Быстро проскочило беззаботное детство.
Митя и Кирюша пошли в школу. Учились они в школе № 2, то есть я имел возможность наблюдать за ними практически каждый день. А от того, что мы жили с мальчиками на одном этаже и они с детства проводили в нашей квартирке немало времени, так как родители оставляли их на наше попечение, им трудно было называть меня Семеном Семеновичем, и бывали, особенно в младших классах, забавные случаи, когда они именовали меня дядей Сеней.
Мальчики сидели за одной партой и порой пользовались своим идеальным сходством для каверз или к своей выгоде. Один из них учил, к примеру, литературу, а другой делал математику. И если вызывали к доске Митю, то в случае необходимости выходил Кирюша.
Но постепенно, по крайней мере для меня, различие между близнецами стало сказываться все очевиднее. Уже к третьему классу обнаружилось, что Кирюша умнее, живее, непоседливее своего близнеца. Митя был скромнее, тише, аккуратнее и больше похож на своего обыкновенного папу.
Но попервоначалу это было очевидно лишь для меня и Клавы, с которой мы обсуждали эту проблему. Остальные видели только двух близнецов, а не двух индивидуумов.
Когда дети учились в третьем классе, случилось событие, для людей заметное, а для судеб человечества очень важное.
Однажды, когда я, закончив урок, который был, кстати, последним, вышел в коридор, я увидел высокого худого молодого человека, которого с некоторой натяжкой можно было бы назвать альбиносом. У него были светло-желтые волосы, белые ресницы, светлые глаза и розовая кожа. Нос выдавался вперед, словно клюв пресноводной птицы, а подбородка почти не было – он был срезан, как у выродившихся королей Австро-Венгрии или Франции.
– Семен Семенович? – спросил он меня. Вроде бы спросил обыкновенно, но в движении туловища, в повороте головы было что-то от заговорщика.
– К вашим услугам, – ответил я.
– Мне нужно поговорить с вами по конфиденциальному поводу, – сказал молодой человек.
Он говорил с акцентом, но правильно.
Я, разумеется, удивился, но виду не подал и сказал, что можно и поговорить.
– Где здесь у вас есть уютное и тихое кафе, – спросил он, – где за чашкой кофе мы можем побеседовать инкогнито?
– Кафе у нас одно, – ответил я. – Называется оно «Кафе-шашлычная» и расположено на рынке. Но там дают пиво, и поэтому я не назвал бы его ни тихим, ни уютным.
– Что же делать? – спросил молодой человек, почесывая убегающий подбородок.
– Давайте пройдем в парк, погуляем там, – предложил я.
С самого начала он показался мне серьезным человеком и его дело – не пустяковым. Молодой человек согласился, и мы пошли в городской парк, который начинается за спиной памятника двадцати шести бакинским комиссарам и тянется до статуи Геркулеса с веслом.
Мы гуляли с молодым человеком, которого звали, как оказалось, Милан Свазеки, а прилетел он к нам из Чехословакии.
Он был представителем редкой науки – космической биологии и, прежде чем подойти ко мне, заглянул уже в женскую консультацию, где, на его счастье, познакомился с Дашей-пионеркой. Милана интересовала проблема, не зафиксировано ли в нашем городе необычных рождений десять лет назад, в конце апреля.
В ином случае Даша отправила бы Милана к заведующей, и та на всякий случай скрыла бы от Милана всю информацию. Хоть он был из социалистического лагеря, все же оставался подозрительным иностранцем. И несмотря на то что все документы, включая командировку из Пражской академии наук и разрешение на посещение нашего Веревкина из Московской академии наук, у Милана были в порядке, уехал бы он от нас несолоно хлебавши. Потому что не любят в нашем городе любопытствующих иностранцев. Правда, до приезда Милана таковых в нашем городе не наблюдалось.
Но Даша, добрая душа, была уже настолько глуховата и подслеповата, что, когда Милан показал ей командировочное удостоверение, она спутала его с генеральным секретарем комсомола товарищем Косаревым, репрессированным в конце тридцатых годов, потому что он был любимцем молодежи.
