– Спасибо! Мы лучше пешком, – вежливо отказался Уиф.
– Ну, как хотите, – немного обиделся возница и, стегнув коренного в упряжке, умчался, подняв облако пыли.
– Может, на извозчике быстрее? – спросил Юр, с сожалением проводив взглядом тройку.
– Не будем внимания привлекать лишний раз, – возразил Уиф. – Вдруг осознанца снова начнёт ломать. Прямо в повозке. Лучше через Центральный парк срежем, там сейчас народу мало.
Они быстро перешли улицу, уступив дорогу паре хомонизированных экипажей, и вскоре оказались в парке. Там, в самом деле, было спокойно. Беглецы пошли пустынной аллеей, по обе стороны которой стояли статуи-хомоноиды в серебристых красивых одеяниях. Сейчас они неподвижны, зато вечером, когда служащие потянутся в парк, изваяния будут совершать красивые плавные танцевальные движения, развлекая публику.
Поскольку беглецы двигались быстрым шагом, да ещё и нервное напряжение сказалось, грузный Уиф вскоре выдохся. Он двинулся было к ближайшей лавочке, но там в полный голос трещал радио – потрёпанный хомоноид с чёткой дикцией.
– Хомонизация набирает обороты, – жизнерадостно возвестил радио, – всё больше и больше отраслей экономики хомонизируется. Вместо железных коробок с гайками, отравляющих воздух города, мы получили экологически чистый общественный хомотранспорт. Мы спасаем леса: на Новый год мы не рубим ёлки, а украшаем игрушками и гирляндами симпатичных хомоноидов. И деньги нам выдают не бездушные, часто ломающиеся и ошибающиеся банкоматы, а красивые живые устройства…
– Пойдём подальше! – брезгливо сморщился Уиф. – Тошнит от этой пропаганды!
Они пошли искать другую скамейку, где бы не слышался надоедливый голос хоморадио.
– Вместо мёртвых детских площадок – бойкие хомоноиды, умеющие развлекать наших детишек! – неслось им вслед. Радио всегда настроен так, чтобы регулировать громкость в зависимости от приближения или удаления слушателей. – Вместо безжизненных музыкальных центров – живые голоса комнатных исполнителей. Вместо бездыханных кофемашин – тёплое дыхание красивых хомокофеварок, подающих кофе прямо вам в постели. Разве это не прекрасно, уважаемые слушатели?!
Трясясь от ненависти и задыхаясь, Уиф, убегал от мерзкого голоса хомоноида-пропагандиста. Он заметил лавочку в дальнем углу аллеи, добежал до неё и рухнул чуть ли не плашмя на неё, пытаясь отдышаться. Юр и ДГ-29 пристроились рядом.
– Гадость какая! – трясясь от гнева и судорожно глотая воздух, вымолвил эквивал. – Промывка мозгов! У одних они на генном уровне промыты, – Он указал на осознанца, – другим хоморадио пытается впихать разную ересь! Не выйдет, господа хорошие!
Он погрозил кулаком невидимым врагам. Осознанец сидел, понурив голову и тупо уставившись в землю.
– Он ведь тоже человек! – Уиф указал на ДГ-29. – Такой же, как и мы с тобой, Юр!
– Я знаю, – Юр посмотрел на осознанца. – Хоть сразу и не скажешь…
– Мы просто к этому привыкли, друг мой, – Эквивал уже почти отдышался. – Привыкли, что нас с детства окружают хомоноиды. Мы относимся к ним, будто к обычным устройствам: питаем, чтобы лучше работали, или подпинываем, покупаем и продаём, выкидываем или утилизуем, если они сломались…
Осознанец медленно повернул голову к оратору, в его глазах, очищенных от хомоноидной пелены, мелькнула толика разума.
– Мы ведь убийцы, Юр, самые настоящие убийцы! – со слезой в голосе убеждал Уиф. – Сколько хомоноидов гибнет в школах, когда учителя демонстрируют ученикам закон всемирного тяготения! Бросают хомоноида с девятого этажа, а ученики вычисляют время его падения. «Пишите условие задачи: тело падает с высоты аш…» В хомотеатрах – сплошь жестокие постановки, где персонажей бьют и убивают. И никто не задумывается, что артистов-хомоноидов мучают и умертвляют по-настоящему! Привыкли! Нам нужен реализм. Публика с каждым спектаклем требует больше и больше реализма, крови и мучений.
