– Если ты уйдешь, я не справлюсь с машиной? – спросила Анна.
– Нет, моя девочка, – сказал Жюль тихо. – Тебе не вытянуть нас.
Роман и рыцарь подняли глаза.
– Кто-то идет, – сказал Роман отроку. – Задержи его. Я вернусь.
Рыцарь тяжело поднялся из-за стола и опустил капюшон.
– Завязать глаза? – спросил Фридрих.
Роман махнул рукой.
– Я выйду с тобой. Скорей.
Потайная дверь закрылась за рыцарем и Романом.
Шут спустился по лестнице.
– Где хозяин? – спросил он.
– Не знаю, – ответил отрок.
– Убежал к орденским братьям? Нет, он один не убежит. Ему все это нужно... это его золото... Это его власть и слава.
22
Жюль снова увеличил лицо Кина. Кин смотрел на шута.
Анна дернула Жюля за рукав:
– Я похожа на Магду. Ты сам говорил, что я похожа на Магду.
– Какую еще Магду? – В гусарских глазах Жюля была тоска.
– Польскую княжну, Магдалену.
– Ну и что?
– Я пойду туда. Вместо нее.
– Не говори глупостей. Тебя узнают. Мне еще не хватало твоей смерти. К тому же куда мы княжну денем?
– Слушай спокойно. У нас с тобой нет другого выхода. Время движется к рассвету. Кин связан и бессилен.
– Замолчи. И без твоих идей тошно.
– Все очень просто. Ты можешь меня высадить в любом месте?
– Да.
– Тогда высади меня в спальне княжны. Это единственный выход. Сообрази наконец. Если я не проберусь к Кину в ближайшие минуты, он погибнет. Я уж не говорю, что провалится все ваше дело. Кин может погибнуть. И мне это не все равно!
– Ты хочешь сказать, что мне все равно? Ты думаешь, Кин первый? Ты думаешь, никто из нас не погибал?..
В окошко под потолком тянуло влажным холодом – погода в двадцатом веке тоже начала портиться. Брехали собаки. Анна вдруг почувствовала себя вдвое старше Жюля.
– Вопрос не в праве! Веди шар! Будь мужчиной, Жюль! Вы меня уже посвятили в ваши дела...
– Нарушение прошлого может достичь критической точки.
– О чем ты говоришь! Кин лежит связанный.
Жюль несколько секунд сидел неподвижно. Затем резко обернулся, оценивающе посмотрел на Анну.
– Может получиться так, что я не смогу за тобой наблюдать.
– Не теряй времени. Веди шар в терем. Мне же надо переодеться.
– Погоди, может быть...
– Поехали, Жюль, миленький!
Анну охватило жуткое нетерпение – будто ей предстоял прыжок с парашютом и должно быть страшно, но опасение опоздать с прыжком оказывается сильнее страха.
Шар покинул дом Романа и пронесся над крышей. Краем глаза Анна увидела огоньки на стенах, далекое зарево. Впереди был терем.
Шар вошел в терем, потом завис в коридоре, медленно пополз вдоль темных стен. Анна подошла к раме, шагнула было нетерпеливо в нее, потом опомнилась, начала, путаясь в рукавах, стаскивать кофту...
– Все чисто, – сказал Жюль. – Можно...
– Погоди! – крикнула Анна. – Я же не могу там оставлять одежду!
Княжна спала на низком сундуке с жестким подголовником, накрывшись одеялом из шкур. Одинокая плошка горела на столе. По черной слюде окна стекали мутные капли дождя.
Шар быстро обежал комнату, заглянул в углы, остановился перед задней, закрытой дверью...
– Учти, что там спит ее тетка, – сказал Жюль. Потом другим голосом – изгнав сомнения, приняв решение: – Ладно. Теперь слушай внимательно. Момент переноса не терпит ошибок.
Жюль поднялся, достал из пульта плоскую облатку в сантиметр диаметром, прижал ее под левым ухом Анны. Облатка была прохладной. Она тихо щелкнула и присосалась к коже.
– Чтобы вернуться, ты должна замкнуть поле. Для этого дотронешься пальцем до этой... присоски. И я тебя вытяну. Будешь там приземляться – чуть подогни ноги, чтобы не было удара.
Польская княжна повернулась во сне, шевельнулись ее губы. Рука упала вниз – согнутые пальцы коснулись пола.