Вот и сказала ему Даша, что если кто и сможет рассказать о близнецах Стадницких, о которых она помнила, то это я – Семен Семенович, их сосед и учитель. А к Дине Иосифовне, врачихе, ходить не надо, так как она ведьма, летает на метле и оскорбляет тетю Дашу грубыми словами.
Милан решил воспользоваться советом пионерки Даши и отыскал меня.
И вот мы гуляли с ним по аллее нашего небольшого городского парка, с деревьев падали золотые и бурые листья, ветер был еще не очень холодным – стоял октябрь. Бабье лето уже завершилось, но неприятная осень еще не началась.
– Я буду с вами совершенно откровенен, – говорил Милан. – Меня интересует конкретная научная проблема, ответа на которую я еще не получил. Давайте сядем на лавочку, и я вам что-то покажу.
Мы сели на лавочку.
Он вынул из своего портфеля карту западного полушария Земли, по которой была проведена широкая полоса наискосок. Словно полушарие было лицом, а полоса – пиратской повязкой через глаз.
– Мне пришлось столкнуться в моих исследованиях со странным феноменом, – сказал Милан. – В апреле 1968 года Земля была охвачена поясом неизвестного космического газа, лишенного цвета и запаха, однако замеченного в обсерватории моего папы, у которого был лучший спектроскоп во всей Восточной Европе. Мой папа рассказал о странном феномене ряду своих коллег, но оказалось, что, кроме него, никто эту полосу не заметил. Вам есть скучно?
– Мне есть очень интересно, – ответил я.
Туманные подозрения начали шевелиться в моей душе.
– Мой папа написал статью и предложил ее для публикации в журнале «Космическая спектрография». Однако за день до публикации журнала здание типографии сгорело, и весь тираж номера исчез. У нас дома побывали воры и утащили все папины наблюдения. Папа же попал под машину.
– И погиб?
– Да, профессор Свазек погиб…
– Черный «Мерседес»? – спросил я. – За рулем бритый негр?
– Нет, – сказал Милан. – Это была «Шкода», а за рулем рыжая женщина с зелеными глазами.
– Может быть, – согласился я. – Может быть, и Дина Иосифовна.
– Что вы сказали?
– Продолжайте, продолжайте, – попросил я.
– Я тогда был небольшим ребенком, – сказал Милан. – Моя мама увезла меня в деревню. Мы жили простой жизнью. Рядом в доме жила несчастная женщина. Она была одинокая, без мужчины, совершенно невинная. Но незадолго до нашего приезда в деревню и смерти моего дорогого папы эта женщина Божена неожиданно дала рождение одному ребенку. Вы меня понимаете?
– Родила то есть?
– Да, она не была замужем, она не была беременная, но сделала рождение ребенка. Доктор сказал, что так не бывает, однако другие люди не сомневались. И женщина Божена была очень несчастливая. А когда я учился в Карловом университете, то я подружился с одной девушкой, которая рассказала мне о подобном случае в Брно. Однако там ребенка нашли в поле возле дороги, и он был уменьшенной копией совершенно холостого секретаря госхоза.
– И вы предположили козни ЦРУ? – спросил я.
– Какие еще козни? – не понял Милан.
– Американская разведка засылает в социалистический лагерь шпионов, чтобы они с грудного возраста внедрялись в нашу жизнь.
– Почему вы думаете такую чушь? – спросил мой чехословацкий знакомый.
– Но как вы это объясните?
– Я никак не объяснял, пока однажды в подполе не нашел сундук с дневником моего отца, который случайно не сгорел. Мой отец писал, что его покачивает… нет… как это по-русски? Потрясает состав газового пояса, который охватил Землю в те далекие апрельские дни. Он нес в себе чуждые хромосомы, и это выразилось…
– Я понимаю. Они убрали вашего отца!
– Но нет, не американцы! Американцы не умеют делать дети в небеременных женщинах!
– Но кто же?
– И я начал путешествие по этой полосе… – Милан провел длинным худым пальцем по лицу Земли. – И везде, где проходил этот пояс, на свет появились странные дети… и в некоторых случаях детей подменяли…
– Но зачем? – спросил я, все еще не в силах поверить, но в то же время уже готовый поверить, потому что несколько лет ломал себе голову, почему же в нашем доме появился лишний близнец?
