам предстояло сражаться с целым бильярдным клубом! Ведь вместе с олеговыми руками исчезли и кастеты – наше единственное оружие!
По-моему, это было какое-то временное умопомешательство – надо же было вдруг, в этот ужасный момент, так озаботиться судьбой каких-то кастетов…
Однако, пацан не обратил никакого внимания на мою попытку объясниться с ним языком жестов. Пристально глядя в сторону освещенного крыльца, он несколько раз качнул безруким туловищем. Можно было бы подумать, что он пару раз резко ударил кулаками. Если бы у него были кулаки. А не кровавые дыры на пиджаке.
Мне стало совсем дурно и, пожалуй, даже бы могло стошнить, если бы все так же незаметно не вернулось на свое место – и олеговы кулаки с кастетами, и даже пиджачные рукава. Все это восстановилось прямо на моих глазах – просто появившись из ниоткуда на положенных местах.
– А-а?… – прокаркала я пересохшим горлом.
Почему-то хотелось поинтересоваться у своего спутника: а где же кровь? Это показалось вдруг очень важным: ведь из обрубков рук должна хлестать кровь! Ведь она будет вытекать даже в том случае, если отрубленное сразу же приставить на место – быстрые черные струйки должны намочить разрезанные рукава пиджака…
Кстати, а где следы разреза на пиджаке?
Нет, я так не согласна! Если уж пошло членовредительство, так давайте его на полную катушку! И нечего делать вид, будто ничего не произошло и не случилось! Я же видела – собственными глазами! – кровавые раны. Зачем мне теперь демонстрировать целехонькую одежду?
Поняв, что со мной не договоришься, Олег молча указал в сторону огней «Эльдорадо».
Как дура, я покорно повернула голову в указанном направлении и сначала ничего особенного не заметила. А потом удивилась: куда подевались охранники?
Поскольку крыльцо было ярко освещено, мое удивление длилось недолго: да вот же они лежат! Раскинулись на блестящих мраморных ступеньках и отдыхают.
– Эй-эй, Вано, дарагой! Что случилось? – раздался озабоченный выкрик со стороны стада иномарок.
И не один. К нему присоединились другие голоса, зачавкали открываемые дверцы машин.
Водители! Ну конечно! Два охранника на виду – это хорошо, но ведь в каждой машине за тонированными стеклами как минимум еще по одному водителю. А кто поручится, что там не сидят и еще какие-нибудь головорезы, поджидая своих боссов?
Ой, как не славно!
Я в панике обернулась к Олежке. Собиралась поделиться с ним этим своим наблюдением. Но поделиться не удалось. Он был очень занят – доставал из кармана зажигалку.
«Ты еще и куришь?» – хотела возмутиться я, но не успела. Повторился знакомый тошнотворный фокус – у пацана опять исчезла рука. На этот раз только одна – правая. И снова обнажился надрез на плече, из которого буквально перло мясо с костями. Как на витрине в мясном павильоне.
И раз наши потери ограничилось только одной конечностью, то я даже успокоилась. Чего, собственно, волноваться? Ведь левая рука с зажатым в кулаке кастетом была еще при Олеге!
Логика странная. Тем более, что я уже наблюдала давече волшебное восстановление олеговых рук. Но, видимо, мое тихое умопомешательство все еще продолжалось, потому что спокойствие и надежду в меня вселило именно наличие кастета. Мои истощенные переживаниями мозги цеплялись за этот чертов кастет, как за последнюю надежную вещь в этом сумасшедшем мире, прибежище хоть какого-то порядка…
Зазвенело разбитое стекло – раз, второй.
Я вновь отвлеклась на иномарки. И как раз вовремя, чтобы заметить всполохи пламени, возникшие вдруг в салонах парочки особенно громоздких и дорогих машин.
– Вай, вай! – разноголосо запричитала людская толпа.
И отхлынула от мраморного крыльца, на котором отдыхали охранники «Эльдорадо».
Да уж, когда горят собственные машины, то к чужому крыльцу интерес невольно теряется…
Это ценное наблюдение пополнило копилку моей мудрости. И даже как-то утешило меня. Тем более, что при повторном взгляде на Олега я подметила: его правая рука снова на месте. И пиджачок-то – опять целехонек! «Чудеса и диковинки – передай дальше!»
Иномарочное стадо заверещало клаксонами, застучало закрываемыми дверцами. «Горим, горим!» – кричали одни. А другие спешили смотаться от пляшущих рядом языков пламени – подальше, подальше! Тем более, что сделать это оказалось вовсе не так уж просто. Машины были запаркованы плотно, впритык друг к другу, и разъехаться в охватившей механическое стадо панике никому не удавалось.
Зашипели огнетушители, полились пенные струи – да куда там! Пламя вздымалось все выше. Вот уже заухали, лопаясь роскошные тонированные стекла…
А тут – новая напасть. Машина, которая затыкала выход остальным, и которая смогла, наконец, сдать назад, тоже внезапно запылала.
Я взглянула на Олега – он опять был без руки.
Ой, нет – с рукой! Восстановилась, миленькая, как ни в чем ни бывало!
Я снова посмотрела на загоревшуюся иномарку – ее водитель бросил попытки вырулить на проезжую часть и буквально выкатился вместе с клубами едкого белоснежного дыма из объятого пламенем салона. И свалился на асфальт, кашляя и отплевываясь. Начавшееся было движение машин остановилось. Теперь уж насовсем. Никто больше не пытался уехать на дорогом авто – все спасались бегством на своих двоих. Пешком! Врассыпную!
Громыхнул первый взрыв, ярко осветив дом на другой стороне улицы – тихую сонную пятиэтажную хрущебу, отгороженную частоколом старых, полузасохших акаций. Вспугнутые полыханием пожара, жидкие, дырявые тени деревьев заметались по стене хрущебы. И в оранжевых отсветах пламени стало заметно, что старые акации были еще не так уж и стары – они даже цвели. Май все-таки!
Бабахнула вторая машина, рассыпая вокруг звезды искр и расшвыривая в разные стороны какие-то пылающие клочья. Прежде чем упасть, все это красиво реяло в ночном воздухе, не спеша опускаться вниз и явно наслаждаясь первым и последним полетом.
– Какой фейерверк! – восхитилась я. – Живут же люди!
То, что именно эту жизнь устроили им сейчас мы, я как-то не приняла во внимание.
Видимо, на этот знатный фейерверк захотела полюбоваться не только я. Стеклянные зашторенные двери «Эльдорадо» распахнулись и оттуда на крылечко повалили серьезные люди.
Не какие-нибудь худые задохлики – нет, каждый, что называется, в теле. Пудов на семь-восемь. И разодеты шикарно. Мне почему-то вспомнился шик той квартиры, где я только что ужинала.
Серьезные люди были обязательно с одним-двумя охранниками. И, разумеется, с сотовыми телефонами в руках. По которым они тут же принялись тыкать мясистыми волосатыми пальчиками.
Еще из распахнутой двери бильярдного клуба высунулась гроздь женских мордашек, но грохот очередного взрыва загнал их обратно. Впрочем, ненадолго – все новые и новые любители и любительницы бильярда появлялись на крыльце, озабоченно размахивали руками. Сбегали вниз по ступенькам. Поднимались наверх. Перед «Эльдорадо» началось какое-то беспорядочное движение, беготня, сутолока.