Анна быстро шагнула в раму. И тут же закружилась голова и началось падение – падение в глубь времени, бесконечное и страшное, потому что не за что было уцепиться, некому даже крикнуть, чтобы остановили, удержали, спасли, вернули, и не было голоса, не было верха и низа – была смерть или преддверие ее, в котором крутилась мысль: зачем же ей не сказали? Не предупредили? Зачем ее предали, бросили, оставили, ведь она никому ничего плохого не сделала? Она еще так молода, она не успела пожить... Жалость к себе охватила слезной немощью, болью в сердце, а падение продолжалось – и вдруг прервалось, подхватило внутренности, словно в остановившемся лифте, и Анна поняла, что может открыть глаза...
И твердый пол ударил по ступням.
Анна проглотила слюну.
Только небольшая плошка с плавающим в ней фитилем горела на столе. Рядом стоял стул с прямой высокой деревянной спинкой. Запах плохо выделанных шкур, печного дыма, горелого масла, пота и мускуса ударил плотно в ноздри, уши услышали нервное тяжелое дыхание... Анна поняла, что она в тринадцатом веке.
Сколько прошло времени? Она падала туда час?.. Нет, это казалось ей, конечно, казалось, ведь Кин проскочил в прошлое почти мгновенно – ступил в раму и оказался во дворе Романа. А вдруг машина испортилась и потому ее путешествие было в самом деле длинным?.. Нет, на низком сундуке спит польская княжна, рука чуть касается пола.
«Раз-два-три-четыре-пять», – считала про себя Анна, чтобы мысли вернулись на место. Жюль сейчас видит ее в шаре. Где же шар? Должен быть чуть повыше, перед лицом, и Анна посмотрела туда, где должен быть шар, и улыбнулась Жюлю – ему сейчас хуже всех. Он один. Ах ты, гусар из двадцать седьмого века, тебе, наверно, влетит за то, что послушался ископаемую девчонку...
Теперь надо действовать. И очень быстро. В любой момент может начаться штурм города – Анна поглядела в небольшое забранное слюдой окошко, и ей показалось, что в черноте ночи она угадывает появление рассветной синевы.
Платье Магдалены лежало на табурете рядом с сундуком, невысокие сапожки без каблуков валялись рядом.
Анна шагнула к постели. И замерла, прислушиваясь. Терем был полон ночными звуками – скрипом половиц, шуршанием мышей на чердаке, отдаленным звоном оружия, окриком часового у крыльца, шепотом шаркающих шагов... Княжна забормотала во сне. Было душно. В тринадцатом веке не любили открывать окон.
Платье княжны громко зашуршало. Выше талии оно скреплялось тесемками. Тесемки путались, одна оборвалась. Теперь очень важно – платок. Его нужно завязать так, чтобы скрыть волосы. Где шапочка – плоская с золотым обручем? Анна взяла со стола плошку и посветила под стол, в угол горницы – шапочка лежала на сундуке. Сейчас бы зеркало – как плохо уходить в прошлое в такой спешке! Средневековый наряд нам должен быть к лицу, подумала Анна, но как жаль, что придется черпать информацию об этом из чужих глаз. Конечно, у княжны где-то есть зеркальце на длинной ручке, как в сказках, но некогда шарить по чужим сундучкам. Анна расшнуровала кед – примерила княжий сапожок. Сапожок застрял в щиколотке – ни туда, ни сюда. За перегородкой кто-то заворочался. Женский голос спросил по-русски:
– Ты чего, Магда? Не спишь?
Анна замерла, ответила не сразу.
– Сплю, – сказала она тихо.
– Спи, спи, – это был голос тетки. – Может, дать чего?
Тетка тяжело вздохнула.
Анна отказалась от мысли погулять в сапожках. Ничего, платье длинное. Как жаль, что дамы в то время не носили вуаль... Впрочем, наша трагедия проходит при искусственном освещении. Анна осмотрелась в последний раз – может, забыла чего-нибудь? Потом непроизвольно подняла руку княжны и положила на грудь, чтобы не затекала. Подумала, что сейчас Жюль, наверное, обругал ее последними словами – ну что за ненужный риск! А Анна ощущала странное единство с девушкой, которая и не подозревает, что ее платье позаимствовано другой, которая будет жить через много сотен лет...
