Вспомни о Флебе - Бэнкс Иэн М. 35 стр.


В столовой царил кавардак. «ТЧВ» не подготовили к резкому маневрированию, ни один предмет не был закреплен. Тарелки и контейнеры, пара ботинок, перчатка, наполовину размотанные катушки с пленкой, всевозможный инструмент и всякая мелочь валялись в беспорядке здесь и там. Йелсон получила удар по голове, по лбу у нее стекала струйка крови. В последние два часа Хорза никому не позволял никуда уходить, разве что в туалет – ненадолго. Он приказал всем оставаться там, где им положено быть по расписанию, пока «ТЧВ», маневрируя и резко меняя направление, уходил подальше от Вавача. Плазменные двигатели и лазерную пушку Хорза держал наготове, но их больше никто не преследовал. Наконец он решил, что они отошли уже достаточно далеко и могут двигаться на гипердвигателях по прямой.

Он оставил Вабслина в кабине – приводить, насколько это возможно, в порядок пострадавшие системы «Турбулентности чистого воздуха». Инженер извинился за то, что пытался перехватить штурвал, и вел себя тише воды ниже травы. Стараясь не встречаться с Хорзой взглядом, он разложил по своим местам то, что валялось на полу, затолкал назад торчавшие из-под консоли провода. Хорза сообщил Вабслину, что тот чуть не убил их всех, но, с другой стороны, и сам он тоже был близок к этому, так что на сей раз лучше обо всем этом забыть. Главное, что они остались живы. Вабслин кивнул и сказал, что не понимает, как им это удалось. Он не мог поверить, что корабль не получил серьезных повреждений. Сам Вабслин так легко не отделался – все его тело было покрыто синяками.

Хорза сел, закинул ноги на соседнее сиденье и сказал Йелсон:

– Боюсь, первый порт, куда мы попадем, будет довольно мрачным и практически безлюдным. Не думаю, что тебе захочется там остаться.

Йелсон положила тяжелый пистолет-парализатор на столешницу.

– И куда же это мы направляемся, черт тебя возьми? Что тут происходит, Крейклин? Что это за безумные скачки на всесистемнике ты устроил? Что здесь делает она? При чем тут Культура?

Йелсон кивнула на Бальведу; закончив говорить, она стала ждать ответа, а Хорза сидел, не сводя глаз с агента Культуры. Авигер и Доролоу, как и Йелсон, вопросительно смотрели на Хорзу.

Прежде чем Хорза успел ответить, из коридора, ведущего в жилой отсек, появился маленький автономник.

Он вплыл в помещение, оглядел столовую и водрузился на столе, в самом его центре.

– Мне показалось, тут говорят, что настало время для объяснений, – сказал он и обратился лицевой стороной к Хорзе.

Хорза отвел взгляд от Бальведы, посмотрел на Авигера и Доролоу, потом на Йелсон и автономника.

– Ну что ж, вы все теперь можете узнать, что мы направляемся на планету, которая называется Мир Шкара. Это Планета Мертвых.

Йелсон смотрела на него недоумевающим взглядом. Авигер сказал:

– Я слышал о таких планетах. Но нас туда не пропустят.

– Вы только усугубляете ситуацию, – сказал автономник. – На вашем месте, капитан Крейклин, я бы вернулся на «Цели изобретений» и сдался. Я не сомневаюсь, что суд будет справедливым.

Хорза не обратил на его слова внимания. Он вздохнул, обвел взглядом столовую, вытянул ноги и зевнул.

– Мне жаль, что вы, возможно, будете доставлены туда против вашей воли, но я должен попасть на Мир Шкара и не смогу никуда зайти, чтобы высадить вас. Вам всем придется лететь туда со мной.

– Как это – придется? Как это? – забеспокоился маленький автономник.

– Да, – поглядел на него Хорза. – Боюсь, что так.

– Но мы и близко подойти к тому месту не сможем, возразил Авигер. – Они туда никого не пускают. Вокруг планеты есть какая-то зона, куда не впускают людей.

– Доберемся – посмотрим, – улыбнулся Хорза.

– Ты не отвечаешь на мои вопросы? – сказала Йелсон. Она снова посмотрела на Бальведу, потом на пистолет, лежащий на столе. – Я отключала эту бедолагу каждый раз, когда она приоткрывала глаза, и хочу знать, для чего я это делала.