– Я сейчас все объясню, – сказал Милан. – Я провел исследование и сравнил относительное положение ряда звезд и кометы Пунктуа-Горрэ…
Закончить фразу Милан не успел.
Все было решено в долю секунды.
Только что рядом со мной сидел молодой человек аристократической внешности, а в следующее мгновение на его месте я увидел метровую глыбу льда, которая рухнула с неба, раздробив в щепки скамейку, отбросив меня на несколько метров в сторону и полностью размозжив попавшего под нее Милана Свазека.
Только ноги и пальцы рук торчали из-под глыбы льда. Я не сразу поднялся на ноги – я был контужен. Я пытался закричать, позвать на помощь, но голос меня не слушался. И прошло несколько минут, прежде чем сбежались люди и стали стараться сдвинуть с тела чешского ученого ледяную глыбу.
– Что это? – спрашивали люди. – Откуда это?
– С неба, – говорили другие.
Наконец я нашел в себе силы произнести нужные слова:
– Это ледяной метеорит. И это не просто ледяной метеорит, а убийство человека, который проник в тайну звездных пришельцев.
Люди оборачивались ко мне и многие готовы были счесть меня сумасшедшим, но им мешало это сделать то, что я тридцать лет проработал в школе № 2, стал ее завучем и каждый второй в городке в то или иное время был моим учеником.
Кто-то побежал звать пожарную команду, которая располагалась как раз за углом, но, пока бегали, откуда-то появилась ненавистная мне рыжая хромая Дина Иосифовна.
– Доктор идет! – закричали люди. – Доктор идет, расступитесь!
Дина Иосифовна поглядела на останки Милана и сказала:
– Никакой это не метеорит. Принюхайтесь.
Люди стали принюхиваться, и многие, в том числе и я, поняли, что от тающей глыбы пахнет мочой. И, вернее всего, она не могла быть ледяным метеоритом из космоса.
– Разве вы не видите, – продолжала женщина-врач, – что это упало из туалета пролетающего мимо самолета?
– Такого размера из самолета? – крикнул я. – Постыдитесь, Дина Иосифовна!
Тут прибежали пожарные и с помощью ломов откатили глыбу льда в сторону. Еще сильнее стало пахнуть мочой.
На Милана Свазека было страшно смотреть.
Милана положили на носилки и отнесли в морг больницы.
Пока его уносили, кто-то позвонил в часть ПВО, которая стоит за оврагом. Оттуда приехали специалисты, с кем-то связались по рации и сказали, чтобы люди не волновались и расходились. А так как командир роты в этой части Володя Бутт был отцом моего ученика, кстати, очень хорошего и способного мальчика, то он сказал мне по секрету, что ледяная глыба оторвалась от космической станции «Салют», а вовсе не от самолета. По расчетам, она должна была превратиться в пар, не долетев до Земли, но случилось что-то не поддающееся расчетам, из-за чего она даже не растаяла и достигла Земли в виде куска ледяного аммиака.
Я понял, что правды я здесь не добьюсь, и не стал спорить с командиром роты. Охваченный печалью, я пошел домой. На углу нашей улицы меня догнала рыжая докторша.
– Что он успел тебе рассказать? – спросила она зловещим шепотом.
Я знал, что должен сохранить свою жизнь иначе не удастся разоблачить наших недругов.
– К сожалению, – сказал я, глядя ей прямо в зеленые бесстыжие глаза, – он не успел мне ничего рассказать.
Я ускорил шаги и быстро оторвался от хромоножки. За пазухой у меня была спрятана карта газового пояса, которую я успел вынуть из пальцев моего погибшего соратника. Я смею называть его соратником, ибо у нас была общая цель и если из наших рядов выпадает один боец, другой должен занять его место.
Ужасная трагическая история на этом не закончилась, так как через неделю я встретил моего знакомого капитана Володю Бутта, и тот под особым секретом, под видом беседы об успехах его чада, сообщил мне, что ледяную глыбу, когда она растаяла, разлили по сосудам и отвезли на исследование в Звездный городок. Но по дороге спецгрузовик, который вез сосуды, попал в аварию…
– Понятно, – сказал я.
