Заниматься подозреваемыми лично у де Шу не было ни времени, ни желания, по следу старичка и амбала-охранника он пустил орлов Шакира и теперь слушал по телефону доклад о достигнутых успехах. Успехи оказались, так сказать, половинчатыми.
Сменившись утром с суточного дежурства, охранник по фамилии Мосийчук отправился к себе домой. По дороге ни с кем не общался, но посетил магазин, где приобрёл кое-какие продукты и бутылку водки. С тех пор сидит дома. Может, водку пьёт, может, в комп рубится, может…
— Достаточно, — прервал Кемпиус поток догадок. — Он один живёт?
— Прописан один.
— Я спросил, с кем он живёт, а не кто там прописан, — уточнил привыкший к порядку чуд, стараясь не выдавать раздражение.
— Хех… Поди знай, начальник. Лора ведь за ним в одиночку топтал, ему с бабками у подъезда сплетничать недосуг было. Да и морда лица у Лоры такая, что бабкам не нравится. Но шалава не приходила никакая. Разве что поджидала там, в квартире.
— Адрес продиктуй.
— Чей?
— Папы римского… Мосийчука адрес, Мосийчука.
Грин — такой вот был у наёмника псевдоним — послушно продиктовал.
— Что со вторым? Нашли?
— Квартиру нашли. На Средней Рогатке прописан…
— Меня не интересует, кто где прописан! — рявкнул рыцарь. — Мне нужны сами челы, понял? Услышу ещё раз слово «прописка» — оштрафую.
— Хех!
В иное время Кемп воспринял бы невразумительное «хех» за выражение неуважения, но цейтнот вынуждал вести себя с тупыми челами не так, как привык.
— Начнём снова, — с трудом сдерживая бешенство, предложил де Шу. — Докладывай про старика. Сжато и по существу.
— Да без проблем… Воробьёв Прохор Степанович, сорокового года выпуска, пенсионер, вдовец, бездетный, по статьям не привлекался, про… э-э-э… зарегистрирован на улице Ленсовета, семнадцать, там не проживает, квартиру сдаёт, где живёт, неизвестно, работает в ГУП «Роспечать» на полставки, на работе сегодня не появлялся, об отсутствии заранее не предупреждал.
Выпалив всё единым духом — и как только дыхания хватило? — Грин облегчённо втянул воздух и констатировал:
— Всё сжато, хех… И по существу. Полное досье. Рубик копал, а он дотошный.
— Мобильник пробивали?
— Отключён мобильник. С самого утра отключён.
— Понятно… Кем работал до пенсии?
— Пальтишки людям подавал… Гардеробщик.
— Личная жизнь? Подруга постоянная, любовница?
— Начальник, ну откуда личная жизнь на восьмом десятке? — задушевно поинтересовался Грин. — Медсестра с клизмой в поликлинике — вот его личная жизнь.
— Излагай данные медсестры.
— Хех, хех, хех… Да пошутил я, начальник.
— Я тоже.
Закончив разговор, Кемп призадумался.
Один фигурант исчез, причём довольно подозрительным образом… Или не подозрительным? Де Шу помнил старикашку: дохлый, плевком перешибить можно. Мог заболеть? Мог, конечно. Угодил в больницу, ведёт там личную жизнь с медсестрой и её клизмой… Но на работу должен был позвонить, предупредить. Хотя если инсульт или что ещё серьёзное, не до звонков…
В общем, дело тёмное. Надо разобраться с охранником, а по итогам разборки решать, стоит ли старичок дальнейшего внимания.
…Разбираться Кемпиус поехал лично и в одиночестве, предварительно сняв с Мосийчука наблюдение: ни к чему людям Шакира отираться поблизости, разговор предстоит деликатный.
Близилась полночь, час для визитов не самый урочный. Но ничего, Мосийчук дежурит полные сутки, значит, «сова», ранних пташек на ночную работу не заманишь. Только петь ему всё равно предстоит, как жаворонку.
Нет, не предстоит.
То, что с Мосийчуком возникли проблемы, рыцарь понял на лестничной площадке, легко, едва заметным мазком просканировав квартиру. Всё понял, вздохнул, не стал тратить время на долгие звонки в дверь, а просто вскрыл её универсальной отмычкой из магазина Гильдии и прошёл внутрь, остановившись на пороге единственной комнаты.
