Тут-то и появился журналист. То, что парень не из мусоров, видно было сразу, но хитрый Ларионов мог подослать любого агента. И Шайтан долго и тщательно тряс Олега Зарайского. Зарайский ничего не скрывал, потому версия его звучала убедительно. Не зацепишься.
Конечно, Шайтан и намека не дал журналисту на свою связь с Высоким Шефом, конечно, ни о какой координации даже не заикнулся и, конечно, проводив журналиста, приказал ребятам вести его до самого дома и дальше, то есть установил за Олегом наружное наблюдение по всем правилам оперативно-розыскной работы. Шайтан даже послушал выборочно его телефонные переговоры. И биографию изучил. По всему выходило, что Зарайский не суперагент, а самый обычный журналист из этих, сумасшедших энтузиастов, комсомольцев-добровольцев.
Это был лучший вариант. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Журналист обещал появиться вновь. Шайтан ждал его.
14Вечерело, когда они добрались до Льгова. Зарайский специально поехал на ночь глядя. Днем тракториста Малахова искать можно только в поле, а это неудобно и хлопотно. Да и Шайтана легче найти вечером. А если не захочется ехать назад по темноте – переночевать в деревне не проблема.
Белка не считала себя опытным водителем и была рада пустить за руль Олега. По дороге не раз и не два возникала у нее иллюзия, что никакой это не Олег сидит рядом, и не к бандитам они едут кошмары всякие распутывать, а просто вдвоем с Михой к себе в деревню огород копать. И, глядя на знакомые пейзажи за окном, несколько раз Белка начинала плакать. Зарайский видел, но утешать не пытался. Отвлечь разговором – да, а утешать… Чем тут утешишь?
Он съехал с дороги и поставил машину за кустами. Метров двести до автобусной остановки прошли пешком.
– Стоп, – вдруг решил Зарайский. – Не надо тебе туда ходить. Лучше было остаться в машине. А впрочем, еще лучше – посиди на остановке. Примерно, через… – он поглядел на часы, – через сорок минут пойдет последний автобус. С понтом ты его ждешь.
– Ты так хорошо изучил местное расписание?
– Я – репортер уголовной хроники, – с гордостью заявил Зарайский, а это уже наполовину сыщик. Так посидишь, ладно? Надеюсь, я недолго. А к Шайтану, разумеется, вместе пойдем.
Белка кивнула. Закуталась поплотнее в куртку, присела на жесткий, неудобный каркас, оставшийся от скамеечки, и сквозь проржавевшую в стальном листе дырку долго смотрела на Олега уверенно, шагавшего в сторону ближайших домов.
К Шайтану ехать не пришлось. Он вышел из калитки малаховского дома навстречу Олегу.
– Ну, привет, журналист. Садись, поговорим.
Олег огляделся. Между штакетником и недавно оставленным трактором, от которого еще исходил теплый запах солярки и масла, возвышалась груда напиленных и пока непоколотых чурбаков. Зарайский подкатил к себе ногой массивную березовую колоду, поставил на попа и присел. Шайтан сделал то же самое.
– У тебя диктофон есть с собой, журналист?
Олег задумался на секунду, тут же понял, что врать бесполезно и ответил:
– Натурально. Но я его не включал.
– Так доставай и включай, – распорядился Шайтан. – Буду показания давать.
Еще не поняв точно, не шутка ли это, Олег вынул из сумки любимый миниатюрный "панасоник" и подумал: "Ну, отнимет – и черт с ним. Невелика потеря. Пятьдесят долларов он стоит".
– Включил? – поинтересовался Шайтан. – Я начинаю.
Теперь, когда стало ясно, что действительно придется записывать разговор, Олег для удобства и для конспирации – все-таки сидят они посреди улицы – бросил диктофон в сумку и переключил его на выносной микрофон, закрепленный под воротником куртки.
– Малахова не ищи. Нету его больше, – спокойно, по-деловому сообщил Шайтан. – Все, что знал тракторист – вот здесь. – Он протянул Олегу пачку "Мальборо". Пачка была тяжелой, словно ее набили мокрыми сигаретами. – Это такая же игрушка, как у тебя, только размером меньше. Многовато знал этот тракторист. Ну, да Бог с ним. На кассете не только признания Малахова. Там есть еще и признания другого человека. Очень известного. Твоей газете любопытно будет. Домой приедешь – послушаешь. Но больше – никому. Ты понял? Никому. Пока я сигнал не дам. Сделаешь по-своему, журналист – сам понимаешь, я сразу узнаю. Лучше не экспериментируй. И еще, если меня убьют, все это должно как можно скорее попасть в газеты. Там сказано, кому можно верить. Если о моей смерти узнаешь из других источников, сначала попробуешь найти меня… Впрочем, не мне тебя учить, журналист. Ты все понял?
