– Мы с Вероникой должны быть ему благодарны, – сказал Дуглас. – Без его помощи нам бы сюда не добраться.
Вероника подняла руку, и Дуглас закрылся ладонью.
– Да, – сказал Костик. – Чего-чего, а японских шпионов в наших краях еще не было.
– Я могу не продолжать, – сказал Дуглас.
– Продолжайте, – приказала Вероника.
– Господин Минамото крайне интересовался результатами экспедиций по северо-восточному проходу, ибо генеральный штаб его страны не имел достаточных сведений об этой перспективной, но удаленной области Российской империи, – сказал Дуглас. – В этом он мне признался. Он сказал, что война будущего окажется совсем иной, нежели прежние войны. Она примет всемирный характер, и морские пути сообщения в ней приобретут особый смысл.
– Странно, – сказал профессор Мюллер, – северный путь настолько далеко отстоит…
– Не отвлекайте мистера Робертсона, – сказала Ниночка, которой не терпелось увидеть астронавта, а рассказ Дугласа все оттягивал этот момент.
– Разумеется, его интересовали и документы капитана Смита, – послушно продолжил Дуглас, кончиками пальцев осторожно трогая щеку – видно, щипало. – Когда оказалось, что капитан Смит нашелся и, возможно, открыл какую-то большую землю к северу от Таймыра, он украл документы капитана.
– Вы ему в этом помогли, – сказала Ниночка.
– Это беспощадный человек. Он не остановится ни перед чем ради достижения своих целей. А меня в первую очередь беспокоила судьба мисс Смит. Лучше отдать этому негодяю все, чем рисковать жизнью Вероники. Неужели я не прав?
Голос Дугласа оборвался.
Он жадно глотал теплый чай.
– Что же привело вас сюда, в глубь тайги? – спросил Мюллер.
– Самые невероятные вопросы могут быть объяснены просто, – улыбнулся Дуглас, подливая в чашку из чайника. – Читая записки капитана Смита, маркиз натолкнулся в них на рассказ о падении метеорита, которое капитан наблюдал, когда его корабль был затерт льдами у берега новооткрытой земли. Там говорилось, что метеорит вместо того, чтобы падать, как и положено небесному камню, совершал над землей различные движения, будто старался замедлить падение и избежать падения в океан. Эти эволюции метеорита привели капитана к убеждению, что он является рукотворным телом, скорее всего небесным кораблем. Когда маркиз прочел эти строки, он решил любой ценой добраться до метеорита и увидеть его собственными глазами. Не знаю, зачем ему понадобился этот небесный камень…
– А теперь? – спросил Костя.
– А теперь я понимаю, что маркиз был куда предусмотрительнее меня. Я же последовал за ним, не желая оставлять в его руках документы Вероники. Я ждал момента, чтобы вернуть их. Потому мне особенно обидно было подвергнуться вашему нападению. Но, право же, на вас я уже не сержусь.
– Простите, я вам не верю, – ответила Вероника холодно.
– А где же бумаги? Где бумаги мистера и моей госпожи? – спросила Пегги.
– Они у Минамото, – ответил Дуглас. – Он их спрятал еще прошлой ночью. И я не знаю где.
Вероника окинула Дугласа презрительным взглядом и отвернулась. Ниночка подошла к ней и обняла за плечи.
– Мы его найдем, не беспокойтесь, – сказала она. – В тайге не спрятаться. Она большая, но просматривается насквозь.
– Нина права, – сказал Андрюша. – Человеку в тайге не потеряться. До Вилюйска через хребты ему не пробиться. А по Лене он далеко не уйдет.
– А я полагаю, – сказал профессор, – что он и без того не уйдет. Есть приманка, которая его подманивает, как нектар пчелу, – это астронавт по имени Рон.
– Вы правы, – раздался голос, который все услышали. Это был голос астронавта. – Он далеко не ушел. Он скрывается в лесу неподалеку от вас.
– Скажите, где? – крикнул в ответ Костик. – Я его найду!
– Это опасно, – ответил астронавт. – К тому же я знаю, что вновь прибывшие люди хотят увидеть меня. Я готов с ними встретиться.