– Это была случайная авария, – возразил комроты, который не знал о предыдущих событиях и жертвах, если не считать смерти чешского гостя Милана Свазека, которую он тоже считал случайностью – ведь его убило глыбой льда, которая падала сама по себе, а не была направлена злодейской рукой.
Рука руке рознь, хотел сказать я, но сдержался – все равно он мне не поверит.
– По счастливой случайности один из сосудов остался цел, – продолжал мой собеседник. – И его удалось отвезти в лабораторию. Так вот, оказалось…
– Оказалось, что никаких выбросов фекалиев со станции «Салют» не было и не могло быть, потому что она работает на замкнутом цикле, о чем знает каждый мальчишка, – твердо сказал я.
– Ну, Семен Семенович, вы прямо как в воду глядели! – заявил комроты. – Это была совершенно чуждая нам жидкость, и, вернее всего, это все же был метеорит, вечный странник в глубинах космоса, который случайно столкнулся с Землей.
– Чего и следовало ожидать, – сказал я удрученно. – Знаем мы эти случайности!
– Но вы не представляете, какая радость охватила весь наш научный мир! – продолжал радостно капитан Бутт. – Это означает, что мы не одиноки во Вселенной. Где-то далеко у нас есть братья! Братья по разуму.
Кто-то вошел в учительскую, и комроты стал прощаться. Он приложил палец к губам, показывая, что информация, которую он мне передал, пока еще секретная. Я не стал спорить.
Хотя, надо признаться, мне хотелось выйти на площадь и закричать на всю нашу страну, на весь мир: «Люди, будьте бдительны! На нас надвигается беда хуже американского империализма! Я должен принести мои извинения Центральному разведывательному управлению США, которое при всех его недостатках и подлостях не убивает невинных людей ледяными глыбами из космоса».
Но, конечно же, я не вышел на площадь. Я сделал иначе. Я решил посвятить свою жизнь борьбе с нашествием так называемых «братьев по разуму». Я отстою свободу нашей планеты! Но не открыто, так как мне никто, кроме жены, не поверит, а тайно, яки змей! Вы меня поняли? И пускай они думают, что никто их не раскусил! Кровь Милана Свазека вопиет об отмщении.
Я с того дня стал внимательнее приглядываться к близнецам Стадницким, потому что именно они и были слабым звеном в цепи вселенского заговора. Как только я определю, кто из них космический пришелец, а кто – обыкновенный советский человек, я cмогу разорвать цепь.
И я, благо мог практически ни на минуту не выпускать из поля зрения близнецов, принялся контролировать все их шаги.
На что я надеялся? Ну, во-первых, контакты. Так называемая Дина Иосифовна может выйти на контакты с их засланцем, чтобы давать ему враждебные инструкции.
Во-вторых, я хотел углядеть в одном из близнецов отклонения от нормы в поведении. Ведь обыкновенный человек – сын своих родителей. А чужой ребенок неизбежно несет в себе чуждые нам гены.
Что я мог сказать на основе первых недель наблюдения?
Кирюша записался в кружок авиамоделизма. Так, сказал я себе. И стал ждать, что сделает Митя. Митя получил четверку за сочинение и уложился в нормы ГТО на стадионе. Кстати, Кирюша пробежать дистанцию пробежал, а вот гранату кинуть не смог. Кинул, но вверх, а не вперед и при том цинично хохотал. Может, это о чем-то говорило?
Я завел двойной журнал наблюдений. И день за днем фиксировал свои наблюдения.
В седьмом классе Кирюша записался еще в три кружка и потом все их бросил. Странным образом его тянуло узнать как можно больше о нашей маленькой и беззащитной планете, но он быстро менял темы увлечений.
Митя кое в чем обогнал своего брата. Ну я уж не говорю о чистописании и дисциплине, так что близнецов уже начали постепенно различать даже посторонние люди, так как Кирюша был неаккуратен в одежде, словно его мало интересовала человеческая оболочка, а вот Митя рано научился сам гладить себе брюки и стирать носки.