– То есть этот человек убивает людей просто на всякий случай? – я решил уточнить, правильно ли понял.
– Ну да, – сказал Эльф. – А по другому еще никому не удавалось заметать следы.
– И этого человека зовут Навигатором, правильно? – теперь уже спрашивал Фил.
Эльф посмотрел на него долгим пристальным взглядом.
– Да, – произнес он, наконец. – Некоторые зовут его именно так.
– Тогда почему мы здесь? – возмутился Циркач. – Если Навигатор косит всех подряд в России? Сюда-то мы зачем приперлись?
– Навигатор сейчас тоже здесь, – пробормотал Эльф словно бы неохотно.
Видно, решил сворачивать эту тему и как будто уже сожалел о сказанном.
– Ё-моё! – не удержался я. – Вот это номер!
Захотелось немедленно подняться наверх под любым предлогом и позвонить в Москву. Может быть, это тот единственный недостающий штрих, который и поможет дяде Воше разгадать весь ребус? Но, во-первых, я тут же вспомнил, что Кулаков не велел без крайней необходимости выходить на связь и вообще просил докладывать только об исполнении. И, во-вторых, Эльф – это же не Моника Штраус. Случайно проговориться он никак не мог, и значит, все мои дальнейшие действия для него предсказуемы.
А вот я никогда в жизни не догадался бы о его следующей реплике.
– Слушайте, ну его к Аллаху, этого Навигатора! Хотите, расскажу вам, как я рванул на Запад?
Хотели мы, или нет – какое это имело значение? Важно, что он хотел рассказать нам что-то. Конечно, мы согласились слушать.
– Когда меня спрашивают, откуда я так хорошо знаю русский, – начал Эльф, – я обычно говорю: «Меня готовили в Лэнгли специально для России». И это правда. Но не вся. С семьдесят восьмого по восьмидесятый я учился в разведакадемии КГБ, повышал квалификацию «у Старшего брата» – мы это так называли. У меня была полная свобода передвижений по всему Советскому Союзу. И, понасмотревшись на «свинцовые мерзости русской жизни», я окончательно разочаровался в так называемом развитом социализме. А что творилось тогда у нас в Польше, напоминать, я думаю, не стоит. Короче, из меня готовили карателя для собственной страны. В Афганистан поехать и то честнее было.
И тут я попадаю в Киев и знакомлюсь там с потрясающей девушкой. Ради нее я готов был остаться офицером КГБ и даже стать гражданином СССР. Мы познакомились в январе, а уже в апреле я сделал ей предложение. Но у нее была своя довольна сложная и в первую очередь спортивная жизнь: тренировки, сборы, турниры. Постоянные разъезды. Она была не готова дать мне ответ. Но мы несколько раз встречались в разных городах, это было жутко романтично.
Советские люди в восьмидесятом все были задвинуты на спорте, бредили предстоящей Олимпиадой. В мире черт знает что творилось, а ваши соотечественники пели веселые песни, бегали, прыгали, плавали и радовались жизни, как школьники. В какой-то момент мне показалось, что, может быть, так и надо: жениться, воспитывать детей, работать, отдыхать, любить жизнь, любить спорт и не думать обо всякой ерунде вроде политики, религии, совести, не думать о добре и зле, быть выше этого… Любовь действительно выше.
Но любовь оказалась мимолетна. Московский праздник спорта стал для меня кошмаром. Я вынужден был отсутствовать недели две по работе. А когда вернулся, перед самым закрытием Олимпиады, она уже полюбила другого. Я и не представлял, что такое возможно. Она – по-моему, тоже. Она даже извинялась передо мной, соглашалась, что это безумие, но ничего не могла с собой поделать. На дьявольское обаяние ее нового партнера накладывался еще и романтический ореол вожделенной мечты каждого советского человека – выезда за рубеж. Спортсменка моя колесила до сих пор лишь по соцстранам, а тут перед ней, как сказочный принц, возник настоящий миллионер с Запада. В том же августе она уехала с ним в другую страну. Кстати, она клялась, она убеждала меня, что дело вовсе не в загранице и не в деньгах. Ей было очень важно, чтобы я поверил. И, в общем-то… Мне самому было приятнее думать, что на первом месте у нее любовь. Но скажите, ребята, кто из нас готов дать точное и исчерпывающее определение этому чувству. Откуда оно берется, из чего вырастает, по каким законам развивается?..