* * *Удивительно, но в корабле оказалось на этот раз больше кресел для гостей – для каждого по креслу. Пришли все, за исключением Кузьмича с тунгусом и убежавшего маркиза. Сама комната стала больше.
Астронавт плохо выглядел. Он осунулся, пожелтел, руки его чуть дрожали, на лбу выступили капельки пота.
– Как продвигается починка вашего летательного аппарата? – спросил профессор Мюллер.
– Благодарю вас, – ответил Рон. – Она близится к завершению.
Ниночка вертелась в кресле. Она ощупывала материал, из которого была сделана его обшивка. Ей жутко хотелось расковырять его пальчиком и поглядеть, не перья ли внутри, а если перья, то какие – какие птицы, прекрасные и ширококрылые, живут на той планете? Она вытягивала шею, чтобы увидеть, как перемигиваются огонечки на пюпитре, она хотела подбежать к стене, к светящемуся экрану, направленному на лагерь экспедиции, и узнать, теплый он или холодный.
Потом Ниночка обращала свой взгляд к пришельцу, и он казался ей удивительно красивым и романтическим. Ей представлялось в нем сходство с поэтом Надсоном, а то и с поэтом Блоком, фотография которого висела у нее над кроватью в Новопятницке. Движения астронавта, несколько вялые и замедленные от дурного самочувствия, казались ей особо изящными и совершенными. В общем, он приближался к Ниночкиному мужскому идеалу.
– Когда же вы намерены отбыть от нас? – спросил Мюллер.
– Мне хотелось бы улететь завтра, – сказал Рон. – Я плохо себя чувствую и боюсь, что дальнейшее пребывание здесь может угрожать моей жизни.
– Не может быть! – воскликнула Ниночка. – Что с вами случилось?
– Только сегодня после серии анализов мой диагностический аппарат пришел к окончательному выводу, что местные микробы, не представляющие для вас опасности, оказываются крайне вредными для меня.
– У меня есть аптечка, – сказала Вероника. – Может быть, в ней отыщется нужное для вас средство?
– Влияние ваших лекарств на мой организм непредсказуемо, – ответил Рон. – Так что для меня единственный выход – как можно скорее вернуться к себе в состоянии анабиоза и проснуться вновь уже у себя дома.
Астронавт почувствовал приступ тошноты – ему пришлось достать из стены пилюлю и проглотить ее. Запахи, которые принесли с собой люди, набившиеся в отсек управления, были невыносимы. Рону казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Но он не мог оскорбить этих людей, потому что понимал, что ничем нельзя выказать отвращения к дикарям.
– В таком состоянии лететь опасно, – высказал вслух сомнения профессор Мюллер. – Мы, конечно, желаем вам благополучного возвращения…
– Ах, нет! – ответил с легким раздражением астронавт. – Вы, профессор, сейчас печетесь о своей земной славе. Позвольте мне восстановить ход ваших мыслей. Вы полагаете себя моим открывателем. Разумеется, рассуждаете вы, на моем веку уже не будет столь великого открытия, как открытие иноземной цивилизации. Но, когда я улечу, не останется ничего. Даже фотографии. Ничего, кроме показаний ваших спутников. И неизбежно ваши слова будут поставлены под сомнение коллегами. Вы даже рискуете оказаться объектом насмешек.
– Нет! – воскликнул профессор. – Я так не думаю. В конце концов, у меня есть свидетели!
– Свидетели? – вмешался Костик. – Ссыльный студент? Сынок местного промышленника? Бывшая террористка? Или эти англичане, которым и дела нет до вашей славы? Вы будете в Петербурге один, Федор Францевич. Даже кусочка метеорита не нашли!
– Но… – Профессор тут осознал то, что до этого момента бродило лишь в глубинах его мозга. И понял, что его оппоненты правы. – Но господин Рон может оставить нам на память какие-то сувениры, предметы, назначение которых докажет…
– Что он оставит? – сказал Костик быстрее, чем пришелец успел возразить. – Пуговицу? Подтяжки? Кусок тумана? Кнопку?
– Ну не надо так упрощать, – сказал Мюллер. – Господин Рон может оставить нам какой-нибудь прибор, который мы обещаем сохранить до его возвращения.
– Прибор? – удивился Рон.
– К примеру, вы показывали нам действие прибора, именуемого вами дупликатором. Никто не сможет поставить под сомнение его иноземное происхождение.