– Чтобы это объяснить, потребуется некоторое время, но в конечном счете все сводится к тому, что на Мире Шкара есть кое-что, необходимое и идиранам, и Культуре. У меня с идиранами… договор, соглашение: я обязался добраться туда и найти эту вещь.

– Вы и в самом деле псих, – недоуменно сказал автономник. Он приподнялся над столом и оглянулся, чтобы видеть остальных. – Он и в самом деле сумасшедший!

– Идиране наняли нас – тебя, — чтобы заполучить какую-то вещь? – недоверчиво спросила Йелсон.

Хорза посмотрел на нее и улыбнулся.

– И ты хочешь сказать, что эта женщина, – Доролоу показала на Бальведу, – была послана Культурой, чтобы присоединиться… проникнуть к нам… Ты это серьезно?

– Серьезно. Бальведа искала меня. А еще Хорзу Гобучула. Она хотела попасть на Мир Шкара или не допустить туда нас. – Хорза посмотрел на Авигера. – Кстати, в ее вещах и в самом деле была бомба; она взорвалась, как только я опорожнил вакуум-проводы. Эта бомба и уничтожила полицейские корабли. Мы все получили дозу радиации, но ничего смертельного.

– А что насчет Хорзы? – спросила Йелсон, мрачно глядя на него. – Ты соврал про него или в самом деле с ним встречался?

– Он жив, как и все мы.

Из дверей, ведущих в кабину, появился Вабслин; извиняющееся выражение все еще не сходило с его лица. Он кивнул Хорзе и сел рядом с ним.

– Похоже, все в порядке, Крейклин.

– Хорошо, – сказал Хорза. – А я тут всем только что говорил о нашем путешествии на Мир Шкара.

– Ого, – сказал Вабслин. – Да. – Он пожал плечами, поглядев на остальных.

– Крейклин, – сказала Йелсон, наклоняясь над столом и внимательно глядя на Хорзу, – ты, черт тебя подери, чуть нас всех не укокошил хер знает сколько раз. И видимо, ты угробил-таки несколько человек во время этих своих… акробатических упражнений в замкнутом пространстве. Ты всучил нам какого-то секретного агента Культуры. Ты практически берешь нас в заложники, направляясь на планету, которая находится в самой гуще военных действий, и собираешься искать там кое-что, крайне интересующее обе стороны… Так вот, если идиране обращаются за помощью к жалкой горстке второсортных наемников, то положение их, видно, отчаянное. А если попытка задержать нас на стоянке – это происки Культуры, то там, должно быть, до смерти перепуганы: рискнули нейтралитетом «Целей» и нарушили собственные же драгоценные правила ведения войны. Может, тебе известно, что происходит, и ты считаешь – риск того стоит, а я не знаю ничего, и мне не нравится, когда меня заставляют играть втемную. Давай посмотрим правде в глаза: что бы ты ни затевал в последнее время, все шло прахом. Хочешь рисковать собственной жизнью – бога ради, но ты не имеешь никакого права рисковать еще и нашими. Хватит. Может, мы все вовсе не хотим становиться на сторону идиран, но даже если бы мы и предпочитали их Культуре, никто из нас не нанимался в самый разгар войны вот так вдруг сражаться за них. Черт тебя побери, Крейклин, мы не… вооружены и не подготовлены для драки с этими ребятами.

– Я это знаю, – сказал Хорза. – Но мы не собираемся участвовать в военных действиях. Барьер Тишины вокруг Мира Шкара достаточно велик, и вести наблюдение на всей его протяженности просто невозможно.

Мы зайдем в случайно выбранном направлении, и к тому времени, когда нас обнаружат, будем уже вне пределов досягаемости, какие бы корабли у них ни были. Даже весь Главный флот не сможет нас задержать. То же самое случится и на выходе.

– Ну да, – сказала Йелсон, откидываясь к спинке своего кресла, – ты хочешь сказать, что это будет легкая прогулка.

– Может, и хочу, – рассмеялся Хорза.

– Эй, – сказал вдруг Вабслин, глядя на экран терминала, который он только что вытащил из кармана. – Уже почти время!