– Ничего, – прошептала она, старательно шевеля губами, чтобы Жюль видел, – она крепко спит.
Анна прошла к двери – сильно заскрипело в соседней комнате, и голос окончательно проснувшейся тетки сообщил:
– Я к тебе пойду, девочка, не спится мне, тревожно...
Анна потянула к себе дверь. Дверь не поддалась. Ударили по полу голые ступни – как все слышно в этом доме! – тетка уронила что-то на пол. Шлеп-шлеп-шлеп – ее шаги. Проклятое кольцо в львиной пасти... Анна повернула кольцо и потянула на себя. Сзади тоже отворилась дверь, но Анна не стала оглядываться, нагнувшись, чтобы не расшибить голову, скользнула в темный коридор. Замерла в темноте. За дверью бубнил голос тетки.
23
Первый человек, который попался Анне, был стражник у входа в терем. Он стоял у перил крыльца, глядя на зарево, охватившее полнеба, прислушиваясь к далекому шуму на стенах.
Стражник оглянулся. Это был пожилой мужчина, кольчуга его была распорота на груди и кое-как стянута кожаным ремешком.
– Что горит? – спросила Анна, не давая стражнику возможности поразмыслить, почему польская княжна разгуливает по ночам. Впрочем, стражнику не было до этого дела – ощущение неминуемой угрозы овладело всеми горожанами.
– Стога горят – на Болоте.
Дождь почти перестал – зарево освещало крыши, но переулки за площадью скрывались в темноте. Отсюда, с крыльца все выглядело иначе, чем в шаре, настолько, что Анну одолело сомнение – куда идти? Может, потому, что холодный ветер, несущий влагу, звуки и дыхание города, менял перспективу и уничтожал отстраненность, телевизионную условность изображения в шаре.
– Погоди, боярышня, – сказал стражник, только сейчас сообразив, что полька собирается в город. – Время неладное гулять.
– Я вернусь, – сказала Анна.
Ее тень, тонкая, неверная, длинная, бежала перед ней по мокрой земле площади.
– Если на стене будешь, – крикнул вслед ратник, – погляди, это стога горят или что?!
– Погляжу.
Анна миновала колодец, площадь сузилась – собор казался розовым. От улицы должен отходить проулок – к дому Романа. Анна ткнулась в темноту – остановилась. Она перестала быть наблюдателем и стала частью этого мира.
– Ууу, – загудело спереди, словно какой-то страшный зверь надвигался из темноты. Анна метнулась в сторону, ударилась спиной о забор. Гудение спереди усиливалось, и Анна, не в силах более таиться, бросилась обратно к терему – там был стражник.
Из темноты возник страшный оборванный человек. Одну руку он прижимал к глазу, и между пальцев лилась кровь, во второй была суковатая дубина, которой он размахивал, удручающе воя – однообразно, словно пел. Анна побежала к терему, скользя по грязи и почему-то боясь крикнуть, боясь привлечь к себе внимание. Пьяные, неверные, угрожающие шаги человека с дубиной приближались, к ним примешался мерный грохот, топот, крики, но Анне некогда было остановиться – спрятаться. Куда-то пропал, как в кошмаре, стражник у крыльца – крыльцо было черным и пустым. И терем был черен и пуст.
Рычание преследователя вдруг поднялось в крик – визг – вопль – и оборвалось. Ветром подхватило, чуть не сбило Анну с ног – мимо пролетели черными тенями с огненными бликами на лицах всадники Апокалипсиса – ятвяги, окружившие князя Вячко, передние с факелами, от которых брызгами летели искры.
Анна обернулась – неясной тенью, почти не различишь в темноте, лежал преследователь... Терем сразу ожил – словно с облегчением осветился факелами. Выбежали стражники. Князь соскочил с коня. Ятвяги не спешивались, крутились у крыльца.
– Кто там был? – спросил князь.
– Пьяный, которым овладели злые духи, – ответил ятвяг.
– Не хватало еще, чтобы по городу бегали убийцы. Ты и ты, зовите боярина Романа. Если не пойдет, ведите силой.
– Приведем.
Анне из тени у забора была видна усмешка ятвяга.
Ятвяги одинаково хлестнули коней, пронеслись совсем близко от Анны и пропали. Значит, там и есть нужный ей закоулок. Она слышала, как топот копыт прервался, раздался резкий высокий голос, который ударился о заборы, покатился обратно к улице, и Анна представила себе, как запершиеся в домах горожане прислушиваются к звукам с улиц. Наступает последняя ночь...