Он невидящим взором окинул пруд, находящийся за кустами. Там рослый хомоноид-лодка вёз на спине толстую даму; скорость он набрал приличную: лодка плыл неплохим брассом. Потом что-то случилось, то ли хомоноид выдохся, то ли его недостаточно накормили с утра, скорость его снизилась, и он начал тонуть. Дама завопила дурным голосом, и спасатель, дежурящий на берегу, немедленно оседлал мощную спасательную хомошлюпку, тут же рванувшую на помощь утопающим быстрым кролем.
– Ты неплохой парень, Юр, – благосклонно посмотрел на юношу Уиф, – раз вступил в ряды эквивалов. Кроме нас больше никто в этом гнилом обществе не борется за права хомоноидов. И чем нас больше, тем мы быстрее добьёмся своего – уравнять в правах хомоустройства и людей. Хомонизация – зло, хуже древнего фашизма!
Даму тем временем вытащили из воды. Провинившаяся лодка тоже выползла на берег и села в сторонке, вобрав голову в плечи. Спасённая начала препираться со спасателем, тот извинялся за некачественный транспорт и обещал отремонтировать хомолодку в самое ближайшее время, чтобы не пострадали другие отдыхающие. Или утилизировать, если он не подлежит ремонту.
Сидящий до сих пор смирно осознанец вдруг издал протяжный стон и начал заваливаться набок. Уиф, мгновенно среагировав, вынул книгу и начал отчитку:
– «Как томительно жарки те часы, когда полдень блещет в тишине и зное и голубой неизмеримый океан, сладострастным куполом нагнувшийся над землею…»
Осознанец пришёл в себя и почти затих. Но в это время по аллее верхом на статном вороном хомоноиде проезжала симпатичная девушка в костюме наездницы с хлыстом в руках. Возле лавочки с беглецами она резко тормознула, спешилась и ласково потрепала хомоноида по крупу.
– Молодые люди, можно отсюда к Южным воротам проехать? – спросила она, подозрительно стрельнув глазами в сторону ДГ-29, у которого в уголках рта блестела пена.
Уиф указал ей направление. Но юная всадница не собиралась уходить:
– Вы книгу читаете? – с удивлением спросила она, не очень вежливо тронув хлыстом томик в руках Уифа. – Зачем?! Есть же отличные хоморидеры!..
Грузный эквивал всем видом изобразил желание, чтобы собеседница как можно скорее убралась, но она не отставала:
– Я недавно купила шикарный ридер: приятный баритон, отличная дикция, память на триста романов. Симпатичный такой, курносенький. Есть детективы, есть фантастика… – щебетала всадница, дружелюбно улыбаясь.
– У вас всё? – раздражённо спросил Уиф, всем видом показывая нежелание продолжать беседу.
Он так резко поднялся с лавочки, что случайно сбил кепку ДГ-29. Девушка удивлённо уставилась на лоб осознанца, потом медленно перевела взгляд на книгу, и её приветливая улыбка моментально исчезла. Она бойко вскочила на спину своему вороному; тот подхватил её под коленки и, пришпоренный, резво поскакал по аллее.
– Попались мы, Юр! – тревожно проговорил эквивал. – Уходить надо! Сдаст с потрохами нас эта всадница. Чёрт, этого опять ломает не вовремя! «Лениво и бездумно, будто гуляющие без цели, стоят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают целые живописные массы листьев…»
Через пару минут осознанец пришёл в себя, и беглецы рванули к Северным воротам – в сторону, противоположную той, куда ускакала наездница. Теперь уже не до маскировки, поэтому они летели во весь опор. Уиф сшиб подростка, неудачно подвернувшегося им под ноги. Паренёк слетел с хомобайка и довольно сильно ударился о тротуар: падать было высоко, поскольку он сидел на плечах своего хомоноида. А Юр, оглянувшись на упавшего, едва не налетел на малыша. Хомоноид, у которого на спине сидел ребёнок, катал его на четвереньках, поэтому юный эквивал сумел ловко перескочить через такое невысокое препятствие.