Ясно было одно: советская страница в моей биографии закрылась навсегда. Какая сила могла теперь удержать поляка Семецкого по восточную сторону железного занавеса? При первой же возможности я попросил политического убежища в Великобритании. Они наиболее охотно давали его сотрудникам просоветских спецслужб. А я был не худшим представителем своей профессии…
Эльф помолчал, потом попросил у Фила сигарету и закурил.
Жутко лирическую историю рассказал нам матерый шпион! К чему бы это? Или просто он уже выпил слишком много виски пополам с пивом?
– Вы были после этого женаты? – вежливо поинтересовался я.
– Нет, – сказал Эльф. – Я до сих пор люблю только ее.
– А этот человек, который двадцать лет назад увел вашу девушку, сегодня как-то замешан в нашем общем деле? – догадался Фил.
Эльф мрачно усмехнулся:
– Еще как замешан!
– Он финансирует курдов, – предположил Фил.
– Он финансирует все, – загадочно проговорил Эльф. И добавил еще загадочней: – Но мы с вами это дело прекратим.
– Ага, – сообразил я. – Вы собираетесь мстить ему, не взирая на срок давности. Да еще с нашей помощью.
– Это было бы слишком мелко, – согласился Эльф. – Все это не совсем так. Точнее, совсем не так…Боже, да разве он виноват, что Ника выбрала его?
Эльф впервые назвал имя своей любимой. Ведь он вообще не называл имен. И риторический вопрос повис в воздухе, как последняя звенящая нота торжественной мессы. Но он таки продолжил после паузы:
– Наш герой оказался виноват в другом. Совсем в другом. Тогда, в восьмидесятом, мне стало, разумеется, любопытно, кому же моя любимая предпочла меня. И я решил навести справки. Не мне вам объяснять, какую информацию может раздобыть профессионал. О, я узнал об этом человеке очень много интересного! Слишком много. Так много, что он захотел убить меня. Но не сумел. И мы стали почти друзьями. Почти. Если не считать, что я тоже хотел убить его.
– Прямо как Остап Бендер и Саша Корейко, – сказал Циркач.
– Похоже, – согласился Эльф. – Только между нами еще оказалась женщина. И я не стал убивать этого мерзавца лишь потому, что его любила Ника…
– Неужели это правда? – вырвалось у Циркача.
– Да, – сказал Эльф. – Вся моя жизнь соткана из лжи. Но это правда. Когда-нибудь я расскажу вам…
Он вдруг запнулся и проговорил уже совсем другим голосом:
– Ладно, ребята. Боюсь у нас мало времени. Слушайте главное. Завтра вы получите от них взрывчатку и точные указания места и времени. Думаю, теракт назначат на послезавтра, и задача, поставленная перед вами, будет практически невыполнимой. Но даже если вам покажется, что все это можно сделать, вы обязаны отказаться и переубедить заказчика под любым предлогом. Вы обязаны доказать им всем: взрыв следует устраивать в другом месте и в другое время. Вот собственно, и все. А после того, как я узнаю их рекомендации, я смогу назвать вам действительную цель. Мы встретимся здесь же завтра, ровно в полночь. Если все будет нормально. Вопросы есть?
Вопросов было едва ли не больше, чем слов, которые он успел нам сказать. Но времени, похоже, и впрямь оставалось мало. Эльф все так же внешне безмятежно прихлебывал виски и пиво, но во всех движениях его и во взгляде появилась еле заметная, но явная и с каждой секундой растущая напряженность.
– Вы ждете кого-то? – спросил я.
– Если честно, ни с кем, кроме вас встречаться я не собирался, но, к сожалению, незваные гости приближаются. Советую вам находиться в полной боевой готовности. Оружие есть?
– С собой нет, – ответил я. – Только наверху. Приказа не было.
– И слава Богу, – выдохнул Эльф. – Оружие будет как раз и ни к чему. Лучше всего просто как можно скорее и незаметнее унести ноги.
– Так может быть, прямо сейчас встать и уйти?
– Нет, – он помотал головой. – Во-первых, Моника и ее друзья. Видите, как у них там весело. Они вас не отпустят.
Моника и друзья после энной кружки пива (а пиво в кнайпе подавали не только в изысканных тонких бокалах, но и в кружках тоже) разгулялись будь здоров и уже пели хором.
– А если через другой выход? – предложил Фил.
