Анна вдруг хмыкнула.
– Ты чего? – спросил Жюль.
– Знал бы Роман, что коллегу за полу держит.
– Лучше, чтобы не знал, – серьезно ответил Жюль.
– Ты зачем подсматривал, дяденька? – спросил шут. – Не поверил, что дам любезной зелье?
– Она придет ко мне?
– Кого поумней меня спроси!
Заскрипели ступеньки крыльца.
Дверь, отворившись, обозначила силуэты людей. Кин сразу отступил в сторону. Донесся голос шута:
– Что-то этого ратника не помню.
– Они все одинаковые, – сказал Роман.
В приотворенную дверь видно было, как шут откинул люк в подвал. Заглянул внутрь. Выпрямился.
– Мажей не возвращался, – сказал он.
Голос его вдруг дрогнул. Анна подумала, что и шуты устают быть шутами.
– Лучше будет, если он не вернется, – сказал Роман.
– Разум покидает тебя, боярин, – сказал шут жестко. – Мажей верно служил тебе много лет.
– Город не выстоит, даже если вся литва придет на помощь.
– Если погибнет епископ, будет справедливо.
– И рыцари отомстят нам жестоко. Мы погибнем.
– Мы выиграем день. Придет литва.
– Я думаю о самом главном. Я на пороге тайны. Еще день, неделя, месяц – и секрет философского камня у меня в руках. Я стану велик... Князья государств и церкви будут у моих ног... Никто не посмеет отобрать у меня Магдалену.
– Дурак, – сказал спокойно шут, – умный, а дурак, хуже меня. Епископ...
– А что, епископу золото не нужно? Власть не нужна? Епископ будет беречь меня как золотую птицу.
– Но в клетке, дяденька.
– Условия будут мои.
– Птичка в клетке велела хозяину щи подавать?
– Будут подавать. Как миленькие.
– Рыцари прихлопнут тебя, не станут разбираться...
– Епископ знает, что я здесь. Не даст меня в обиду.
– И ты его поэтому бережешь?
– Любой ценой. Не ради меня – ради великой тайны.
– Ой, боярин...
– Ты не веришь?
– Нет.
Роман вдруг выхватил нож.
– Я убью тебя!
– Нельзя! – крикнул шут. С неожиданной ловкостью он перепрыгнул через открытый люк в подвал, перед слабо освещенным зевом которого остановился Роман. Ухмылка не исчезла с его лица. Он бросился наружу. Кин еле успел отшатнуться.
На крыльце шут нахохлился, голова ушла в широкие плечи.
– Дождик, – сказал он, – дождик какой... До конца света дождик... Жизни нет, один дождик.
Заскрипели ступеньки. Шут спустился во двор...
Кин стоял посреди верхней горницы. Роман спустился в подвал, но люк оставил открытым.
Кин осторожно заглянул вовнутрь. Шар, повиснув над ним, глядел туда же.
Роман стоял у стола, постукивая концами пальцев по его краю. Вдруг он вздрогнул. Он увидел, что у потухшей печи, мокрый, замерзший, стоит отрок.
– Ты что же молчишь? – спросил Роман.
– Я не догнал его, – сказал отрок.
– А я и не ждал, что ты его догонишь. А там ты был?
– Был, – сказал отрок.
– Что сказали?
– Сказали, в час после полуночи.
– Ты грейся, грейся, – сказал Роман. – Потом поможешь мне.
– Бьет меня дрожь, – сказал отрок. – Орден нас примет?
– Ты не бойся. Меня везде знают. Меня в Венеции знают. И в Магдебурге, и в Майнце знают... Меня убить нельзя...
В этот момент все и случилось.
Шар висел над самой головой Кина. Поэтому не было видно, кто нанес Кину удар сзади. На мгновение изображение исчезло, затем возникло удивленное лицо Кина. Он попытался обернуться и тут же, потеряв равновесие, рухнул в люк, медленно сполз в подвал по ступеням лестницы.
– Стой! Он же разобьется!
Сверху мелькнул аркан – за секунду шут успел достать и метнуть его так, что веревка охватила плечи Кина в полуметре от пола подвала и остановила падение. Затем безжизненное тело опустилось на пол, и, подняв шар, Жюль увидел над люком шута с арканом в одной руке, с дубиной – в другой.
Роман и отрок отшатнулись от люка, замерли.
Роман первым сообразил, в чем дело.
– Кто? – спросил он.
– Он мне с самого начала не показался – нету нас такого в стражниках. У меня знаешь какая память на лица. Подслушивал. Думаю, епископский лазутчик.