Мосийчук и впрямь был атлетичным парнем. Не филонил в тренажёрном зале, сразу видно. И сердце наверняка имел здоровое… Поэтому пытали его долго, другой давно бы отдал концы от болевого шока или сердечного приступа, а Мосийчук держался, переживая лишние муки. Вот и думай после этого о пользе спорта…
Охранник сидел на стуле с высокой спинкой, примотанный к нему многими слоями скотча, а поверху, для надёжности, ещё и обвязанный бельевой верёвкой. Широко открытые глаза неподвижно смотрели на вошедшего в комнату чуда. Облачён Мосийчук был лишь в джинсы и кроссовки, и на его голом торсе трудно было найти живое место: ожоги, разрезы, следы не то щипцов, не то плоскогубцев. Под левым соском торчала рукоять заточки.
«Связана ли твоя смерть с моим делом?»
Осмотр квартиры не затянулся, благо большими габаритами она не отличалась. Да и обыскивали уже её, обыскивали нагло и нахраписто: все дверцы в «стенке» распахнуты, по всему полу рассыпаны груды барахла — книги, диски, предметы одежды, всё вперемешку. Книг немного, читать Мосийчук не любил. Пропало что-нибудь или нет, мог бы сказать только хозяин, а значит — никто. Хотя нет… Возле плоской тумбы торчал осиротевший антенный кабель. Здесь стоял телевизор, до самого последнего времени стоял… Люди, не читающие книг, без заветного ящика и дня не протянут, ломка начнётся.
Картину происходившего Кемп представлял. Грин неожиданно угодил в десятку, предположив, что парня дома поджидали. Поджидали, да только не шалава. Ну, или шалава, на редкость развитая физически и удивительно агрессивная.
В общем, скрутили его прямо в дверях, даже разуться не успел… В прихожей, кстати, валяется разорванный пакет с эмблемой сети супермаркетов, и пустая водочная бутылка в угол закатилась…
Почему пустая? Впрочем, сейчас не важно.
Мосийчука скрутили, привязали к стулу, пытали несколько часов. И одновременно что-то искали в квартире…
До сих пор картина была складная, но сейчас пошли нестыковки.
Зачем пытать так долго? Болевые пороги у всех челов разные, но даже если у Мосийчука он был феноменально высок, то хватило бы и трети полученных повреждений, чтобы выложил всё, что знает, и сочинил, что не знает…
Допустим, пытали его маньяки-садисты — напоследок, когда рассказал всё, просто для удовольствия, но как тогда объяснить раздрай в квартире? Зачем перерывать шкафы в поисках чего-то, если хозяин сам скажет, где это «что-то» лежит, не сможет не сказать…
Или у него просто не было объекта поисков? Он так и говорил, а ему не верили — и пытали, пытали, пытали… И параллельно рылись в шкафах.
Ничего не нашли и ничего не добились, пырнули заточкой, и…
Похоже…
Но непонятно, зачем унесли телевизор? Люди ищут что-то серьёзное, настолько серьёзное, что жизнь человека в сравнении с этим пустяк, и при этом не брезгуют утащить телевизор? Только что повесили на себя убийство с отягчающими и тут же светятся на лестнице с громоздким прибором, привлекая внимание?
Запредельная смесь жадности, наглости и глупости.
Ломая голову над проблемой телевизора, Кемпиус рассеянно скользил взглядом по комнате. Один предмет привлёк его внимание, он подошёл, нагнулся… Плоская бутылка из-под дешёвого виски… Пробки нет, однако запах спиртного ещё чувствуется.
Он порылся в рассыпанных по полу грудах вещей и обнаружил вторую пустую бутылку — такую же, но с пробкой. И пустая бутылка в прихожей…
В упомянутую выше смесь нужно добавить ещё один элемент: жадность, наглость, глупость и алкоголь.
Красные Шапки! Добро пожаловать, придурки.
…Выходя из дома покойного охранника, де Шу подумал, что надо бы оштрафовать наёмника с женским именем Лора, прошляпившего уход Шапок. Понятно, что следил тот в одиночку и в туалет захотел, например, но всё равно не повод. Профессионал в таком случае памперс наденет, но с поста не уйдёт.
Подумал ещё и решил спустить дело на тормозах, без штрафов. Вообще не упоминать о допущенной промашке: появление Шапок может напугать Шакира, а напуганный шас — как напуганный скунс, не только убегает, но ещё и гадит. Так что оставим Лору без штрафа, пусть радуется.