Зарайский сумел лишь кивнуть – так он был ошарашен новым поворотом событий.
– Ну а теперь у нас есть несколько минут. Можешь задавать вопросы.
Олег растерялся. О чем спросить, о чем? Эх, если б сначала послушать, а потом разговаривать! Но так не бывает, это понятно…
– На этой кассете я найду ответ, кто и кого убил в этих краях девятнадцатого августа?
– Грамотно спрашиваешь, журналист, конкретно, – удивился Шайтан. – Полный ответ будет, если соединить то, что знаю я, с тем, что знают менты и гэбисты. Но из моей информации четко следует, что убили не здесь, не девятнадцатого и не того, чье убийство расследуют. И еще. Кассету послушать может и не доведется, всяко бывает – так ты запомни главное: труп, который здесь нашли – дело рук Золтана. Привезли его сюда гэбисты, а руководит всем этим делом Альберт Ларионов.
Зарайский поморщился. Фамилия Ларионова вогнала его в тоску. Это раньше было бы забавно услышать ее в подобном контексте, когда пошла мода на обвинение в коррупции всех подряд. В связях с мафией подозревали и Лужкова, и Шумейко, и Лобова. Теперь о таком уже никто читать не хочет. Ну, что ж, Шайтан, послушаем твои кассеты, подождем сигнала…
С шоссе свернул старенький "газон", крытый брезентом, и двинулся по проселку в их направлении. Зарайский автоматически отметил, что ехал он с другой стороны, значит Белку на остановке водитель не видел. Это могло быть важно, тем более, что Шайтан, как-то слишком пристально следил за грузовиком. Потом бандит неожиданно свистнул громко и коротко. Из-за угла вынырнул здоровенный детина, и Шайтан распорядился:
– Шкаф, поди глянь, кого это несет.
Шкаф пошел и тормознул машину метрах в пятидесяти от них. Перемолвился с водилой, потом обошел фургон и, очевидно даже слазил в кузов. Наконец еще издалека показал шефу жестом: все в порядке. И не торопясь, вразвалочку двинулся обратно. Машина меж тем развернулась и стала медленно подавать задом к сваленным кучей чурбакам. Шайтан встал и громко спросил:
– Кто это?
– Местные, – сказал Шкаф. – За дровами приехали.
И вдруг с неожиданным для своего веса проворством метнулся влево, к дому.
Шайтан и Зарайский невольно повернули головы в противоположную сторону. Но было поздно. Из фургона ударило две или три очереди сразу.
Потом подошел Шкаф и, аккуратно приставляя пистолет, выстрелил в голову каждому. Оружие тут же бросил.
Белка наблюдала за этой сценой, припав глазом к отверстию с рваными краями, и судорожно, ломая ногти, обколупывала последнюю краску с обшарпанной железной стены. В сгущающихся сумерках становилось все хуже видно с каждой минутой, но она все-таки разглядела, как верзила после контрольных выстрелов пошел к машине и тоже был сражен автоматной очередью. После чего грузовик быстро развернулся и стал выезжать на асфальт. В деревне отчаянно лаяли собаки, громко и тоскливо замычала корова, но ни один человек не вышел на улицу.
Фургон свернул в ее сторону, и в первый момент Белке захотелось бежать, бежать, петляя, как заяц. Но то ли она успела сообразить, то ли просто страх парализовал волю, во всяком случае, она лишь забилась в угол, вжалась в железную стенку остановки и замерла. Грузовик взревел за ее спиной и, затихая, скрылся за поворотом.
Выскочив из своего укрытия, Белка ринулась туда, где лежал Олег и двое других. Зачем? Она не знала. У нее отчаянно кружилась голова, и на каких-нибудь ста пятидесяти метрах она дважды падала. Здесь не осталось живых. Что она хочет сделать? Здесь никому нельзя помочь. Она ждет, пока ее застанут возле трупов? Нет! У Олега был диктофон. Он мог что-то записать. Он мог записать все, вплоть до выстрелов. Какие силы, какие знания, какой опыт двигали ею в те минуты? По натянувшемуся проводку Белка догадалась, что диктофон лежит в сумке, вытащила, взглянула, пленка еще крутилась, выдернула из воротника микрофон, куртка была в крови, сумка была в крови, руки ее тоже сделались липкими, надо брать всю сумку, мало ли что там, милиции все это ни к чему… И еще – пистолет. Ба, да здесь два пистолета! Ага… вот из этого стрелял громила, убитый последним, а этот был в руке у второго, и он похоже, выстрелить не успел – такой пистолет гораздо лучше. Белка швырнула в сумку пистолет Шайтана и не оглядываясь бегом, скачками, понеслась к своей машине.