Глаза Кина были закрыты.
– Ты его не убил? – спросил Роман.
– У нас, литовцев, головы железные, – сказал шут.
– Что же делать? – сказала Анна. – Они его убьют. Ну сделай что-нибудь, Жюль, миленький! Вытащи его обратно.
– Без его помощи не могу.
– Так придумай.
– Да погоди ты! – огрызнулся Жюль. – Ты думаешь, он на прогулку пошел? Выпутается. Обязательно выпутается. Ничего...
– Надо с ним поговорить, – сказал Роман.
– Только возьми у него... это.
Шут нагнулся, выхватил у Кина меч, арканом стянул ему руки.
В этот момент в люке показалось лицо другого стражника.
– А, Йовайла, – сказал шут. – Ты этого земляка не знаешь?
– Нет, – сказал тот быстро. – За воротами князь.
– Этого еще не хватало, – сказал Роман. – Акиплеша, убери, быстро, быстро, ну! Глузд, помоги ему!
Они оттащили Кина в сторону, в тень, Роман насыпал сверху ворох тряпья... Сцена была зловещей – тени метались по стенам, сплетались, будто дрались между собой.
Князь быстро спускался вниз, ступени прогибались, за ним – в двух шагах
– ятвяг, в черной куртке и красном колпаке.
Князь был в кольчуге, короткий плащ промок, прилип к спине, рыжие волосы взъерошились. Князь был зол.
– Орден на приступ собрался, лестницы волокут... Как держаться, ворота слабые, людей мало. Ты чего здесь таишься?
– Какая от меня польза на стене? Я здесь нужнее.
– Ты думай. Нам бы до завтра продержаться. Роман, почему на башнях огненной воды нет?
– Кончилась, княже.
– Чтобы была! Не отстоим город – первым помрешь.
– Князь, я твоего рода, не говори так. Я все делаю...
– Не знаю, никому не верю. Как плохо – никого нет. Где Владимир Полоцкий? Где Владимир Смоленский, где Мстислав Удалой? Владимир Псковский? Где рати? Где вся Русь?
– Я приду на стену, брат, – примирительно сказал Роман.
– Тут у тебя столько зелья заготовлено.
– Это чтобы золото делать.
– Мне сейчас золото не нужно – ты мне самородок дашь, я его на голову епископу брошу. Ты мне огонь дай, огонь!
– Я приду на стену, брат.
Кин пошевелился под тряпьем, видно, застонал, потому что князь метнулся к куче тряпья, разгреб ее. Кин был без сознания.
– Кто? Почему литовца связал?
– Чужой человек, – сказал Роман. – В доме у меня был. Не знаю – может, орденский лазутчик.
– Убей его! – Князь вытащил меч.
Анна прижала ладони к глазам.
– Нет, – услышала она голос Романа. – Я его допросить должен. Иди, князь, я приду. Сделаем огонь – придем.
– Ятвяг, – сказал князь, – останешься здесь.
– Лишнее, князь, – сказал Роман.
– Сейчас я никому не верю. Понял? Тебе не верю тоже. – Князь опустил рукоять меча. – Нам бы до завтра продержаться.
Князь, не оборачиваясь, быстро поднялся по лестнице. Остановился, заглянув в подвал сверху. И ему видны были темные тени, неровно освещенные желтым светом лица, блеск реторт и трубок. Князь перекрестился, потолок над головами чародея и его помощников заколебался, вздрогнул от быстрых тяжелых шагов уходившего князя Вячко.
– Вся литовская рать не спасет его, – тихо сказал Роман.
Он сделал шаг к Кину, посмотрел внимательно на его лицо.
Ятвяг за его спиной тоже смотрел на Кина холодно и бесстрастно – для него смерть и жизнь были лишь моментами в бесконечном чередовании бытия и небытия.
– Дай чего-нибудь ятвягу, опои его, – сказал Роман.
– Он заговорил по-латыни, – заметил Жюль.
– Не все ли равно! – воскликнула Анна.
Ятвяг отступил на шаг, он был настороже.
– Не будет он пить, – сказал шут. – Он верный пес.
Кин открыл глаза. Помотал головой, поморщился от боли.
– Ничего, – сказал Жюль. – Мы не с такими справлялись.
– Пистолет бы ему.
– Он не имеет права никому причинять вреда.
– Даже если это грозит ему смертью?
– Мы готовы к этому, – сказал Жюль.
– Ты кто? – спросил Роман, склоняясь к Кину.