У Северных ворот скучковалась немногочисленная публика. Зеваки глазели на свежую инсталляцию: десятка два спортивного вида хомоноидов выстроились хитрой пирамидой и застыли в красивых позах. Зрители аплодировали. Уиф выругал себя. Он совсем забыл, что в это время администрация парка частенько забавляет редких посетителей живыми хомоконструкциями. Странное искусство не пользовалось большой популярностью у горожан, но некоторое число поклонников всё же собирало.
Беглецы с разлёту врубились в кучку зевак и, расшвыривая, начали продираться к выходу. Но, к сожалению, им не удалось покинуть парк: у осознанца начался новый приступ ломки. Он резко остановился и, скорчившись, упал на тротуар. Уиф наклонился над ним и завопил наизусть:
– «Серые стога сена и золотые снопы хлеба станом располагаются в поле и кочуют по его неизмеримости…»
– Осознанец! – выкрикнул кто-то из толпы зевак, указывая на упавшего ДГ-29.
Хорошо одетый благообразный мужчина подбежал к небольшому хомоноиду, стоящему возле ворот, и сильно нажал ему на нос. Тот немедленно подал сигнал тревоги во всю лужёную глотку, и два воротных хомоноида богатырского сложения, сцепившись руками, тут же заблокировали выход. Тревожный хомоноид продолжал голосить на весь парк.
– Да где же Служба контроля, наконец?! – возмущались в толпе.
Побледневший Юр вдруг сел наземь и закрыл лицо руками.
– Нас поймают, Уиф! Поймают! – лопотал он, пытаясь съёжиться и стать незаметным.
– Уходим, Юр, быстрее! – Эквивал затормошил соучастника за плечо, сам не зная, где им теперь спрятаться.
А из глубины парка к ним приближались четверо крепких мужчин в сиреневой форме.
12. Остаться в облаках
Он ощутился в вожделенном и загадочном мире чистых идей. Где не было липких нескладных тел, которые нужно питать, высыпать и отдыхивать. Где не существовало материи, сковывающей свободный полёт духа инерционностью, метрикой и причинностью. Там не наблюдалось раздражающих упругости, вязкости, трения и электрического сопротивления. Только бестелесные законы, правила, судьбы, события и замыслы.
Он сам был судьбой. Абстрактной судьбой идеализированного воина, не воплощённой ни в одной реализации и не требующей носителя. Ему не нужны потные-жрущие-спящие двинянины-гедвины-двинге. Здесь у него имелись теоретические наставник, родители-порожденцы и хозяин. Ещё у него была абстрактная подруга, а, может, даже чуть больше чем подруга. Его окружали метафизические враги и бестелесные соперники. Здесь ему уютно и не хотелось нигде реализовываться, ни материально, ни квазиматериально. Его судьба не нуждалась в воплощении.
Но он знал, что это будет продолжаться недолго. Не может судьба существовать без реализующей её личности. Но он продолжал изо всех сил цепляться за абстрактный мир, не желая конкретизироваться.
* * *
Уифа грубо втолкнули в кабинет начальника отдела дознания городского управления Службы безопасности. Хозяин кабинета, в сиреневой форме с погонами контролёра первого ранга, обернулся на звук и приветливо, точно доброму другу, кивнул:
– Здравствуй, эквивал! Давно не виделись!
– Давненько, Алм! – горестно усмехнулся в ответ Уиф. – Ещё бы столько не видеться…
– Твоим другом Юром занимается контролёр по несовершеннолетним, – сообщил контролёр. – Осознанец временно деперсонирован… Так что за них не волнуйся. А я пока с тобой побеседую.
Уиф демонстративно отвернулся к окну.
– Жарко сегодня, не правда ли? – продолжил светскую беседу начальник. – Ты весь в мыле.
Алм подошёл к стоящему в углу хомоноиду-вентилятору и легонько пнул его. Вентилятор встрепенулся и судорожно замахал опахалом.
– Вижу, ты не изменился, – заметил хозяин кабинета. – Такой же толстый и по-прежнему ерундой занимаешься.
Отнекиваться было бессмысленно.
– Занимаюсь! – с вызовом ответил эквивал. – И буду заниматься!
– Переделывать хомоноидов в людей? – скептически скривился Алм.
– Именно!
– А их ты спросил, хотят ли они стать людьми? – посерьёзнел контролёр.
Он подошёл поближе к собеседнику.