Она долго не могла повернуть ключ в замке зажигания, собственно, поначалу она не могла его вставить в замок – так тряслись руки.
Она выкурила подряд две сигареты, доехала до ближайшей речушки, вымыла руки, протерла от крови все, что было испачкано в машине, выбросила Олегову сумку, вынув из нее все нужное, еще раз вымыла руки, потом вернулась в машину, села за руль и вдруг в одно мгновение поняла, что нужно делать.
Может быть, было еще не поздно. Вряд ли в этих краях так быстро приезжает милиция. Может быть, ее еще даже не вызвали.
Страшно, ох как страшно было ехать назад! Но уезжать в Москву было просто губительно. Она остановила машину точно в том же месте, где пару часов назад ставил ее Олег, тщательно протерла сухой тряпкой баранку, ручку двери и ручку скоростей. Велико было искушение оставить ключи в замке зажигания – вот такой рассеянный великий журналист! – но в деревне Льгово было темно и тихо, и надо было использовать шанс, надо было, и Белка стиснула зубы и пошла.
Раньше она бы никогда не поверила, что способна на такое – расстегнуть молнию на кармане промокшей от крови куртки и бросить туда ключи.
Она плохо помнила, как вышла на дорогу и долгие девять километров шагала в кромешной темноте, чтобы, выйдя на Старицкое шоссе, ловить редкие ночные машины, рискуя попасть в еще более страшную историю. Только ей уже было все равно. Она должна была приехать в Москву еще ночью, и ради этого могла отдать все взятые с собой деньги – триста долларов и какие-то мелкие тыщи. А если придется, готова была и стрелять.
Стрелять не пришлось. И вполне хватило сотни долларов, чтобы в пятом часу утра переступить порог своей квартиры.
15Горца подняли ночью и привезли на дачу Высокого Шефа в Успенское. Кроме двух сопровождающих в машине, никто не видел его лица, даже охрана у ворот, и Горец этому внутренне порадовался. Чем закончил Шайтан, который светился даже в Кремле, теперь вся братва знала конкретно.
А после того, как команда Кислого совместно с ребятами Горца ликвидировала Шайтана, стало известно, что этот бродяга не только имел оформленную на свое имя мощную трастовую компанию, чистенькую, исправно платящую налоги, но и собирал подписи – баллотироваться в Госдуму. И если б теперь ему башку не пробили, точно собрал бы и в Думу прошел однозначно, с его-то деньжищами. Может быть, это не понравилось Высокому Шефу?
Мираб Саркиев по кличке Горец был намного скромнее. Тюремный стаж имел небольшой, в девятнадцать лет сел за кражу по глупости, зато в перестройку сильно продвинулся в нелегальном бизнесе, стал признанным авторитетом и в девяносто первом был коронован вполне законно. Кто-то из стариков шипел, мол, "апельсин" ты, а не вор, но это с каждым годом имело все меньшее значение. Несколько лет подряд Горец был "основным" в Новгороде, потом перебрался в Москву и вот теперь ему поручали доделать то, чего не успел Шайтан – закончить формирование беспрецедентного по масштабам северо-западного объединения криминальных группировок и принять руководство им.
Высокий Шеф вышел из дома навстречу Горцу, и они вдвоем – охрана на почтительном расстоянии сзади – долго бродили по дорожкам парка.
– Суть проблемы сводится к следующему, – формулировал Ларионов. – На днях состоится ваша сходка, в частности, посвященная проблемам глобальной координации, ну, то есть всеобщего объединения усилий. Этим интересуются не только и не столько органы внутренних дел, сколько уже небезызвестная тебе служба РИСК. На сходке обязательно будут, как минимум два их агента. Твоя задача – узнать их и обезвредить.
– А если не удастся? – по-детски растерянно спросил Горец.
– Плохо, если не удастся. Утечка информации стоит сегодня дорого, а убирать всех подряд, как Шайтана – с кем тогда работать? Сумел же ты в Свердловске распознать Глызина.
– Какого Глызина? – не вспомнил Горец.
– Ну, Мосла, Мосла, которого вы так вовремя закололи. Он же из РИСКа был.
– Ах, Мосла! Так мне повезло тогда. Во-первых его срисовал кто-то на зоне, он же на Петровке работал, а во-вторых, когда Мосол неожиданно на волю дернул и по существу засветился, нам помог его же агент из ментуры, Корягиным, кажется, звали. И кто этого мента перекупил? Так я и не понял.
– Всех не перекупишь.
Ларионов загадочно улыбнулся. Пусть Горец думает, что это он перекупил. Эх, узнать бы правду! Да у кого? Разве что у Григорьева. Но он же хитрый, гад, никогда в жизни правду не говорил.
– Всех не перекупишь, – повторил он. – Придется тебе, Горец, самому их срисовывать. Задача архиважная. Ты же не дурак – придумаешь способ. Пункт второй. Необходимо удержать тверской регион от полного выхода из-под контроля. Сам понимаешь, как там теперь РУОП развернется с ФСБ на пару. Пусть все специальные люди лягут на дно или уедут. Проследи за этим. Группировку надо спасти – она будет на твоей совести.
"Ну, от такого довеска, – подумал Горец, – совесть моя не надорвется. Хуже другое. Хоть Высокий Шеф и говорит "спасибо", на самом деле сработали мы грязно. Журналиста убрали, может, и правильно, но тело бросили зря. Странно, что Шеф об этом не спрашивает".
И словно читая мысли Горца, Ларионов спросил:
– Откуда взялся этот репортер Заманский?
– Зарайский, – поправил Горец, – он сам вышел на Шайтана, по своим журналистским каналам.
– Здорово, – сказал Ларионов злобно, – скоро у них каналы будут лучше, чем у Лубянки. МВД-то они уже давно обскакали. Ну и что?
– Зарайский встречался с Шайтаном дважды, – рассказывал Горец. – При первой встрече я присутствовал. Были еще двое – Кузнец и Кандыба. Шайтан ничего не сказал журналисту. Ничего.
– А потом?
– Они больше не встречались.
– Ты уверен в этом?
– Обижаете, Шеф. Я же вел его все эти дни.
– Почему милиция не нашла у Зарайского никаких записей?
Похоже было, что этот вопрос очень сильно тревожит Высокого Шефа. Горца он самого тревожил, и требовалось сказать что-то весьма убедительное.
– Знаете, у меня сложилось впечатление, что этот репортер страсть какой ушлый. Он уже несколько лет про нас пишет, а братва всяких блокнотов и магнитофонов дюже боится, вот он и привык все в голове держать.
Странно, но ответ устроил Высокого Шефа.
– Хорошо, – сказал он. – Ты, братец, вот что, ты все-таки проведи расследование по этому поводу. В ментовские дела не суйся, свое, частное расследование проведи. Договорились? Но это уже, сам понимаешь, пункт третий. А главное, про первый не забывай.
От пункта первого у Горца аж голова разболелась, пока его везли назад и у перекрестка сдавали с рук на руки родной охране. Третий пункт тоже не давал вору покоя. С репортером-то Горец дважды лопухнулся. Никто не вел Зарайского в его поездке от Москвы до Льгова. Зачем? Это же не шпион – простой журналист. Ан, оказалось, непростой! И как их угораздило бросить тело? Ведь ни одна собака теперь не знает, кто обчистил убитого и было ли вообще что брать у него.
– Дай порулить, – попросил Горец Капитоныча.
Капитоныч знал: бугор любит садиться за руль, когда настроение плохое. Даст Бог, ни во что не врежется, а повеселее станет. БМВ водить – разве это работа? Машина сама едет. Ну, если, конечно, погоня или, скажем, по пересеченке на ней ехать приходится – тут, да, тут уже работа.
Так думал Капитоныч, глядя на улыбающегося рядом с ним хозяина. А хозяин гнал тачку почти по осевой, словно прокладывал дорогу самому президенту России, светил издалека встречным, совсем не уступая дороги, и голова у него уже не болела.
Он понял, что будет делать с этим РИСКом.
"Вычислять их там, разгадывать, мероприятия проводить… Да пошли они! Много чести. Возьмем в заложники какую-нибудь ихнюю бабу, лучше всего жену самого главного, охрану в случае чего постреляем – и все, они мне сами расскажут, ху из ху. А кого мне бояться? – спрашивал сам себя Горец. – Теперь-то кого мне бояться? Кого и зачем?"
16