Кин молчал, глядел на Романа.
– Он не понимает по-немецки, – сообщил шут.
– Без тебя, дурак, вижу, наверное, притворяется.
– Так убей его, и дело с концом, – сказал шут.
– А вдруг его прислал епископ?
– Другого пришлет, – сказал шут. – С языком.
– Подлец, – сказала Анна сквозь зубы.
– Спроси его по-литовски, – сказал Роман.
– Ты что здесь делаешь? – спросил шут.
– Я пришел из Тракая, – сказал Кин. – Я своих увидел.
– Врешь, – сказал шут.
– Что он говорит?
– Врет, – сказал шут. – Убить его надо, и дело с концом.
Кин постарался приподняться.
Ятвяг мягким кошачьим движением выхватил саблю.
– Погодите, – сказал Кин. – Мессир Роман, у меня к вам важное дело.
– Он знает латынь? – вырвалось у Романа.
– Боярин, – сказал отрок, – время истекает.
– Время? – повторил ятвяг. – Князь ждет. Идите на башню.
– Сейчас, – сказал Роман. – Ты говоришь, что знаешь меня?
– Я принес вести из Бремена, – сказал Кин. – Я не могу сказать сейчас. Я скажу наедине. Развяжите меня.
– Нет, – сказал Роман. – Даже если ты не врешь, ты останешься здесь. Я не верю тебе.
– Время истекает, – сказал отрок.
– О чем он все время говорит? – спросил шут.
– Он должен встретиться с одним человеком.
Ятвяг положил на левую ладонь лезвие сабли, словно любуясь ее тусклым блеском.
– Князь сказал, – повторил он, – пора идти.
– С тобой пойдет Акиплеша, – сказал Роман. – Он все знает.
– Князь сказал, – повторил ятвяг, и в словах его была угроза.
Анна увидела, что Роман сделал какой-то знак отроку и тот, чуть заметно кивнув, двинулся вдоль стены в полутьме. Кин лежал с открытыми глазами. Внимательно следил за людьми в подвале. Чуть пошевелил плечами.
– Он снимет веревки, – прошептал Жюль, будто боялся, что его услышат, – главное – снять веревки.
Ятвяг также внимательно следил за тем, что происходит вокруг, словно предчувствовал неладное.
– Цезарь, – сказал шут, – не бери греха на душу.
– Ты никогда не станешь великим человеком, – ответил Роман, делая шаг к столу, чтобы отвлечь внимание ятвяга, – наше время не терпит добрых. Ставка слишком велика. Ставка – жизнь и великая магия. Ты! – крикнул он неожиданно ятвягу. И замахнулся кулаком. Ятвяг непроизвольно вскинул саблю.
И в этот момент блеснул нож – коротко, смутно, отразившись в ретортах. И ятвяг сразу выпустил саблю, бессмысленно и безнадежно стараясь увидеть источник боли, достать закинутыми за спину руками вонзившийся в спину нож... и, сдвинув тяжелый стол, упал на бок. Реторта с темной жидкостью вздрогнула, и Роман метнулся к столу и подхватил ее.
– Как я испугался... – сказал он.
Шут смотрел на ятвяга.
– Плохо вышло, – сказал шут. – Ой как плохо вышло...
– Скажем князю, что он ушел. Вытащи его наверх – и за сарай. Никто ночью не найдет.
– Кровь, – сказал шут. – И это есть знание?
– Ради которого я отдам свою жизнь, а твою – подавно, – сказал Роман. – Тащи, он легкий.
Шут стоял недвижно.
– Слушай, – сказал Роман. – Я виноват, я тебя всю жизнь другому учил... Я тебя учил, что жизнь можно сделать хорошей... но нельзя не бороться. За науку бороться надо, за счастье... Иди, мой раб. У нас уже нет выхода. И грех останется на мне.
Шут нагнулся и взял ятвяга за плечи. Голова упала назад – рот приоткрылся в гримасе.
Шут поволок его к лестнице. Отрок подхватил ноги убитого.
– Я больше не могу, – сказала Анна. – Это ужасно.
– Это не конец, – сказал Жюль. Он приблизил шар к лицу Кина, и тот, словно угадав, что его видят, улыбнулся краем губ.
– Вот видишь, – сказал Жюль. – Он справится.
В голосе Жюля не было уверенности.
– А нельзя вызвать помощь? – спросила Анна.
– Нет, – коротко ответил Жюль.
Шут с отроком втащили труп наверх. Роман окликнул отрока:
– Глузд! Вернись.
Отрок сбежал по лестнице вниз.