– К сожалению, я не могу этого сделать, – сказал астронавт. – Без дупликатора мне никогда не вернуться домой. Конструкция моего двигателя такова, что именно дупликатор создает гранулы неведомого вам вещества, которое и движет мой корабль.
– Ну тогда какой-нибудь другой прибор, – сказал профессор.
– Но у меня на корабле нет ненужных приборов, – сказал Рон. Он оперся на пульт.
– Господа, господа, – сказал Андрюша, – не надо спорить. Нашему другу очень плохо. Я чувствую, как ему плохо.
– Вы вернетесь через год? – спросила Ниночка. – Мне важно это знать.
– Если не умру в пути, – серьезно ответил астронавт.
– Это ужасно! – сказала Ниночка.
Она поглядела на Веронику, ожидая встретить в ее глазах сочувствие, но Вероника на нее не смотрела. Она едва слушала весь этот спор. Ее воображению представлялся маркиз Минамото, который бежит по тайге, унося завещание и бумаги капитана. Несмотря на уверения астронавта, что японский шпион никуда не денется, она до конца ему не верила.
– Может, я сделаю мистеру массаж? – спросила Пегги. – Я знаю очень хороший массаж. Он всем помогает. И капитану Смиту помогал.
– Конечно, – послышались возгласы. – Пускай Пегги сделает вам массаж! В их стране все делают массаж.
– Вряд ли это мне поможет, – сказал Рон, но настойчивость людей была велика и они так искренне хотели его выздоровления, что он почел за лучшее согласиться.
– Тогда вы все уходите, – сказала Пегги, страшно гордая тем, что именно ее избрала судьба для столь важного дела.
– Вам не понадобится помощник? – спросил несколько осмелевший Дуглас.
– Нет, – отрезала Пегги, не скрывавшая теперь своей ненависти к бывшему жениху хозяйки. – Но Андрьюша пускай останется. Он мне будет немного помогать.
– Идите, – сказал Рон, который был бы рад, если бы ушли все. Но счел благоразумным не спорить. К тому же ему хотелось поговорить с Андрюшей без лишних свидетелей. Роном владело душевное смятение. Он понимал, что не может остаться здесь, да и не было никакого смысла оставаться – это бы погубило все надежды на спасение Земли. Но, если он не долетит, он обманет надежды человечества.
Когда гости выходили из корабля, Вероника задержалась.
– Господин астронавт, – сказала она, – меня привело сюда не пустое любопытство, как прочих. Вы знаете об этом.
– Он никуда не ушел, – сказал Рон.
Рон протянул руку к экрану на стене, и его взор как бы поднялся над землей. Вероника увидела маркиза Минамото, сидевшего в сплетении стволов в ста саженях от воронки с метеоритом и наблюдавшего за ним в небольшой театральный бинокль.
– Он не собирается уходить, – сказал Рон.
– Спасибо, – сказала Вероника и быстро покинула корабль.
– Раздевайтесь, – сказала Пегги. – И не стесняйтесь меня.
– Стесняйтесь? – повторил недоуменно пришелец.
Он повел плечами, и одежда упала с него на пол.
– Ложитесь.
– Как?
– Давайте составим два кресла, – предложила Пегги.
– Не надо, – ответил Рон и лег в воздухе на уровне груди Пегги.
– Хорошо, – сказала та, ничуть не удивившись, потому что в детстве насмотрелась схожих трюков, на которые щедры заезжие индийские факиры. – Только чуть пониже.
Пришелец как бы упал на вершок.
– Повернитесь на спину, – сказала Пегги. – Ах, какой вы бледный и тощий! Ну прямо как мой Андрьюша.
Андрюша потупился. Оговорка Пегги не то чтобы ему не понравилась, но была неожиданна.
Пегги более ничего не сказала, а принялась осторожно дотрагиваться до груди астронавта, затем ее пальцы поднялись выше и начали давить на плечи.
– Не больно? – спросила Пегги.
– Нет, – ответил астронавт. – Продолжайте.
Облегчения он не чувствовал, но и вреда от массажа быть не должно. Хотя вряд ли кто-либо в Галактике смог изгнать из человека враждебные вирусы, разминая его мышцы.