– Боюсь, что и там нас ждут. И это уже во-вторых. Уйти не получится. Надо будет прорываться , что всегда легче делать, если уже началась стрельба.
Эльф выражался загадками. Я тяжко задумался над его последними словами. Фил тоже не спешил с очередным выводом. Циркач же оказался проще всех и спросил впрямую:
– Это ловушка?
– Возможно, – пожал плечами Семецкий. – Но не я ее для вас подстроил. Я просто повсюду таскаю за собой разного рода ловушки, хочу того или нет. Понимаете?
Я уже начал что-то понимать. И тут Эльф сказал:
– Давайте попробуем подойти к хозяину и спросить у него, как обстоит дело с третьим выходом. Через подвал. Раньше…
Хорошо, что в этот момент я смотрел на лицо Семецкого, и увидел, как оно изменилось. За секунду до начала событий. Поэтому еще успел обернуться и зафиксировать в дверях высокого человека в плаще и с тяжелым длинноствольным пистолетом в руках.
В такие моменты время зримо замедляет свой бег. Наверняка этот киллер вскидывал руку со всей стремительностью, на какую был способен, но мне-то казалось, что смертоносный ствол поднимается медленно-медленно, и я понял, что успеваю схватить тяжелый стакан с толстым донышком и безошибочно швырнуть его в голову вошедшего. Я так и поступил бы, но Эльф, перехватив глазами мой жест, шепнул:
– Не двигайтесь!
И выбросил вперед руку, словно стряхивал рукав пиджака с часов, перед тем как узнать время. А в следующее мгновение его сжатый кулак чуть-чуть наклонился, и из-под обшлага полыхнуло.
Выстрел показался безобразно громким в маленьком зальчике кнайпе с низкими деревянными потолками. Человек в дверях странно взмахнул руками и рухнул лицом вниз, со звоном сметая со стойки стаканы и опрокидывая стулья.
Началась паника, на фоне которой наименее приятно смотрелись фигуры полицейских в дверном проеме. Я уже сомневался, что в такой ситуации оптимально делать ноги, и как можно скорее. В конце концов, пока охотились не за нами, а у нас даже документы были в порядке. Зачем же привлекать к себе особое внимание? Ну, сидели вместе с этим человеком, беседовали. Ну и что? Мы знать его не знали раньше …
Но тут из-за соседнего столика грохнул еще один выстрел. Совершенно неожиданный даже для Эльфа, как я понял. Выстрел в сторону полицейских, но специально выше, чуть ли не в потолок, этакий хулиганский, провоцирующий выстрел. И оно сработало. Старший среди представителей власти заорал, как резаный. И хотя я по-прежнему не понимал ни слова по-немецки, было абсолютно ясно, что всем нам приказывают бросить оружие и лечь на пол. Для убедительности поверх голов было пущено несколько очередей из автоматов, так что даже щепки с потолка полетели.
Твою мать! Вот тебе и полиция! Германия – это же вам не Россия. Тут полицейские в мирное время по городу с автоматами не ходят. Тем более не палят из них в кнайпе, где полно народу. Кто же это? Какая спецслужба? Или все-таки бандиты переодетые? Во дела…
Зазвенели бутылки в баре, завизжали женщины. Ну, прямо кино! «Палп фикшн», честное слово.
А Эльф команду «Ложись!» выполнил своеобразно. С профессиональной мягкостью упал назад вместе со стулом, и пока летел, рявкнул нам:
– За мной! Быстро!
Мы попадали на пол, может, и не так изящно, но быстро и грамотно.
– Назад не смотреть! – прозвучала следующая команда.
После чего Эльф швырнул в сторону полицейских свето-шумовую гранату, и ослепительная вспышка высветила его фигуру, метнувшуюся к двери на кухню. Может быть, это действовал запредельно яркий свет, но зрелище получилось совершенно фантастическим: Эльф, словно птица, взмыл из под стола, размазался вдоль стены на доли секунды и тут же исчез, растаял в воздухе. Мы повторили, как смогли, этот маневр. И видно, смогли неплохо, да и граната оказалась не лишней: пули ударили в стену, когда нас уже не было в секторе обстрела.
Из кухни вели два выхода: во двор и в подвал. Хозяин стоял возле плиты, на которой что-то готовилось, и вид имел абсолютно невозмутимый. Можно было подумать, что в его заведении каждый день случаются подобные перестрелки. Дверь в подвал оказалась предупредительно открыта, и хозяин, истово кивая нам, повторял: