Ловко запрыгнув на кожаное сиденье аэромобиля, майор запустил двигатель и взмыл в предзакатное небо… Тьфу ты! Опять реклама! Флаер Степанова исчез, картинка сменилась на лазурный берег слишком голубого океана с выцветшим до белесого сияния песчаным пляжем. Вокруг заскакали названия фешенебельных салонов красоты, перемежаемые бюстами тёток, облачённых в какие-то полупрозрачные саваны на бретельках… «Салон „Ева“ предлагает вернуть молодость прекрасной половине человечества… Доктор медицинских наук Анжела Вишневская проводит приём желающих похудеть в ультракороткие сроки…»
Да-а… кинокомпания Петровского совсем скатилась. Неужели эту банальщину про бластерные стрелялки кто-то смотрит? Ладно, к делу подобные рассуждения отношения не имеют. Герой как герой. Все тот же толстокожий и несомневающийся Дима Степанов, подкупающий своей детской улыбкой и шоколадной родинкой на левой скуле. Все тот же Копельников. Все — то же…
У С-видения было одно потрясающее качество. Даже, пожалуй, не одно… Зритель мог не только тупо глядеть передачи, но и обдумывать их. То есть в процессе просмотра работала кора головного мозга — человек осознавал себя. Мог анализировать события, происходящие вокруг него, оценивать. Но… Не мог действовать вопреки сюжету. Даже при интерактивном режиме невозможно было отклониться от продуманного режиссёром алгоритма поступков того или иного персонажа далее определённого рубежа. Далее той шаткой грани, за которой герой уже изменил бы не только свою линию поведения, но и стал бы влиять на восприятие других участников шоу или передачи. Практически односторонний процесс: смотри сам, не мешай другим. Остальное додумают специалисты по массовым коммуникациям, социологи, декораторы, рекламщики и сценаристы. Думай, но не меняй. Научно это объяснялось особенностью С-волн, которая выражалась гигабайтами заумных формул. А если в двух словах, то так: зоны нашего мозга, отвечающие за моделирование и катализацию воссоздания сновидений, имели свойство поглощать эти загадочные флюиды, формируя тем самым нужные образы в центрах зрительного восприятия, а также посылая импульсы в области, отвечающие за слух, обоняние, тактильные ощущения и речевые функции. Но излучать сложные вереницы пульсаций обратно эти так называемые «сонные» зоны не могли. Лишь чрезвычайно длинная и высокоструктурированная цепочка импульсов, причём посланная в строго определённой последовательности, была способна видоизменить программу, транслируемую С-каналами, перенастроить её и «перепрошить» сценарий. «Сонные» зоны человеческого мозга, к счастью, могли излучать только простые комбинации, дающие возможность людям общаться в едином С-пространстве и совершать элементарные действия. А также наблюдать и запоминать. Там, во сне.
Поистине чудесная специфика такого изобретения оставшегося неизвестным научного сотрудника одного из российских НИИ смогла преподнести С-видению самый ценный дар — массовость.
А у человека отняла покой, заставляя ради красочных сюжетов или разношёрстной развлекаловки работать бедненькие извилины круглые сутки напролёт, Ведь, пропуская огромное количество информации в то время, когда положено просто спать и неспешно воссоздавать образы из пыльной кладовой долговременной памяти, мозг дико уставал. А если так каждую ночь?.. Многие становились С-наркоманами, утомляя своё серое вещество до полнейшего отупения зомби; но ничего нельзя было поделать: официальных временных и количественных ограничений не существовало, по крайней мере, в России. Радовало одно — покамест подключение к С-каналам было все-таки удовольствием не из дешёвых. Хотя… кокаин тоже не три копейки стоит.
И люди радовались. Потому что пиарщики заставляли их радоваться. Ведь грустный и разочарованный клиент много не платит…
В теоретической же части этой дремучей чащи имелась куча алогичностей и парадоксов, но то была головная боль учёных. А практика… она всегда по-своему проще. Вот вам приборчик, господа кинопроизводители и журналюги, вот — аудитория, и делайте с ними, что заблагорассудится. Впрочем, при двух таких строптивых неизвестных уравнение может и не сойтись…
Рысцов отбросил мешающие сконцентрироваться мысли и вновь переключил внимание на фильм… Как оказалось — очень вовремя.
