Было одиннадцать часов вечера, но никто не имел желания оставаться в душных каютах и не освежиться свежим ветерком на палубе. Все согласились бодрствовать подольше ночью. Тогда Мюриель, которая не оставила своей мысли об увеселениях, предложила выдумать что-нибудь, чтобы убить медленно тянувшееся время.
— Каждый, — объявила она доброжелательным тоном, — должен, по своим способностям, содействовать общему развлечению. — И чтобы подать пример, она протанцевала обещанный национальный танец грациозно и с живостью; несчастный лорд Эртон был тоже вовлечен в этот танец, под предлогом, что одна мисс Рютвен танцевать его не может. Она проделывала все характерные фигуры национального шотландского танца, подражая голосом звуку волынки.
Все присутствующие были в восхищении от этого неожиданного спектакля и, воодушевленные, принялись после этого, в свою очередь, кто петь песню, а кто рассказывать сказки. Веселье дошло до высшей степени, когда мистрис Петтибон, войдя во вкус этого представления, предложила мистеру Петтибону пропеть с ней одну из негритянских песен репертуара «ChristyMinestrels».
К общему удивлению, Петтибон пропел, как настоящий артист, что подняло его в общем мнении. Это верно, что, глядя внимательнее на человека, всегда находишь положительные черты даже у самого бесполезного человека!
Таким образом, очень весело прошла ночь. В час сорок пять минут они проходили над Баб-эль-Мандебским проливом. При свете луны все увидели вместо пустыни цветущие берега, покрытые пальмами и опоясанные морем. В четыре часа они были над Маскатом, проходили мимо мыса Разельгад, азатем покинули сушу и видели в продолжение нескольких часов только море и небо; солнце здесь грело еще сильнее, так как они все более и более приближались к экватору.
Снова все стали искать убежища от палящих лучей в своих каютах, снова приближался такой же, как накануне, знойный день. В три часа сорок пять минут они пролетали между Лаккадивскими островами и Малабарским берегом, а затем через Деканское плоскогорье иего вершину Анамалай, возвышающуюся на две тысячи шестьсот девяносто три фута.
Леди Дункан и мисс Этель приближались к конечной цели путешествия.
Перенося жар и усталость, обе дамы уже давно приготовились к этому. В шесть часов семнадцать минут уже виднелся Коломбо на Цейлоне. С бьющимся сердцем они стояли на носу аэроплана, вглядываясь в этот порт, где их ждала жизнь или смерть.
Почти так же взволнованный, как они, Оливье в подзорную трубу старался проникнуть сквозь эту неизвестную даль. Вдруг он невольно воскликнул:
— Вы замечаете судно?
Дрожащая леди Дункан стала смотреть в трубу, но ее глаза, отуманенные слезами, ничего не видели. Этель схватила у нее подзорную трубу.
— Это «Аллигатор»! — воскликнула она, бледнея. — Я различаю надпись. Ах!., ох!., мама!., мама!.. Что это? я схожу с ума!.. На лодке!.. Смотрите!., смотрите!..
— Это капитан! — воскликнула леди Дункан. — Он делает знаки платком.
И, пораженная счастьем, точно громом, она упала почти без сознания на руки дочери и Оливье Дероша.
ГЛАВА XVI. От Цейлона до Тибета через Гималаи
Около Цейлона аэроплан стал спускаться. Как и в Александрии, сначала ход его был остановлен, машины прекратили свои работы, и он на мгновение точно повис в воздухе, а потом полетел вниз, все ускоряя движение. Но моментально приведенные в действие машины и винты тотчас же замедлили ход, и «Галлия», подобно большой птице, мягко и плавно спустилась и села на водах рейда Коломбо. Перед ней расстилались цветущие зеленеющие холмы; среди зелени местами на берегу выделялись прогалины, покрытые желтым и красным песком. Вокруг «Галлии» по всему рейду шныряло множество лодок, в каждой из которых сидел человек темно-бронзового цвета в белой чалме; эти лодочки неслись, как мухи, направляясь к каждому вновь прибывшему судну. Штук двенадцать кораблей, военных и торговых, величественно качались на якорях, и по сравнению с ними эти летающие лодочки туземцев казались совсем крошками.
