– Какая лаборатория? Это малый демонстрационный салон! Старик, я помню, заказал его на целый день. На вопрос о цели он отделался шуткой:. «Хочу вправить мозги одному эскулапу». Дед был шутник.
– Это точно, – подтвердил я, не в силах сдержать улыбку.
Кто-то теплый и нежный прижался к моей руке: пришел двухлетний человек – мой друг, мой внук. Я глядел на него и думал: «А все-таки здорово, что витафагии подставили ножку, в этом есть… такой смысл!»
1973
[3]Мы давно не виделись.
– Все такой же безрукий? – спросила Нина, поправляя тонкими пальцами узелок моего галстука. Ее мальчишеская челка почти коснулась моей щеки.
Я совсем забыл, что она – орнитолог. Знай, что могу ее встретить, – отказался бы от задания.
– Здравствуй, – промямлил я. – Попросили вот… сделать очерк. Не знаю, смогу ли…
– Ну, ты у нас умница. Сможешь. – сказала она, поправляя мне волосы.
– Иван Петрович, где же вы? – позвал Веденский. Он стоял в конце галереи, как добродушный слоник в очках, и озабоченно морщил лоб. – Идите сюда!
– Иду! – крикнул я, принимая зов как спасение.
Нина смотрела с улыбкой, чуть-чуть прищурясь, точно хотела сказать: «Ну что, дружок, влип?»… Подумать только: порывистая, небольшого росточка, еще год назад она была для меня манящей загадкой!
Ежась от холода, орнитологи торопились в лаборатории. Когда я догнал Веденского и оглянулся, мне тоже захотелось поежиться: Нина стояла рядом с каким-то верзилой, и оба смеялись, глядя мне в след.