Она кивнула, все еще улыбалась, но я ощутил, что машина ее интересует меньше всего, женщины не понимают нашей любви к автомобилям.
– Правила соблюдаете?
– Конечно, – удивился я. – Всегда! Ну, почти всегда. Разве что уж на абсолютно пустой дороге, когда я точно знаю, что никто не видит…
Она снова кивнула, глаза смеялись.
– Так-как, правила дорожного движения соблюдаете! Это и понятно, не соблюдай правил, что творилось бы на дорогах?.. Обращаете внимание на красный, желтый и зеленый свет, на множество знаков, объясняющих, что можно, а что нельзя…
Я промолчал, она говорила элементарные вещи, глупо как спорить, так и подтверждать. А она взяла меня дружески под руку, мы пошли по коридору, она продолжала почти вкрадчиво, хотя должно бы звучать победно:
– Хорошие манеры – те же самые знаки. Разница в том, что правила автомобилиста нужно соблюдать только в машине, а хорошие манеры – везде. Правда, вы сделали уместную оговорку насчет мест, когда вас никто-никто не видит. Так, конечно, со спущенными штанами на унитазе вы можете и в носу ковыряться, и рожу кривить…
Я заворчал, не хочу, чтобы такая элегантная женщина представляла меня на унитазе да еще со спущенными штанами, хотя с надетыми выглядел бы там еще глупее, она засмеялась тихим музыкальным смехом и сказала доверительно:
– Борис Борисович, вы начинаете серьезную войну. Не отказывайтесь от оружия, что на расстоянии протянутой руки.
Через пятнадцать минут мы уже садились в мою машину. Не мерс, конечно, но и не чудовищный жигуль, уютный опель-астра-купе, что значит, двухдверный, с двумя роскошными сиденьями, впрочем, на заднее сиденье можно брать пассажиров, переднее сиденье отодвигается, складывается, в салоне весь мыслимый комфорт, вплоть до того, что часы на панели постоянно подстраиваются по сигналам со спутника.
Юлия с удовольствием опустилась на правое сиденье, я вырулил со стоянки, переспросил:
– Но вы уверены, что так поздно работают магазины?
Она засмеялась:
– Вы же сами объясняли, что есть круглосуточные!
– Я имел в виду гастрономы, – пробормотал я. – И всякие там ликеро-водочные…
– Есть-есть, – заверила она. – Доверьтесь мне.
– Уже доверился, – сообщил я.
Нежный аромат заполнил машину. Я не сразу догадался, что это такие духи, вспомнил детский вопрос: «Папа, а зачем женщины красятся и поливаются духами?» – и ответ мудрого папы: «Ну как тебе объяснить… Возьмем, к примеру, ловушку для тараканов…» В этот миг я ощутил себя тараканом, которого уже потянуло в ловушку, сосуд греха, как говорил, кажется, Соломон. Или не Соломон, неважно, Интернет сделал информацию всеобщей, а чужую мудрость доступной всем и каждому.
– Прекрасные духи, – сказал я с чувством.
– Спасибо, – поблагодарила она. – Приятно, когда замечают.
Ремень наискось перехватил ее грудь, прижимая ложбинку между упругими холмиками, довольно эффектными, ведь женщина может ничего не иметь ни в голове, ни за душой, но за пазухой у нее, как гласит народная мужская мудрость, что-то должно быть…
Я оборвал себя на грешных мыслях, ведь говорят же, что женщине с большой грудью ничего нельзя доверить, а я вот доверился в выборе костюма… правда, лишь потому, что мне, как настоящему мужчине, абсолютно одинаково, что на меня надето, обуто и повязано. И как я подстрижен.
– Хорошо с вами, Юлия, – сказал я. – Не знаю, почему, но у меня как будто вот прямо сейчас зажила язва желудка и пропал гастрит.
Юлия засмеялась:
– Ах, Борис Борисович, не знаете вы семи важных преимуществ дружбы мужчины с женщиной!
– Это какие же?
– Ну, скажем, женщина не провоняет вам носками всю квартиру, не придет на день рождения пьяной вдрабадан без подарка да еще с опозданием на пару часов… не позвонит из ресторана в пять утра с просьбой оплатить счет… вряд ли станет спать с вашей женой…
Она замолчала, поглядывая на меня смеющимися глазами. Я позагибал пальцы, естественно, не отпуская руля, покосился на ее румяное лицо.
– Только четыре преимущества!
– Про остальные пока умолчим, – ответила она со смешком.
Впереди слева по дороге показался большой магазин со светящейся рекламой «Одежда», а внизу чуть мельче – «All sizes», что означало, видимо, все размеры. Я кивнул в сторону открытых дверей.
– Попробуем там? И есть где припарковаться.
Она посмотрела на меня критически.
– Вот как вы, мужчины, оцениваете рейтинг магазинов?
– А что не так? – удивился я. – Внутри все одинаково, а вот стоянки бывают забиты…
Она сказала категорически:
– Тогда, по логике, нужно идти от противного: высматривать магазины, где переполнены стоянки. В таких скорее отыщем то, что нам нужно. Нет-нет, такие тоже не нужны. Мы едем в правильные магазины…
Я поинтересовался:
– А что в этом не так?