Он встал и исчез в дверях, ведущих в пилотскую кабину. Через несколько минут изображение на экране столовой изменилось, поплыло и замерло, и наконец появился Вавач. Громадное орбиталище висело в воздухе, темное и сверкающее одновременно, полное ночи и дня, голубизны, белизны и черноты. Взгляды всех были прикованы к экрану.

Вабслин вернулся и снова сел на свое место. Хорза почувствовал приступ усталости. Его тело жаждало отдыха, долгого отдыха. Мозг все еще трещал от напряжения и количества адреналина, которое потребовалось, чтобы провести «ТЧВ» по «Целям изобретения». Но пока что Хорза не мог позволить себе отдохнуть. Он не мог решить, как лучше поступить в сложившейся ситуации. Сказать им, кто он такой, сказать им правду – что он мутатор, что он убил Крейклина? Насколько они преданы вожаку, которого все еще считают живым? Больше всех, наверно, Йелсон, но она точно будет рада тому, что он, Хорза, жив… И в то же время именно она сказала, что члены отряда, возможно, вовсе не солидарны с идиранами… Она никогда не демонстрировала особых симпатий к Культуре, но, может, теперь ее взгляды переменились.

Он мог бы даже мутировать в обратную сторону. Им предстоял довольно долгий перелет: за это время он вполне успеет трансформироваться в Хорзу и, может быть, с помощью Вабслина перепрограммировать идентификатор компьютера. Но следует ли говорить им… следует ли посвящать их в его историю? А Бальведа – что делать с ней? У него прежде были кое-какие соображения на ее счет – ее можно было использовать как заложницу, поторговаться с Культурой, – но теперь они, похоже, выкарабкались, и следующая остановка будет на Мире Шкара, где Бальведа в лучшем случае станет обузой. Следовало бы убить ее теперь, но он знал, что, во-первых, остальные воспримут это плохо, особенно Йелсон. А во-вторых, он знал (хотя и не желал себе признаваться), что лично для него убийство этого агента Культуры стало бы тяжелым испытанием. Они были врагами, оба нередко ходили на волосок от смерти и даже и пальцем не шевельнули бы, чтобы помочь друг другу, но убийство – это совсем другое дело.

А может, он только хотел делать вид, что это совсем другое дело; может, он сделает это и глазом не моргнув, и все эти дурацкие разговоры о товариществе между людьми, делающими одну работу, пусть и по разные стороны баррикад, не стоят выеденного яйца. Он открыл было рот, чтобы попросить Йелсон еще раз оглушить агента Культуры, но тут Вабслин сказал:

– Началось.

И орбиталище Вавач стало распадаться у них на глазах.

Изображение на экране столовой представляло собой компенсированную версию для гиперпространства. Поэтому, уже находясь вне системы Вавач, они наблюдали за происходящим практически в реальном времени. Точно в назначенный час невидимый, неназванный и в полной мере подготовленный к войне всесистемный корабль, находившийся где-то вблизи планетной системы Вавача, начал бомбардировку. Это наверняка был всесистемник класса «океан», тот самый, что несколько дней назад рассылал сообщение, которое они видели на экране в столовой, направляясь на Вавач. А значит, этот корабль был гораздо меньше гиганта «Цели изобретений», который с военной точки зрения давно устарел. Корабль класса «океан» вполне мог разместиться на общем причале «Целей», но если на большем корабле (который сейчас находился уже в часе пути от орбиталища) было полно людей, то корабли класса «океан» были начинены другими кораблями и различным оружием.

На орбиталище обрушилась гиперсеточная интрузия. Хорза замер перед экраном, который вдруг ослепительно вспыхнул. Вся его поверхность превратилась в одно светлое пятно, но наконец датчики справились с внезапно возросшей яркостью. Хорза почему-то думал, что Культура рассечет орбиталище гиперсеточным огнем, а потом рассеет остатки, взорвав их с помощью антивещества. Но Культура поступила иначе. По всей ширине дневной стороны орбиталища прошла одна-единственная линия ослепительного белого света – тонкий огненный клинок, орудие беззвучного уничтожения. Вокруг нее сразу же образовались чуть более темные, но все же очень белые облака. Эта световая линия была частью координатной гиперсетки, нитью чистой энергии, являвшейся подложкой для всей вселенной, энергии, отделявшей эту вселенную от более молодой, чуть меньшей вселенной внизу, состоявшей из антивещества. Культура, как и идиране, с некоторых пор могла отчасти использовать эту чудовищную энергию, нить которой, выхваченная из ниоткуда и наброшенная на трехмерную вселенную, появилась здесь, на орбиталище, и внутри его. Она раскаляла воду в Кругоморе, расплавляла двухтысячекилометровую прозрачную стену, превращала в ничто весь материал основания толщиной в тридцать пять тысяч километров.