– Что это за дупликатор, о котором они говорили? – спросил Андрюша.
– Посмотрите, – сказал Рон и шевельнул пальцами. Овальный прибор с широким раструбом и длинной выемкой на верхней части показался из стены и подплыл к рукам Андрюши.
Андрюша взял его.
– Теперь положите в раструб предмет, который хотите скопировать, – сказал астронавт.
Андрюша покопался в карманах, нашел там гривенник. Послушно положил его на полочку внутри раструба, и тут же послышалось легкое жужжание. В углублении возникла вторая, точно такая же монета. А воздух в корабле как бы качнулся, и на секунду стало светлее.
– Она точно такая же?
– Разумеется, – сказал Рон.
Пальцы Пегги двигались все быстрее и энергичнее. Приятная слабость распространялась по всему телу.
– Очень интересно, – сказал Андрюша. – Куда положить?
– Отпустите его.
Андрюша разжал пальцы, дупликатор уплыл обратно к стене и скрылся в ней.
Оба гривенника беззвучно упали на упругий пол. Андрюша подобрал их.
– Жаль, что не империал, – пошутил он.
– Вам нужны деньги? – спросил Рон.
– Когда как, – улыбнулся Андрюша. – Порой бывает туго.
– Если вы найдете у кого-нибудь взаймы монету, называемую вами империал, я рад буду помочь вам, – сказал Рон.
– Перевернитесь на грудь, – приказала Пегги.
Андрюша подумал: у кого может быть империал? Может быть, у Вероники? Или у Костика? Но как попросишь? Этим вызовешь недоумение, а то и зависть. И встреча с гостем из космоса превратится в шабаш фальшивомонетчиков.
– В чем-то вы правы, – сказал пришелец. – Человеку на ранней стадии развития свойственны собственнические чувства. Ну ничего, я вернусь, и мы завалим землю империалами. Так, чтобы они стали никому не нужны.
– Это была мечта гуманистов – выстилать золотом мостовые, чтобы освободить человечество от гнета денег.
– Но сама по себе эта мера не поможет, – сказал Рон. – Только создаст беспорядки.
– Я понимаю, – согласился Андрюша.
– В первую очередь надо будет изменить социальные отношения.
– Вам лучше, мистер? – спросила Пегги. А глядела на Андрюшу. И не выдержала: – Вам тоже надо сделать массаж, – сказала она. – Это чрезвычайно полезно.
– Но не сейчас? – спросил Андрюша.
Хоть Рону было нехорошо, он не удержался от улыбки. Разумным существам в разных концах Вселенной свойственно чувство юмора. И некоторые исследователи всерьез утверждают, что именно это качество и отличает человека от прочих божьих созданий.
Поняв, что процедура массажа закончена, Рон попросил людей уйти. Ему следовало закончить ремонт, а это требует не столько физических усилий, сколько умственных. Как сказал пришелец Андрюше, большинство работ в галактическом центре производится механизмами, однако усилием воли и мысли люди научились не только управлять самими процессами производства, но и изменять форму и движение предметов.
Андрюша пропустил Пегги вперед, она остановилась в дверях корабельного помещения и посмотрела на Андрюшу призывно и нежно. А тот сразу отвел глаза, но не смог отвести своей руки – Пегги задержалась в проходе, и им пришлось выходить одновременно, отчего их руки соприкоснулись, что ударило Андрюшу словно током.
А когда они оказались снаружи и он помогал Пегги перебраться через водную преграду, руки их сплелись уже надежно и вроде бы привычно и взгляды сплетались также, отчего они чуть не упали в воду и, уж конечно, не заметили маркиза Минамото, который следил за входом в корабль, ожидая момента, когда астронавт останется один.
* * *А в это время Костик в сопровождении Кузьмича, с ружьем на изготовку, прочесывал бурелом в том месте, где должен был таиться японский маркиз. Но безуспешно. Казак уговаривал вернуться: не дурак же японец, чтобы на месте сидеть, комаров собой кормить. Хоть и были ночью заморозки, комар еще в спячку не ушел.
Но Костик упорствовал, проваливался в ямы, исцарапался весь – все ему казалось: близок японец, вот-вот попадется. Он это делал ради Вероники. А казаку объяснил, что ради порядка.
* * *