Перед взорами пассажиров «Галлии» раскинулся чудный город Коломбо, настоящий лабиринт из роскошных цветов и растений, точно громадный благоухающий букет.
Вокруг города и по улицам, похожим на пальмовые аллеи, зеленеют тысячи деревьев, а за городом расстилаются лимонные рощи и обширные поля риса и сахарного тростника. Весь остров кажется одним цветущим садом. Самые простенькие шалаши окружены группами пальм, около которых живописно красуются кусты с ярко-красными цветами. Улицы пестреют народом в ярких костюмах — белых, красных, желтых — и все это движется, спешит, точно море живых цветов, среди роскошных пальмовых аллей, и чем ближе к порту, тем больше народу на улицах, тем сильнее движение.
Действительно, Коломбо — один из оригинальнейших и красивейших городов, который стоит посмотреть. Климат превосходный: ночи довольно прохладны, чтобы отдохнуть после дневной жары, а днем легкий морской ветерок умеряет зной жарких лучей солнца. И нельзя себе представить более восхитительных прогулок, как по окрестностям этого города, в тени роскошных пальм, бананов и гигантских бамбуковых деревьев, среди цветущих растений, которые мы привыкли видеть только в оранжереях, а здесь встречаем почти у каждой хижины. И что за наслаждение блуждать в глубине тенистых аллей, среди деревьев, которые и не снились нашим ботаникам, топтать ногами ковер из мимоз и смотреть, как они сворачиваются при одном прикосновении, или купить себе за сантим ананас или позавтракать свежим хлебом, который тут же можно сорвать с хлебного дерева! Да, кто хоть раз побывал в этой роскошной стране, тот не забудет ее и будет стремиться всей душой еще раз ее увидеть!
Но в эту минуту никто из пассажиров «Галлии» не любовался чудной растительностью Цейлона. Все взоры были обращены на «Аллигатор».
Каждый думал, какому счастливому стечению обстоятельств он обязан, что видит лорда Дункана в полном здравии, приветливо машущего рукой и шляпой своей жене и дочери. Лишь только аэроплан спустился на рейд, при общих криках восторга всего экипажа, высыпавшего на палубу, как вдруг от «Аллигатора» отделилась шлюпка и быстро направилась к «Галлии». В ней сидел сам лорд Дункан. Не больше, чем через пять минут Этель и ее мать плакали от радости, обнимая своего дорогого моряка.
Когда прошли первые восторги и сердечные излияния, лорд Дункан подошел к Дерошу и пожал ему руку, сердечно благодаря его за все, что он сделал для его семьи.
— Я очень счастлив, что мог оказать услугу вашим дамам, господин командир! — горячо ответил Оливье. — Но объясните мне теперь, какому счастливому случаю мы обязаны, что видим вас опять здоровым, тогда как мы могли опасаться…
— Что найдете меня мертвым и погребенным! — подхватил, смеясь, командир. — Действительно, я близок был к этому!.. Это одна из тех шуток, которые может сыграть с вами здешний прекрасный климат!.. Я подхватил сильную желтую лихорадку только оттого, что в самый полдень гулял на солнце, а потом, придя домой, выпил ледяной напиток. Все думали, что я умру, и немедленно же телеграфировали в Англию. На другой день, когда мне стало лучше, я сожалел об этом; но зло уже было сделано, пришлось, со своей стороны, послать успокоительную телеграмму, но она была получена там только после вашего отъезда…
— Но, папочка, теперь я смотрю на вас, — сказала Этель с живостью, — и замечаю, у вас очень дурной вид!.. Как вы бледны, как вы похудели…
— Вы еще больны, это верно! — воскликнула леди Дункан.
— Нет, нет, болезнь прошла; но страдания, которые я испытывал, были настолько жестоки, что принудили меня телеграммой просить отпуска. Сегодня утром я получил ответ. И только желая попасть на один из пароходов, уходящий послезавтра в Англию, я поспешил оставить Пуэнт-де-Галль, где мы стояли, и приехать в Коломбо. Этому я обязан, что имею теперь счастье видеть вас, мои дорогие, а также познакомиться с таким человеком, как вы, господин Дерош!
Лорд Темпль и лорд Эртон, в свою очередь, подошли, чтобы поздороваться с капитаном-командиром и поздравить его с выздоровлением.
