Мисс Ненси забирает деньги и, что удивительно, прячет их куда-то в недра кардигана под воротник — по сути, в декольте.
— И что выбираете? Таро? По ладони вам посмотреть? Я читаю по чайным листьям.
— Я обычно читаю по дну рюмки. Ничего из вышеперечисленного меня не устраивает, благодарю.
Мисс Ненси выглядит озадаченной.
— Я сама экстрасенс, — говорит Мириам, — помните? Да ладно, Ненс. Вам эти штучки не нужны. Может, конечный результат и не выглядит как афера, но все эти прибамбасы таковыми и являются, разве нет? Красивые карты. Тайны, якобы начертанные на прелестной ладошке. Вам нужно просто прикоснуться кожей к коже. Только касание и сработает. Я ведь права?
Мириам не уверена, что на самом деле права… ведь она здесь, потому что никогда не встречала кого-то, кто заявлял бы, что он настоящий экстрасенс. Но так происходит с ней самой, а девушка предполагает, что судьба действует по определенным правилам и на мисс Ненси распространяются те же законы.
Под столом ворчит бигль.
— Правда, — наконец говорит мисс Ненси и от улыбки у неё образуются морщинки. Она раскрывает ладонь. — Кладите свою руку в мою.
— Я хочу, чтобы вы были честны на счет того, что увидите.
— Буду, клянусь. Обещаю вам.
— Без пизд… эм, чур, без вранья.
— Просто положите свою руку на мою.
Мириам протягивает руку и опускает её на ладонь женщины.
У Ненси теплая рука. Рука Мириам кажется холодной.
Они просто сидят несколько минут. В тишине. Внезапно Мириам озаряет — она не видит как умрет эта женщина. Никаких видений. Никакой смерти. Словно эта женщина агент, выключенный из потока судьбы и времени…
Пальцы Ненси, словно мухоловка, сжимаются вокруг ладони Мириам.
— Ой… — лишь произносит девушка.
Хватка становится крепче. Шея женщины напрягается так, что становятся видны сухожилия. Мириам пытается выдернуть руку, но у неё не получается. Глаза Ненси распахиваются. Белки глаз наливаются кровью из-за лопающихся сосудов. Зубы гадалки стиснуты так сильно, что Мириам опасается, они могут раскрошиться.
Девушка ещё раз пытается выдернуть руку, но та словно попала в тиски… рука Ненси становится теплее, горячее, словно её что-то жжет.
Из носа гадалки идет кровь. Она капает Мириам на руку. Кап, кап, кап. Мириам надеется, что эта жидкость позволит выдернуть руку. Однако её не повезло.
Ненси начинает стонать. Её голова раскачивается и крутится в разные стороны.
Под столом своим лаем ей вторит бигль.
— Господи, — говорит Мириам, по-настоящему испугавшись. Это из-за неё? Или у женщины случился приступ? Мириам упирается второй рукой в стол и отталкивается. Столешница упирается женщине в живот, та хватает ртом воздух.
Пальцы гадалки разжимаются. Мириам одергивает руку. Кожа покраснела, девушка замечает, что уже начали образовываться синяки.
Ненси выглядит хреново. По лбу женщины стекает пот. Она облизывает губы и достает небольшой носовой платок, чтобы вытереть кровь. Глаза гадалки стали абсолютно красными.
Мириам тихо спрашивает:
— Мисс Ненси, вы в порядке?
— Что ты такое? — шипит та.
— Что? Что вы имеете в виду?
— Что-то внутри тебя умерло. Глубокое, тёмное, сморщенное, и это нечто рыдает, словно потерянный ребенок в поисках своей матери. Ты рука смерти. Ты её механизм. Я слышу, как вращаются колеса, как тянут шкивы. — Ненси роется в недрах кардигана в поисках двух двадцаток. Она сминает деньги и отталкивает их обратно к Мириам. — Забери. Мне не нужны твои кровавые деньги. За тобой идет смерть, а внутри тебя сидит монстр — его присутствие ощущается, — он внутри твоего сердца и разума. Я не хочу в этом участвовать. Уходи отсюда.
— Подождите, — умоляет Мириам. — Подождите! Нет, помогите мне, помогите понять, расскажите, как это всё остановить, как от этого отказаться и…
— Убирайся отсюда! — кричит мисс Ненси. Бигль вторит ей своим воем.
Мириам вскакивает на ноги и пятится к двери.
— Пожалуйста…
— Уходи.
Плечи девушки упираются в дверь, она вываливается наружу, испытывая головокружение.