Прибыв в управление на трофейном флаере, доблестный майор сразу же поднялся к себе в кабинет и закрылся на ключ. Вот тут и произошла… как бы это назвать?.. странность, наверное, Рысцов просто-напросто обалдел от опуса сценаристов Петровского. И главное — куда смотрел сам Андрон, когда картина пошла в прокат?..
Дело было так. Быстро и туманно,
После того как дверь была заперта, Степанов открыл окно. Легко вспрыгнул на подоконник. Сорок шестой этаж, между прочим… И… — едрить твою! — повис по ту сторону, ухватившись руками за карниз.
Рысцов ничего не понимал. Зачем? Смысл? Этот поступок не-ло-ги-чен!
Родя — не поворачивался уже язык назвать его майором Степановым — радостно глядел в объектив С-камеры и улыбался. Спустя минуту он подтянулся на жилистых пальцах, влез обратно в кабинет и сел за стол. Копельников был искренне рад только что проделанным выкрутасам. Или — Степанов? Черт подери, что за бред?..
Прокол сценариста? Или сбой в аппаратуре? Чепуха. Ни то ни другое…
Мелькнула заставка «Sony Dream Digital»… раздался оглушительный грохот… Что происходит?..
Рысцов сел на постели и потёр затёкшую шею ладонями. В голове ещё слегка шумело от снотворного, часы показывали 5.15. За окном бушевала гроза, то и дело молния создавала короткую световую пульсацию, и гром облегчённо рушился на Москву.
Он проснулся от грохота? Странно. Очень странно — обычно во время просмотра С-видения человека довольно трудно разбудить. Прибор притупляет восприятие раздражителей извне. Хотя… всякое, конечно, бывает.
Что же произошло с Копельниковым? Рысцов пожевал губами, легонько стукнул пальцем по ресиверу, вживлённому в череп за правым ухом — вроде работает. Вздохнул, помассировал гудящие виски. Сил обдумывать что-либо не осталось. Завтра, завтра, завтра… Вернее — уже сегодня. А теперь — хоть немного поспать.
Он протянул руку, надавил на сенсор питания С-визора, отключая прибор, и откинулся на подушку. Надоели все ж треклятые сны. Они повсюду. Сны. Днём мастеришь чужие сны, ночью смотришь свои сны. Сны. Сны, сны… Так хочется иногда провалиться в тёмную бездну обыкновенного небытия. Чтобы и тени не было этих ярких призраков жизни… этих навязчивых миражей…
* * *После пяти-восьми часов, проведённых в живописных грёзах под включённым С-визором, как правило, целый день чувствуешь себя разбитым и вялым.
Будильник был жёстко проигнорирован. На работу Рысцов не опоздал лишь по счастливой случайности: в девять его разбудил телефонный звонок. Трубка долго и нудно ворчала похмельным голосом Шурова и в конце концов предложила «забить на всех продажных спекулянтов сенсациями вкупе с бессовестными плагиатчиками большую дулю и срочно нажраться в дугень».
Валера включил громкую связь. Он слушал это сладкое щебетание Артёма и лениво натягивал джинсы. Гроза поутихла, и за окном местами даже проглядывало солнце, хотя на градуснике красный столбик упирался в рисочку чуть ниже циферки 15.
— Ладно, Тема, — сказал он, одевшись: — Увидимся на работе. Приходи в себя.
— Я в себе, — буркнул телефон и недовольно засопел. Через некоторое время буквально выстрелил тремя вопросами: — Как думаешь, Игоревна загрызёт? Может, больничный взять? Сумею посимулировать?
— Чем болеешь?
— Воспалением спинного мозга, блин! И печень недавно в унитаз выплюнул…
— Заразно?
— Пошёл в задницу…
Рысцов поводил носом и улыбнулся, слушая загукавший короткими сигналами аппарат. На кухне его ждал полупустой холодильник, а за дверью — консьержка тётя Люба, бессменная столичная суета и тяжелейший рабочий день.
Да уж… пятница-развратница…
В самый высокий небоскрёб делового центра «Москва-Сити» Валера вошёл без пятнадцати десять. В коридоре на семьдесят третьем этаже, прямо возле лифта, он упёрся лбом в грустного Феченко.
— Как дела? — поинтересовался здоровяк замогильным голосом. — Мир рушится?
— Мир всегда немножко рушится, — философски заметил Рысцов, пригладив короткие чёрные волосы. — Если б он только и делал что рос, то давно разлетелся бы, как Вселенная после Большого Взрыва.