С ними вместе лорд Дункан осмотрел аэроплан, удивляясь всем его подробностям, после чего обратился ко всему обществу с приглашением отобедать вместе у него на пароходе. Просьба была так любезна и настойчива, что никто не мог отказаться, и все отправились на «Аллигатор» — один из лучших броненосцев английского флота.
Оливье заметил, как изменилась к лучшему наружность Этель от радости встречи с отцом. Сбежали все тучки, которые ложились тенью на ее лицо; не было больше ни бледности, ни изнуренности, не появлялось и прежнего презрительного выражения. Напротив, лицо ее сияло такой искренней, очаровательной веселостью, что лорд Дункан с гордостью останавливал на ней свой взгляд.
И леди Дункан выигрывала теперь в сотню раз больше, чем когда вела ожесточенную войну против других знатных дам в лондонском свете. Что же касается командира, то все его манеры были так искренни и сердечны, что Оливье невольно почувствовал к нему симпатию. Обед прошел очень весело. Лорд Дункан и офицеры принимали своих гостей с большим радушием, которым славятся моряки. И, конечно, разговор главным образом сосредоточился на аэроплане.
В то время, как присутствующие разбирали достоинства аэроплана, леди Дункан вдруг обратилась к Оливье, сидящему напротив.
— Ах, господин Дерош, — воскликнула она, — как жаль оставлять ваш чудный воздушный корабль! И теперь, когда мы освободились от мучительного беспокойства, как бы мы могли даже насладиться этим волшебным путешествием!.. Вы, господа, не можете представить себе, что это такое, — обратилась она к офицерам «Аллигатора». — При нашем тяжелом горе мы все-таки не могли не восхищаться этой быстротой движения. Не правда ли, Этель?
— Это действительно идеальный способ путешествовать! — ответила Этель.
— При этом мистер Дерош такой хозяин, каких я не видела! — продолжала леди Дункан. — Путешествие вего обществе даже в телеге, через все равнины Америки, было бы очаровательно… И подумайте, как же должно быть на этом чудном аэроплане…
— Вы чересчур меня хвалите, сударыня, — сказал Оливье, немного стесняясь таких похвал. — Не вам, а мне следует печалиться в настоящую минуту!.. Я не могу даже выразить вам своего сожаления, что теряю таких спутниц!
Этель смотрела в свой стакан и молчала.
— Я очень сожалею, что должен разделить вас, — сказал, смеясь, лорд Дункан, — но могу ли я пустить своих дам в Тибет, а сам один ехать в Англию?
— Есть средство все это согласовать, — сказал тотчас же Оливье, — и для меня это доставило бы большое удовольствие! Не желаете ли вы сделать мне честь поместиться на «Галлии», чтобы продолжать путешествие вместе с дамами?
— На «Галлии»? Ей-Богу, господин капитан, я не ожидал, вы меня застаете врасплох! Конечно, предлагаемое вами путешествие очень заманчиво, и, если бы я недолжен был вернуться в Англию как можно скорее, без малейшей отсрочки…
— Это и будет средство, верьте мне, прибыть туда скорее всего! — подхватил Оливье.
— В Англию? — воскликнули с удивлением все присутствующие.
— Ну, конечно! Ведь на обратный путь не понадобится больше времени, чем мы потратили туда.
— Вы разве не рассчитываете пробыть несколько дней в Тибете? — спросил изумленный лорд Темпль.
— Честное слово, нет. Мы только достигнем цели и спустимся, чтобы доказать, на что способен аэроплан, а затем вернемся в Ричмонд.
На лице лорда Темпля отразилось величайшее удивление, даже неудовольствие. Верное зеркало его, лорд Эртон, выразил те же ощущения.
Не то, чтобы оба лорда рассчитывали на рубиновые копи, нет, у них было настолько своих доходов, что не было надобности их увеличивать; но лорд Темпль был человек положительный, он не любил создавать проекты и не доводить их до конца, даже если бы они были неприятны!.. В своих деловых бумагах он отметил, что пробудет несколько дней в Тибете, и вдруг теперь он узнает, что они сделают только маленькую остановку; из-за этого в душе его поднялось глубочайшее осуждение такого поведения, и грудь его заколыхалась. Но он не мог ничего сказать, ведь Оливье был полный господин своих планов, — и он молчал, преисполненный негодования против такого непростительного легкомыслия.