Вавач, этот обруч в четырнадцать миллионов километров по окружности, начал разматываться, превращаясь в разрезанную цепь.

Ничто больше не держало Вавач. Его собственное вращение, источник его ночного/дневного цикла и искусственной гравитации, теперь стало той самой силой, которая разрывала орбиталище на части. Вавач устремлялся в пространство со скоростью около ста тридцати километров в секунду, раскручиваясь, как отпущенная пружина.

Снова появилась багровая линия огня, потом еще, еще и еще раз, методично прокладывая себе путь вокруг орбиталища с того места, куда пришелся первый удар, аккуратно рассекая все орбиталище на квадраты со стороной в тридцать пять тысяч километров. Каждый из них представлял собой сэндвич из триллионов и триллионов тонн сверхплотного материала основания, воды, земли и воздуха.

Вавач раскалялся добела. Сначала огонь, пробежав по координатной гиперсетке, испарил воду, превратившуюся в тучи, потом воздух поднялся над каждым из громадных плоских квадратов, как тяжелый дым от кухонного стола, и водяные пары обратились в лед. Сам океан, не удерживаемый более центростремительной силой, начал смещаться, бесконечно медленно переливаясь через кромку каждой из плит, превращаясь в лед и уносясь в космическое пространство.

Точно направленная сверкающая линия продвигалась все дальше, шла назад, крутясь в обратную сторону, аккуратно рассекала все еще округлые и вращающиеся секции орбиталища неожиданными убийственными вспышками света – света, рожденного за пределами обычной материи.

Хорза вспомнил, как назвал это Джандралигели, когда Ленипобра восторженно говорил о предстоящем разрушении.

«Оружие конца света» – так сказал мондлидицианин. Хорза смотрел на экран, понимая теперь, что тот имел в виду.

Уничтожалось все. Все до последнего. Останки «Олмедреки», столовый айсберг, с которым столкнулся мегакорабль, обломки шаттла с «ТЧВ», тела Миппа и Ленипобры, то, что осталось от тел Фви-Сонга и господина Первого, живые тела остальных Едоков, если только их не спасли… игровая арена Ущерба, причалы, мертвое тело Крейклина, суда на воздушной подушке… животные и рыбы, птицы, микробы – всё-всё; всё либо сгорало, либо превращалось в лед, внезапно обретало невесомость, вихрем уносилось в космическое пространство, улетало, умирало.

Неутомимая огненная нить завершила прохождение по кругу орбиталища и вернулась почти к тому месту, с которого начала. Теперь орбиталище представляло собой розетку из белых плоских квадратов, медленно расползавшихся в разные стороны, к звездам. Четыре сотни отдельных плит быстро замерзающей воды, ила, земли и материала основания разлетались прочь над плоскостью планет системы или под ней, словно некие квадратные миры.

Потом наступил миг упокоения – Вавач умер в одиночестве своего воссиявшего великолепия. Потом в его темном центре возникла еще одна сияющая звезда, раскалившаяся добела, – это колоссальная энергия, сокрушившая орбиталище, ударила по ЦУПРу.

Вавач сверкнул напоследок, как пораженная мишень.

Хорза уже решил было, что Культура удовлетворится этим, но тут экран осветился снова. Все плоские квадраты и ЦУПР взорванного орбиталища вспыхнули ледяным, искрящимся сиянием, словно в каждом из обломков прорезались миллионы крохотных белых звездочек.

Свет погас, и четыре сотни плоских миров с ЦУПРом провалились в небытие, а вместо них возникла сеть кубических форм, удаляющихся друг от друга и от остальной части распадающегося орбиталища.

Эти куски тоже вспыхнули, медленно загорелись миллиардами световых точек, а когда они погасли, остались только малые осколки, разглядеть которые было уже невозможно.

Назад Дальше