Князь Вячко вошел в терем. Ятвяги соскакивали с седел, вели поить коней.
Анна колебалась – войти в переулок? А вдруг сейчас промчатся обратно ятвяги с Романом? Но Роман мог не вернуться из подземного хода. А если он решит убить Кина?
Пауза затягивалась, и Анна физически ощущала, как сквозь нее сочится минутами время.
Нет, ждать больше нельзя. Она сделала шаг к углу, заглянула в короткий проулок. Ворота были распахнуты. Один из ятвягов стоял снаружи, у ворот, держал коней, второго не было видно.
И тут же в воротах блеснуло пожаром. Шел стражник Романа с факелом. Роман быстро шагал следом. Он спешил. Ятвяги вскочили на коней и охали чуть сзади, словно стерегли пленника. Роман был так бледен, что Анне показалось, что лицо его фосфоресцирует. Анна отпрянула за угол – человек с факелом прошел рядом. И тут же – глаза Романа – близко, узнающие...
– Магда! Ты ко мне?
– Да, – сказала Анна, прижимаясь к стене.
– Дождался, – сказал Роман, – пришла голубица.
– Торопись, боярин, – сказал ятвяг. – Князь гневается.
– Йовайла, проводи княжну до моего дома. Она будет ждать меня там. И если хоть один волос упадет с ее головы, тебе не жить... Дождись меня, Магдалена.
Ятвяг дотронулся рукоятью нагайки до спины ученого.
– Мы устали ждать, – сказал он.
Свет факела упал на труп сумасшедшего.
– Магда, я вернусь, – сказал Роман. – Ты дождешься?
– Да, – сказала Анна. – Дождусь.
– Слава Богу, – сказал Роман. Уходя к терему, он обернулся, чтобы убедиться, что стражник подчинился его приказу. Стражник, не оборачиваясь, шел по переулку.
Он крикнул:
– Ворота не закрывайте, меня обратно послали. – И добавил что-то по-литовски. Ворота, готовые уже закрыться, застыли – оттуда выглянуло лицо другого стражника.
Нет худа без добра, подумала Анна. Не надо придумывать, как войти в дом. Он был готов увидеть Магду. И увидел.
24
Литовец проводил Анну до дверей. Два других стражника смотрели на нее равнодушно. В эту ночь их было трудно удивить.
Заскрипели доски дорожки, стражник поднялся к двери, толкнул ее и крикнул внутрь.
Анна ждала. Зарево немного уменьшилось, зато в противоположной стороне небо начало светлеть, хотя в городе было еще совсем темно.
Изнутри донеслись быстрые шаги, и на порог выбежал, ковыляя, шут. Он остановился в двери, вглядываясь.
– Пани Магда? – Он не верил своим глазам.
– Пан Роман сказал мне ждать его.
– Не может быть, – сказал шут. – Ты должна спать. Ты не должна была сюда приходить. Ни в коем случае! Пока ты в тереме, он не убежит, неужели не понимаешь? Ну почему ты не спишь? Ты же выпила зелье? Ах, теперь ты в его руках...
Анна подумала, что о зелье ей, как польской княжне, знать не положено. Но выразить интерес нужно.
– Какое зелье? – спросила она.
– Проходи, княжна, – сказал шут. – Не слушай дурака. Иди, сыро на улице стоять...
Он протянул слишком большую для его роста руку, и Анна послушно взяла ее за сухие пальцы и пошла в горницу.
Люк в подвале был закрыт. До Кина всего несколько шагов.
– Иди сюда, – сказал шут, открывая дверь во внутренние покои. Но Анна остановилась в первой комнате.
– Я подожду здесь, – сказала она.
– Как хочешь. – Шут был удручен. – И зачем ты пришла?.. – повторил он.
– Кто разбудил тебя?
– Я пришла сама, – сказала Анна.
– Неужели я ошибся?.. Это же было зелье, от которого сама не проснешься...
«Он дал ей снотворного? Ах ты, интриган!» – чуть не вырвалось у Анны. Вместо этого она улыбнулась и спросила:
– А где же твой хозяин занимается чародейством? Здесь? Или в задней комнате?
Она прошлась по комнате, стуча пятками.