Остаток дороги до таунхауса Марии Кемп размышлял о странном появлении красноголовых. Кто их нанял? Зачем они пришли к Мосийчуку? А самое главное: связано ли появление Шапок с его делом? С одной стороны — не связано и не должно быть связано, дикари последние, кого наймут братья-чуды для его поисков. Но… но этот вывод означал, что в Питере разворачивается параллельная операция и участники могут запросто помешать друг другу.
Уже помешали, если честно.
В итоге так ничего и не придумал.
Мария не спала, ждала, и пришлось оправдываться за позднее возвращение, два раза и со всем прилежанием. Потом он лежал, положив руку на её роскошную грудь, Мария засыпала, полностью удовлетворённая…
А де Шу вернулся мыслями к своим баранам, точнее, к одному барану, запропавшему куда-то Воробьёву П. С., сорокового года рождения.
Если и тут наследили Шапки, то понятно, почему старичок исчез, а с охранником отработали на месте. Потому что Воробьёв жил не в отдельной новой квартире с хорошей звукоизоляцией. Предположим, что старичок, в прибавку к мизерной зарплате и скудной пенсии, сдавал квартиру и снимал за гораздо меньшие деньги комнату в коммуналке, где пыточную на дому не больно-то устроишь… И лежит сейчас Воробьёв П. С. где-нибудь в подвале заброшенного дома, со следами жестоких пыток на тщедушном тельце. А рядом — бутылка-другая из-под дешёвого виски…
Но вот что старик и охранник выложили перед смертью — вопрос вопросов.
По счастью, есть кому этот вопрос задать…
Кемпиус аккуратно вытащил руку из-под головы женщины, дунул ей в лицо «пыльцой Морфея» — теперь Мария не проснётся до утра — и стал одеваться.
Глава 13
ЧЕМ ПИТАЮТСЯ ВО МРАКЕ
Света засыпала. Наверное, последний раз в жизни…
Прекрасно понимала, что тут, в лабиринте, градусов пять-шесть тепла, не больше, и, заснув, можно не проснуться, но ничего не могла поделать. Мозг ультимативно требовал покоя, тело тоже… Она уже пару раз отключилась, очевидно ненадолго, на секунду-другую, и просыпалась от резкого кивка головы, падавшей на грудь. Твердила себе: «Не спать, не спать!» — но снова отключалась. И понимала, что на какой-то по счёту раз уже не проснётся от резкого кивка. Хуже того — закрадывалась мысль, что если она уснёт, то проснётся в той, в нормальной жизни, где нет ни бродящих по лабиринтам убийц, ни байкеров-психов, ни странных колец, ни мёртвых бывших. Она проснётся, улыбнётся яркому весеннему солнцу, и они с Кирюшей пойдут в садик, смеясь и болтая обо всём на свете.
Мысль поначалу казалась бредовой, но чем дольше Света над ней размышляла, тем заманчивее представлялась идея того, что всё происходящее — сон-кошмар, сложный, многоуровневый, похожий на матрёшку со вложенными внутрь сновидениями в сновидении… Но сейчас он, сон, подошёл к критической точке: когда умираешь во сне, просыпаешься наяву.
Усни — и всё закончится.
Она вновь проснулась оттого, что голова упала на грудь. Но теперь не стала приказывать себе «Не спи!». Умереть во сне и проснуться наяву или умереть наяву и проснуться во сне… разницы никакой, лишь бы пробуждение было хорошим.
Битву с собственным организмом она проиграла, констатировала Света во время короткого просветления. Капитулировала, и белый флаг трепещет над руинами… Ну что же, мозг, создай последнюю утешительную иллюзию. Добрую и длинную, и чтобы там был Кирюша…
Она вновь закрыла глаза…
Но в тот самый момент, когда одна из сторон признала поражение, в борьбу вмешалась третья сила. Серебряное кольцо в виде змейки.
Запульсировала на пальце, сжимая его резко и больно. Глаза-фонарики замерцали, меняя силу света — от тусклого, едва заметного свечения до ярких вспышек, бьющих по сетчатке.
— Спасибо, милая, — ласково сказала ей Света, — но лучше не надо, ты только отодвинешь неизбежное на час или два, а потом я всё равно отключусь, под любую пульсацию и любое мигание…
А может быть, она ничего не сказала, лишь подумала, в полном одиночестве грань между мыслями и словами как-то незаметно стёрлась… Или, наоборот, она могла уже не первый час вслух беседовать сама с собой, не замечая того.