– Спроси их, хотят ли они покинуть свой эскапический мир грёз и ощутить реальность? В воображаемом мире они герои, императоры и спасители человечества. Они соблазняют красавиц, топят корабли, летают к другим планетам, побеждают драконов и монстров. Зачем им наша скучная серая действительность? Где нужно ежедневно думать о том, каким образом прокормить семью, не попасться под горячую руку начальнику, куда пристроить своего бездарного ребёнка? Как в одной очень старой книге сказано, ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу – о духовном.
– Это хомоноиды-то живут духовно?! – возмутился Уиф.
– Конечно! Они не видят грязи, не чувствуют вони, не слышат ругани. У каждого из них в голове целая вселенная со своими законами. Вселенная, где он, если не бог, то занимает вполне достойное место. Они счастливее нас с тобой, Уиф, намного счастливее. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
– Сумасшедшие тоже счастливы, – возразил эквивал собеседнику, – только их лечат зачем-то.
Тот снисходительно посмотрел на Уифа, словно на неразумного малыша.
– Грёзы сумасшедших бесполезны для общества. Поэтому общество лечит психов, чтобы избавить их от грёз и вернуть к людям, чтобы они могли стать полноправными гражданами, приносящими пользу. Хомоноиды – другое дело. Ни один идиот не скажет, что они бесполезны. Любой дурак скажет, пусть, мол, эскапируют себе на здоровье, лишь бы свою работу выполняли.
Неожиданно словоохотливый Алм побагровел:
– А вы, эквивалы – садисты! Вы вырываете их из мира грёз и тащите в реал. Нужен он им?! Нужны им наши цветочки, птички, запах свежескошенной травы? Не нужны! В их мирах цветы и птицы – самых фантастических форм и расцветок, которые вы даже вообразить не сможете. Что вы им можете предложить? Радость свободного труда? Чушь собачья! Это древние теоретики ратовали за сознательность работников. Труд должен быть подсознательным, идиоту понятно! Потому что это правильно: выполнять свою скучную рутинную работу бессознательно, автоматически, а голова при этом должна быть занята приятными мечтами. Таковых увещеваем и убеждаем господом нашим Иисусом Христом, чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб.
– Мечты могут не пересекаться с работой, – неуверенно и косноязычно возразил замороченный Уиф.
– Не могут! – отрезал контролёр и указал на хомовентилятор, исступлённо работающий опахалом: – Спроси его, хочет ли он махать целыми днями, находясь в здравом уме и сознании? Я за него отвечу: не хочет. Ни один осознанец не будет выполнять ту работу, которую он сейчас проделывает в бессознательном состоянии. Чем скучнее работа, тем ярче грёзы. Поэтому их и ломает, когда ты и тебе подобные правдоискатели и садисты выдёргивают их оттуда. Ты ведь хомопсихолог, Уиф, и прекрасно знаешь, сколько живут осознанцы. Года два-три, не больше. Вы, дураки, заставляете осознаться многоветвистых особей, считаете, что они обладают самым богатым воображением, которое якобы поможет им адаптироваться и стать людьми. А ведь происходит всё наоборот: их богатое воображение тянет назад, в путаницу из многочисленных воображаемых миров. А вы их туда не пускаете, и они умирают в мучительных ломках. И кто после этого убийцы?!
Он подошёл к двери в соседнюю комнату, распахнул её и пригласил Уифа пройти. Там находился большой стеклянный шкаф, битком набитый экспонатами – приборами разных эпох. Алм указал на тёмный плоский ящик:
– Знаешь, что это?
– Телевизор.
– Совершенно точно! Вот с этого ящика и началось разделение людей и хомоноидов. Ты прав, когда-то мы были одним целым человечеством. И большинство людей предпочитало свободное время тратить на пустое глазение в этот ящик. А по нему им показывались красивые картинки, из-за которых глазеющие тупели и деградировали. И, когда их жизнь заставляла отрываться от телевизора и тащиться на скучную бессмысленную работу, они продолжали грезить наяву. Эскапизм! Вся жизнь – сплошные грёзы. Они носили дерьмо, думая, что красиво и стильно одеваются. Они жрали химию, радуясь изобилию. Они читали макулатуру, мня себя культурными и начитанными. А это знаешь что?
– Компьютер.
– В яблочко! Этот ящик давал ещё больше. Он позволял погрузиться в совершенно фантастические миры, где люди могли забыть о серой повседневности. Там красивыми мирами можно управлять самим.