Между тем лорд Дункан, переговорив со своим помощником, согласился принять любезное приглашение Оливье; поручив управление кораблем старшему офицеру, он простился с экипажем и вместе с другими отправился на «Галлию», где ему отвели каюту.
Лишь только путешественники вступили на палубу аэроплана, пробравшись сквозь толпу любопытных, столпившихся у входа, как вдруг навстречу, подобно урагану, налетел Петтибон с всклокоченными волосами, весь красный от гнева.
— Господин капитан, на пару слов! — произнес он хриплым голосом.
— В чем дело? Опять что-нибудь невпопад? — спросил Оливье.
— Эти несчастные негры, как можно было ожидать, не сумели вовремя кончить своей работы! Мы не можем сняться сегодня вечером, капитан!.. Эти жалкие создания имели дерзость объявить, что отказываются сегодня закончить работу, наши резервуары еще не наполнены маслом!
— Очень жаль!.. Но еще не поздно… а другие не могли бы кончить эту работу?
— К несчастью, нет!.. Все сговорились, точно мошенники на ярмарке. Они пошли пить и спать. Да, капитан, они имели дерзость сказать мне, что желают воспользоваться ночной прохладой для отдыха, а что работу кончат завтра на рассвете, прежде, чем воздух успеет нагреться!.. Видали вы подобных негодяев?.. Ах!., если бы я имел власть над ними, я бы их наградил дубинами!..
— Потише, господин комиссар. Эти люди имеют полное право отдыхать после трудов!.. И если уж такой обычай в стране…
— Самый лучший обычай был бы отстегать их кнутами до крови! — проревел комиссар. — Нет другого способа управлять этими чернокожими, поверьте моей опытности!
— Так, господин Петтибон! Неужели это вы, друг негров, говорите таким образом?..
— Ах!., негры!., негры!.. Я вынужден отказаться от них! — воскликнул печально янки. — Это путешествие открыло мне глаза и изменило мой взгляд на эту расу!.. Одного такого негра, как Теодор, было бы вполне достаточно, чтобы вылечить от самого свирепого негрофильства!..
— Теодор? В чем же вы можете на него жаловаться?.. Разве он плохо исполняет свою работу?..
— Нет, дело не в работе… но я заметил, что этот мальчишка дразнит меня… Да, капитан, я вижу это во всем: как он ходит, как он сидит, развалясь передо мной, как он таращит на меня свои белки… я вижу скрытую улыбку, когда он встречается с этой безмозглой мисс Рютвен… бесстыдный негодяй!.. Он дразнит меня, я убежден в этом… а также и бездельник Эндимион делает тоже!..
— Одним словом, — возразил Оливье, покручивая усы, чтобы скрыть невольную улыбку, вызванную гневом янки, — мы не можем сняться до завтрашнего утра?
— Боюсь этого, капитан!
— Ну, хорошо, господин Петтибон, если невозможно, то и говорить нечего. Мы останемся здесь ночевать. Я, конечно, уверен, что вы ничего не упустили из виду для того, чтобы могло состояться наше отправление в назначенное время. И я не могу на вас сердиться за это невольное опоздание.
— Ах, ручаюсь вам! — воскликнул янки, вытирая пот, струившийся со лба, — я работал, как… я хотел сказать, как негр… но этого я уже никогда не скажу после теперешнего путешествия!
И он удалился, поднимая руки к небу.
Все собрались на палубе аэроплана. Был роскошный вечер. Солнце сияло. Золотистое небо, усыпанное фиолетовыми облачками, казалось чудными ковром, сверкающий фон которого, переливаясь цветами радуги, постепенно темнел на противоположной стороне горизонта. Вдали холмы, казалось, тонули в лиловом полумраке; звезды быстро загорались одна за другой на темной синеве неба, а с острова, покрытого душистыми деревьями и цветами, полилось благоухание, которое порывами приносил на аэроплан легкий ветерок. Оливье послал на «Аллигатор» приглашение офицерам, которые не замедлили явиться, сгорая от желания осмотреть аэроплан.