– Мне не дотащить, – сверху показалось лицо шута.
– Дотащи до выхода, позовешь Йовайлу. Спрячете – тут же иди на стену. Скажешь, что я – следом.
Отрок стоял посреди комнаты. Он был бледен.
– Устал, мой мальчик? Тяжела школа чародея?
– Я послушен, учитель, – сказал юноша.
– Тогда иди. Помни, что должен завязать ему глаза.
Отрок открыл потайную дверь и исчез за ней.
Роман поглядел на большие песочные часы, стоявшие на полке у печи. Песок уже весь высыпался. Он пожал плечами, перевернул часы и смотрел, как песок сыплется тонкой струйкой.
– Второй час полуночи, – сказал Кин. – Скоро начнет светать. Ночи короткие.
– Да? – Роман словно вспомнил, что не один в подвале. – Ты для меня загадка, литовец. Или не литовец? Лив? Эст?
– Разве это важно, чародей? – спросил Кин. – Я ученик Бертольда фон Гоца. Ты слышал это имя?
– Я слышал это имя, – сказал Роман. – Но ты забыл, что Бертольд уже два года как умер.
– Это пустой слух.
Дверь качнулась, отворилась, и из подземного хода появился отрок, ведя за руку высокого человека в монашеском одеянии, с капюшоном, надвинутым на лоб, и с темной повязкой на глазах.
– Можете снять повязку, – сказал Роман. – У нас мало времени.
Монах снял повязку и передал отроку.
– Я подчинился условиям, – сказал он. – Я тоже рискую жизнью.
Анна узнала ландмейстера Фридриха фон Кокенгаузена. Рыцарь подошел к столу и сел, положив на стол железную руку.
– Как рука? – спросил Роман.
– Я благодарен тебе, – сказал Фридрих. – Я могу держать ею щит. – Он повернул рычажок на тыльной стороне железной ладони. Пальцы сжались, словно охватили копье. – Спасибо. Епископ выбрал меня, потому что мы с тобой давнишние друзья, – сказал Фридрих. – И ты доверяешь мне. Расскажи, почему ты хотел нас видеть?
– Вы нашли литовца, который украл у меня огненную смесь?
– Да, – коротко сказал Фридрих. – В горшке твое зелье?
– Оно может разорвать на куски сто человек, – сказал Роман.
Жюль опять повернул шар, и Анна увидела, как Кин медленно движет рукой, освобождая ее.
– А это кто? – Рыцарь вдруг резко обернулся к Кину.
– Я тебя хотел спросить, – сказал Роман. – Он сказал, что он ученик Бертольда фон Гоца.
– Это ложь, – сказал рыцарь. – Я был у Бертольда перед его смертью. Нас, людей, причастных к великой тайне магии и превращения элементов, так мало на свете. Я знаю его учеников... Он лжет. Кстати, сейчас он освободит руку.
– Черт! – выругался Жюль. – Как он заметил?
Роман с отроком тут же бросились к Кину.
– Ты прав, брат, – сказал он Фридриху. – Спасибо тебе.
Кин был неподвижен.
– Это первый человек, который развязал узел моего шута.
– И поэтому его надо убить, – сказал рыцарь.
Роман подхватил из-под стола толстую веревку и надежно скрутил руки Кина.
– Погоди, – сказал Роман. – Он говорит по-латыни не хуже нас с тобой и знает Бертольда. Скоро вернется мой шут и допросит его. Он допросит его как надо, огнем.
– Как хочешь, – сказал рыцарь. – Я слышал, что ты близок к открытию тайны золота.
– Да, – сказал Роман. – Я близок. Но это долгая работа. Это будет не сегодня. Я беспокоюсь за судьбу этого деяния.
– Только ли деяния?
– И меня. И моих помощников.
– Чем мы тебе можем быть полезны?
– Ты знаешь чем – ты мой старый знакомый. Ты потерял руку, когда в твоем замке взорвалась реторта, хоть и говоришь, что это случилось в битве с сарацинами.
– Допустим, – сказал рыцарь.
– Мне главное – сохранить все это. Чтобы работать дальше.
– Похвально. Но если наши пойдут завтра на штурм, как я могу обещать тебе безопасность?
– И не только мне, брат, – сказал Роман. – Ты знаешь, у нас живет польская княжна?
Шар опять приблизился к Кину. Губы Кина шевельнулись:
– Плохо дело. Думай, Жюль...
Жюль кивнул, словно Кин мог увидеть его. И обернулся к Анне – может, искал сочувствия?