* * *
Мириам сидит пятнадцать минут в небольшом переулке рядом с химчисткой, что совсем недалеко от гадалки. Девушка курит. Её всю трясет. В голове полная неразбериха.
Мириам успокаивается и возвращается обратно в закусочную.
— Предсказала она тебе будущее? — спрашивает Луис.
Мириам слабо улыбается.
— Аферистка. Она ничего не рассказала из того, о чем бы я не знала. Может, пора уже сваливать?
Глава двадцать шестая
Глухой переулок
Вонь удивляет Харриет. Это запах свежей, скошенной травы. Но также пахнуть может и разлагающееся тело — труп в водосточной канаве, в котором скоро появятся жуки и личинки. Для Харриет это запах гниения. Вонь полнейшего застоя. Все её мускулы стягиваются в тугой узел.
Ингерсолл, сидящий в Кадиллаке сзади (а его присутствие моментально обновило Cutlass Ciera до машины статусом повыше), видит насколько напрягаются плечи женщины и говорит:
— Как это все для тебя знакомо, Харриет.
— Да, — отвечает она. Слово лежит там, совершенно лишенное эмоций.
Их окружает пригород. Побеленные бордюры, тучи птиц. Солнечный свет, вокруг растет и цветет клематис. Пастельных цветов сайдинг. Яркие белые водостоки.
Харриет очень хочется всё здесь предать огню и посмотреть, как всё сгорит до самого основания.
— Думаю, поверну здесь, — говорит Фрэнки и следует своим словам. — Нет, дерьмо, черт, подождите. Вот здесь. Сюда. Эти сраные маленькие улицы похожи друг на друга. Дома, газоны. Формочки для печенья, скопировать-вставить. — Харриет чувствовала взгляд Фрэнки до поворота, во время и после него.
— Он не знает, — говорит Ингерсолл.
— Он это кто? — интересуется Фрэнки. — Вы обо мне?
Харриет нерешительно мнется.
— Нет, не знает.
— Сколько времени прошло с тех пор, как я поставил вас работать в пару? — спрашивает Ингерсолл.
Фрэнки нужно время, чтобы подумать. Харриет оно не требуется.
— Два года и три месяца.
— Чего я не знаю? — спрашивает Фрэнки.
— Ничего, — отвечает Харриет.
— Всего, — говорит Ингерсолл.
— Скажите мне, — просит Фрэнки. — Я хочу знать. Вы всё обо мне знаете. Я для вас как открытая книга. Я ничего от вас не скрываю.
— Ты ему скажешь? — интересуется Ингерсолл, пока Фрэнки доезжает до тупика глухого переулка. Фрэнки смотрит на Харриет.
Она чувствует его взгляд.
Странно, учитывая, что Харриет никогда ничего не чувствует. Нравится ли ей это ощущение; не потому ли, что она тогда может хоть что-то почувствовать? Издеваться над другими для неё так же весело, как мучить себя саму?
Она предпочитает не отвечать на вопрос Ингерсолла. Или свой собственный.
Вместо этого она говорит:
— Приехали, — и выбирается из машины.
* * *
— Он их не убивает? — интересуется Ингерсолл, водя ловкими пальцами по держателю для почты, стоящему в коридоре.
— Нет, — отвечает Харриет. — Он аферист. Обдирает их как липку.
— Здесь никого. Его нет, — кричит Фрэнки из другой комнаты.
Ингерсолл кивает.
— Ничего неожиданного. Он должен оставить какие-то следы. Некий знак того, что был здесь. Но более важно то, что я хочу увидеть следы девчонки. И вы их найдете. А я подожду, пока будете искать.
Он присаживается в уголок для завтрака на кухне и складывает руки перед собой. Сидит там совершенно неподвижно и абсолютно тихо.
Харриет с Фрэнки продолжают складывать вместе кусочки паззла.
Дом — улица Платан, 1450 в Дойлстауне, штат Пенсильвания в пригороде Филадельфии — принадлежит Дэну и Мюриэль Стайн.
Дэн увлекается рыбалкой, фондовым рынком и, несмотря на свою кажущуюся консервативность, группами из 80-ых: Poison, Mötley Crüe, Warrant, Winger.
Мюриэль тоже играет на бирже, но своими личными деньгами. Помимо этого, в доме не хранится почти никакой информации о Мюриэль. Это потому, что они разведены. Уже полгода. У них есть дочь, ей восемнадцать и зовут её Ребекка. Фрэнки находит документы в кабинете.
— Дэн живет здесь до сих пор, — говорит Харриет. — Мюриэль переехала туда, где травка позеленее.