— Шутишь, да, — обречённо констатировал Феченко, аккуратно выщипнув волосок из бороды. — Мне бы с Копельниковым повидаться… ну или с Петровским, в крайнем случае. Я звоню, звоню к ним на студию, а автоответчик вежливо так посылает… Ты вхож вроде в их тусовку… Не устроишь свиданьице?
Рысцов глянул на рыхлую физиономию снизу вверх. Так, и этот туда же. Глазки красненькие, не выспался. Неужто тоже ноченьку напролёт фольклор про майора Степанова изучал?..
— Пошли-ка ко мне, — сказал он, — подумаем, что можно придумать.
— Тавтология, — печально ответил гигант культуры, — и планёрка скоро.
— Успеем.
Протиснувшись в кабинет к Валере, Феченко скосил лошадиный глаз на папку «VIP-контракты», на которой со вчерашнего вечера одиноко лежал галстук в красно-серую клетку, и присел на краешек стула. Потупился.
— Смотрел сегодня фильм с Копельниковым? — в лоб рубанул Рысцов, упираясь ладонями в стол.
— Бу-бу-бу… — тяжко вздохнул Феченко. — Смотрел.
— Что думаешь?
— Полагаю, что кто-то из всех нас рехнулся. И, возможно, не один.
Валера наконец сел в кресло и нервно закурил. Медленно выдавил:
— Ты про сцену на сорок шестом этаже, я правильно понимаю?
Феченко непонимающе уставился на него.
— На каком таком этаже?
— На сорок, мать его, шестом!
— Не было там такой сцены вовсе…
— Та-ак… — Рысцов встал и прошёлся по кабинету, повернулся на каблуках и поинтересовался: — А что же тебя в таком случае удивило?
— Ну… несколько странно выглядело, когда этот самый… майор Степанов, что ли… ни с того ни с сего полез на шпиль Адмиралтейства в Питере…
— Куда?!
— На шпиль. Вообще-то он должен был гнаться за бандюганом каким-то по Васильевскому острову. Я сначала думал, напутал чего по невнимательности, даже специально сценарий в Интернете нашёл и проверил. Все правильно — обязан бежать по улице. Погоня и так далее… А этот тип вдруг…
— Стоп. — Рысцова буквально озарило: — Ты какой фильм смотрел?
— «Северная канонада», по-моему…
— Ясно.
Валера усмехнулся. Черт возьми, они просто о разных картинах последние пять минут рассуждают. Остолопы. Оба.
— Так он, говоришь, полез на Адмиралтейскую иглу?
— Ну да. — Феченко передёрнул плечами и выдрал ещё один волосок из бороды. — Я же сам перепугался жуть как…
— Почему?
— Так я в интерактивном режиме глядел. В теле этого пресловутого майора… И главное, ни черта не могу поделать, представляешь! Лезу как чумной… Ни остановиться, ни обратно спуститься — словно бес вселился. Сэйф-система такое экстренное пробуждение мне устроила — будто из пушки в явь выпустила…
«Ничего себе! — подумал Рысцов. — Экстренка — это уже нешуточно. Для того чтобы аварийная система С-визора сработала, человека нужно капитально испугать».
— Ясно, — сказал он вслух. — А зачем тебе сейчас Копельников с Петровским нужны?
— Ну как же, — почесал в затылке длинноволосый начальник отдела культуры, — интересно было бы поспрашивать у них, с какой целью такие нелогичные и странные поступки пропускаются в прокат… Мы бы репортаж любопытный сделали…
— Репортаж любопытный… — передразнил его Рысцов. — Канал разваливается, а вы все, как гиены, набрасываетесь на падаль! Стыдно должно быть…
— Бу-бу-бу, — обиженно прогудел здоровяк, выходя из кабинета. — На планёрку опоздали уже, наверное…
Валера нахмурился, задумчиво теребя в пальцах сигарету. А он, пожалуй, не так прост, этот Феченко. Такой своего не упустит, хоть и строит из себя цитадель галактической грусти. Конь, вот кого он напоминает. Пасущийся на лугу сивый жеребец, уныло водящий глазами из стороны в сторону, любимец детворы, доверчиво берущий хлебный мякиш из рук… и при всем этом готовый в нужное время зарядить с места в такой карьер, что не дай бог под копыта попасть.