Как бы то ни было, к разумным доводам змейка не прислушалась. Да и не сумела бы прислушаться при всём желании — Света чуть улыбнулась, вспомнив, что органов слуха змеи лишены…
Зато у змей хватает упрямства. По крайней мере, у этой хватало. Боль в пальце усиливалась и усиливалась, так что Света сначала попросила:
— Не надо, прекрати…
А потом заорала во весь голос:
— Да прекрати же, пиявка чёртова! Палец сломаешь!
Не прекратила. Вернее, прекратились пульсации, палец теперь словно бы оказался в медленно закручиваемых тисках, и Света зло подумала, что, будь у неё нож, отсекла бы на хрен мизинец, ампутация без наркоза менее болезненна. Отсекла — и тотчас бы уснула. И, подумав так, поняла: сна не осталось ни в одном глазу. Испарился. Но ничего в том хорошего нет — сил не прибавилось, как не было совсем, так и нет, а умирать наяву больнее и страшнее.
— Уймись! Я проснулась, уже проснулась!
Не унялась, и Света вцепилась в кольцо, яростно пыталась стащить, содрать его с пальца, хоть вместе с кожей, хоть как.
Содрать не удалось, но в какой-то момент боль уменьшилась, стала терпимой, потом возобновилась с прежней силой. Света не обратила внимания, продолжала трясти правую кисть левой рукой, уже ни на что не надеясь, просто чтобы хоть что-то делать… И опять — короткое ослабление, затем возобновление боли.
До неё начало доходить… Света прекратила суетливые движения, медленно водила правой кистью по воздуху, анализируя ощущения. Это была новая версия детской игры «тепло — холодно», только называлась иначе — «больно — не очень больно», а играли в неё не дети, а почти спятившая в подземельях молодая женщина и серебряная змея с пальца.
Но они играли, по-настоящему играли, и когда ладонь легла на куртку в районе груди, боль почти стихла. Света сдвинула руку ещё чуть и нащупала в нагрудном кармане нечто… Боль исчезла. А в следующую секунду Света выложила на ладонь шприц-тюбик.
Никакой маркировки на нём не имелось, но Света сразу поняла, что это знаменитый коктейль «Бодрость», или «Прилив», или как там его называют…
Она даже не ломала голову над вопросом, каким образом шприц-тюбик попал в карман. Потому что помнила, когда и как Виктор вручил ей свой прощальный подарок. Во время перестрелки, когда он втиснулся в её убежище и кричал в ухо: «Отступай по туннелю!», она почувствовала его руку на груди, изумилась несвоевременному жесту, но тут же решила, что ошиблась, что неверно истолковала случайное движение, а потом столько всего накрутилось…
— Спасибо, конечно, — поблагодарила она змейку. — Но лучше бы ты умела говорить, инквизиторша… Реально ведь кость трещала.
Это был шанс. Подаренная козырная карта, но играть ею придётся самой. Если не сумеет использовать с толком — не поможет никто и ничто. Даже если змейка переломает все кости, одну за другой.
Она сняла куртку, закатала левый рукав свитера. Змейка тут же услужливо добавила яркости, и Света разглядела точку с небольшой припухлостью вокруг — след первой инъекции. Такими темпами тут скоро целая «дорожка» появится. Добро пожаловать в наш кружок баянистов, подруга!
Она стянула колпачок со шприц-тюбика, чуть сдавила — на конце иглы повисла капелька прозрачной жидкости.
Ну, поехали!
Закончив, она привалилась к стене и стала ждать результата. Прихода — так он, кажется, называется?
* * *Разбор полётов происходил в Башне глубоко за полночь.
Почти всё свободное пространство оперативного зала занимал теперь огромный круглый стол — массивный, дубовый, — за которым собрались все участники дневного провала, плюс комтур Тург де Бро, плюс Трес де Лоу и компьютерщик приезжих — Арлон Дарк.
Выглядели присутствующие мрачно, и Эрл де Бро старательно удерживал на лице такое же выражение, изо всех сил загоняя пытающуюся прорваться усмешку: пусть план сработал наполовину, пусть он, Эрл, пока не снискал лавров победителя, зато и у Треса ничего не получилось: неправильные координаты Рене отправили КП чужаков аккурат в болото, второпях они прыгнули без предварительной разведки, их «Форд» сразу же погрузился в грязную жижу, и чудам пришлось тратить драгоценное время на спасение…