— Это место тебя выводит из себя, — говорит Фрэнки.
— Ничего подобного.
— Ты мне врешь.
— Продолжай искать. Ингресолл ждет полезную информацию.
Modus operandi Гейнса заключается не в том, чтобы вынудить людей съехать, а в том, чтобы они рассказали где живут. Он знакомится с ними на каких-нибудь собраниях, в ресторанах и барах. Они же работают. Их нет дома. Тут приходит Эшли, вламывается в дом и живет там, пока хозяин не возвращается. Вот в чем уловка. С одной стороны, всё просто. С другой — всё очень просто. Эшли слишком хорошего о себе мнения, оказывается.
Харриет не может понять, куда делся Дэн — владелец франшизы местной спортивной одежды, — его нет. Может, уехал к любовнице. Может, в командировке выясняет что-то про новые футбольные мячи и оборудование для пилатеса. По сути Харриет всё равно. Этот дом похож на место преступления, но ищет она отпечатки пальцев не Дэна Стайна.
Харриет решает проверить наверху.
На половине пути по покрытой ковром лестнице, она чувствует запах.
Разложение.
В этот раз настоящее. Не метафорическое.
Она зовет Фрэнки. Они стоят и принюхиваются, словно псы.
Хозяйская ванна, второй этаж.
Занавеска душа задернута. Крышка унитаза опущена. Поверх него лежит маленькая стеклянная трубка, потемневшая от сажи. Вонь здесь стоит жуткая.
— Черт. Он мертвый, — бубнит Фрэнки, закрыв рот и нос рукой. Харриет же всё равно. Запах её не волнует. Не так как аромат скошенной травы. Или ароматическая смесь из сухих лепестков. Или запах жаркого из духовки. — Тупой придурок окочурился, попробовав товар. Вот дерьмо.
За занавеской видна тень. Харриет одергивает ткань в сторону.
Тело лежит в ванне. На голове полиэтиленовый пакет. Изнутри в районе задней части головы видна высохшая кровь.
Фрэнки моргает.
— Кто-то убил Гейнса.
— Это не он, — говорит Харриет. — Это Дэн Стайн.
— Откуда ты…
— Просто знаю. — Харриет задерживает дыхание и стягивает с головы трупа пакет. Затылок полностью разбит. — Гейнс его чем-то ударил. Трубой, битой, ломом. Крови не вижу, но, бьюсь об заклад, ты найдешь её внизу. Или снаружи. Но ударом дело не ограничилось. Отсюда и пакет. Пока Стайн был в отключке, Гейнс задушил его пакетом. Может, он это провернул в ванной, а может, просто притащил сюда тело.
Харриет выпрямляется.
— Эшли Гейнс стал убийцей.
* * *
— Ну ладно тебе, — говорит Фрэнки, останавливая Харриет на ступеньках. — Я хочу знать.
— Нет.
— Мы здесь делаем всю работу, Ингерсолл внизу… И я не знаю в чем дело. Наверное, получаем инструкции от дьявола.
— Ингерсолл не берет никаких заказов, — говорит Харриет.
— Да по фиг. Я лишь говорю, что ты можешь мне рассказать. Тебе не обязательно делать это при нем. Ведь именно этого он и ждет. Он хочет увидеть. Любит подбросить поленьев и наблюдать за развитием событий. Так что рассказывай в чем дело. Здесь. И сейчас. Не стоит доставлять ему такого удовольствия.
Харриет смотрит на мужчину.
— А ты заметила, что Ингерсолл похож на богомола? — интересуется Фрэнки.
Харриет протискивается мимо него и спускается вниз.
* * *
— Эшли Гейнс уехал из резервации, — объясняет Харриет, когда её догоняет хмурый Фрэнки.
— Да? — переспрашивает Ингерсолл, лениво барабаня пальцами по журналу «Поле и ручей». [1]
— Он употребляет, как и предполагал Хокинс. И он больше не жульничает с домами. Просто убивает хозяев и занимает их место.
— Он перешел на темную сторону мошенничества.
— Да.
— А мне это нравится. Прям он молодец. Есть новости о девчонке?
Харриет колеблется.
— Нет.
— Есть идеи, куда они направились?
— Нет.
— Значит, вы почти не нашли ничего стоящего.
Фрэнки пожимает плечами. Харриет молчит.
Тонкая улыбка появляется на губах Ингерсолла. В виду отсутствия бровей, трудно сказать, действительно ли ему смешно или это сарказм.
Он достает салфетку из держателя и расправляет её.
Потом вытаскивает из кармана ручку.
Ингерсолл кладет тонкую салфетку на журнал, а потом очень аккуратно что-то пишет по диагонали.
Как ребенок, держащий в руках вырезанную в школе снежинку, он берет салфетку за разные концы и поднимает вверх. На ней написано название компании и номер телефона.
Харриет читает: «Грузоперевозки 321», потом идет номер.
— Не понимаю, — говорит Фрэнки.
Ингерсолл встает.
— Я нашел нужный кусочек информации, даже не вставая из-за стола.
— Поэтому ты босс, — говорит Фрэнки. В его голосе Харриет слышит раздражение.
Ингерсолл передает Харриет салфетку.
— Позвони в эту транспортную компанию. Она приведет нас к нему, нашему кейсу и необычной девочке. Время — деньги, друзья мои.
[1] ‘Field & Stream’ — «Поле и ручей», журнал, в основном предназначенный для мужчин. Публикует статьи об охоте, рыбной ловле, жизни на открытом воздухе
Интерлюдия
Сон
Она писает.
Ничего необычного, за исключением того, что делать ей это приходится каждые тридцать секунд, словно у неё мочевой пузырь меньше наперстка. Врач сказал, что давление на него во втором триместре ослабнет, но мать назвала это ложью. А её мать всегда права. Это огромная ложь.
Мириам поднимает глаза. На стене кабинки кто-то вырезал надпись, а это странно, потому что в этих краях девочки очень женственные и вряд ли стали бы что-то вырезать на стене. Там могло быть что-то вроде: «Я люблю Майка», но маркером, а не ножом.
Послание гласит: «Счастливого Рождества, Мириам».
Девушка находит это несколько странным. Да, уже почти Рождество, но откуда стене в туалете об этом знать? Мириам замечает под первой надписью вторую и читает: «Она идет за тобой».
Мириам несколько озадачена.
Где-то вдалеке она слышит: топ, топ, топ. Стук ботинок.
Мириам тянется оторвать несколько кусочков бумаги (а она такая же плотная, как шепот ангела, поэтому, чтобы не намочить руки, ей нужно побольше слоев) и замечает, что кто-то находится в соседней кабинке. Кто-то, кого там только что не было.
Одна нога заканчивается потрепанной кроссовкой.
На другой ноге отсутствует то, что ниже лодыжки. На плитку капает кровь.
— Счастливого Рождества, — раздается голос Эшли. — Разве ты по мне не скучаешь?
Несмотря на то, что это кажется Мириам странным и непонятным, она трясет головой. Ноги исчезают, как и кровь. Девушка выходит из кабинки, чтобы помыть руки.
Моет.
Мириам смотрит на свои руки, а не на лицо, потому что ей совсем не нравится, как из-за беременности раздуло щеки, подбородок и всё остальное. Она такая же набухшая как те наклейки, что собирала, когда ей было девять. Единороги и радуга.
Снова этот звук: топ, топ, топ.
Мириам домывает руки.
Поднимает взгляд.
Бледное лицо. Каштановые волосы (её родной цвет) собраны в хвост.
Что-то движется у неё за спиной. Темно-синее пятно, потом вспышка красного.
— Ты убила моего сына, — доносится изможденный, страшный шепот.
Позади Мириам стоит миссис Ходж. Запорошенные снегом галоши оставляют на плитке следы. Темно-синяя куртка, старая и грязная, сидит неряшливо на её грузной фигуре. Волосы темные, немытые, сосульками свисают вокруг красного лица.
У женщины в руках красная лопата для снега.
Мириам хватается за края фарфоровой раковины…
Лопата опускается девушке на спину.
Колени Мириам подгибаются, и она падает подбородком на раковину. Когда она бьется лицом о кафельный пол, прикусывает себе язык. Крови Мириам не чувствует, хотя он и наполняет ей рот.
Девушка вытягивает руки и пытается подняться, но пол только помыли, он скользкий, встать не получается. Ладони разъезжаются.
— Маленькая отвратительная шлюха, — говорит женщина. — Ты не заслуживаешь того, что вложил в тебя Бен.
Бах. Лопата тяжело опускается промеж лопаток, а потом опять на голову. Следом снова на спину. Плоский металл врезается глубже и глубже, Мириам чувствует, как что-то внутри (словно хрупкий снежок между пальцев) переламывается, трещит, ломается. Девушка ощущает между ног нечто теплое и мокрое. Она протягивает руку вниз под непрекращающимся градом ударов и, когда подносит руку к глазам, видит, что та окрашена красным. Мириам, пытаясь подняться, оставляет на полу кровавый отпечаток.