– Перво-наперво, – сказала она уверенно, – джинсовая куртка и кроссовки – да, шикарно, вы так моложе и спортивнее, но лидер партии обязан носить костюмы. В вашем случае подойдет однобортный, его удобно носить расстегнутым, это ближе к вашему независимому стилю. Конечно, только синий или серый. Когда вы в своем окружении, можете снять пиджак, раз уж так терпеть не можете, но рубашка должна быть только с длинными рукавами.
– А если жара?
– Засучите рукава, – отрезала она неумолимо. – Хоть по самые предплечья, но только не носить рубашку с короткими рукавами. Это сразу непоправимый удар по репутации. Даже самая изысканная и дорогая рубашка с короткими рукавами сразу ставит вас на ступеньку ниже, чем человека в рубашке с длинными рукавами.
– Бред какой-то, – пробормотал я.
– Пусть даже бред, – уступила она неожиданно легко, – но этим бредом живет все население земного шара. Нужно ли вам с этим бороться? Не проще ли принять правила игры, если для вас это несущественно? Вы не понимаете, вам и так повезло, раз уж родились мужчиной! Подумать только, надеваете темно-синий костюм, носите несколько недель кряду, и никто не замечает ничего противоестественного! Ну, рубашки и галстуки менять, конечно, нужно, но это такие пустяки, а вы бы знали, с какими трудностями сталкивается женщина!
Я поморщился, потом понял, что она говорит не просто о женщинах, а о бизнесвуменшах, молча посочувствовал.
– А костюм вам нужно покупать срочно, – сказала она, посмотрела на часы. – Вот для обуви поздновато. Завтра я вас отведу в «Мегу», там выберем.
– Это там, где каток?
Она посмотрела на меня почти с жалостью. Вздохнула.
– Господи, что только в голову приходит мужчинам! Вечные дети.
Я ощутил себя задетым.
– А разве там нет катка прямо в магазине? Я слышал…
– Есть, конечно, есть. Но разве это самое примечательное?
Я прикусил язык, некоторое время ехали молча, потом она указала, куда свернуть, а еще через минут семь подъехали к зданию классического стиля, без кричащей рекламы и зазывал у входа, вместо асфальта широкие плиты, непривычно чисто, просто какая-то Европа, а не вольнолюбивая Русь, что где жрет, там и срет, массивные двери, что поддались нехотя, открылся великолепный зал, больше напоминающий театр, даже люстры сверкают всеми огнями, сердце мое подпрыгнуло, настроение улучшилось.
Один из продавцов или, может, и сам менеджер, хрен их разберет, с приветливой улыбкой поспешил навстречу.
– Могу чем-то помочь?
– Спасибо, – ответила Юлия, – мне нужно одеть вот этого господина, и я, кажется, знаю, где это сделать.
Он намек понял, заулыбался владелице дисконтной карты и остался на месте, а мы ушли в дальний конец, где я тупо смотрел на длинные ряды совершенно одинаковых, на мой взгляд, костюмов. Юлия оставила меня торчать столбом, некоторое время пошепталась с двумя молоденькими продавщицами, те хихикали и бросали в мою сторону оценивающие взгляды, наконец обе ринулись в чащу из пиджаков и брюк, начали снимать, рассматривать, а Юлия обернулась ко мне:
– Борис Борисович, пожалте вон в ту кабинку!..
– А что там, кино будет?
– Раздевайтесь, я все подам. Обещаю не подсматривать.
Я буркнул:
– Стоит ли тогда раздеваться? Ладно, иду.
Кабинка больше похожа на небольшую комнатку, я раньше привык примерять в настолько тесной, что и телефонная будка покажется апартаментами, здесь же ни разу не зашибся о стены, пока разделся и развесил все на крючках. Два огромных зеркала в полный рост, красота, давно себя не видел таким. Морда бледная, вытянулась, как у загрустившего коня, глаза затравленные…
Шторка слегка отодвинулась, появилась женская рука с пиджаком и брюками на плечиках.
– Примерьте сперва вот это!
– Спасибо, – сказал и добавил, принимая одежду: – У вас очень красивая рука.
– У меня и вторая тоже ничего, – ответила она из-за шторки.
Я смолчал, напяливал пиджак, вроде бы хорош, снова посмотрел на себя, еще лучше, так я выше, в плечах все еще широк, хотя французские ручки на боках все толще, портят фигуру. И вот еще какие-то прыщи на груди… К счастью, низко и слева, не видно, даже когда распахиваю рубашку чуть ли не до пупа.
Наконец вышел. Юлия и продавщицы уже ждут, защебетали на своем языке, вроде бы и на русском, и в то же время все слова непонятные, хоть в толковый словарь лезь.
Юлия потыкала меня кулачком в грудь, подергала пиджак в разные стороны, сказала недовольно:
– Плохо сидит! Так нельзя!
Девушки всполошились:
– Но это же от фирмы Морисонни Цукерман!
– Взгляните, оттопыриваются лацканы. Так вот нормально, но застегнуть – оттопыриваются.
По мне, это ничего не значило, но девушки приняли этот довод как убийственный, щебет прервался, а Юлия сказала категорически:
– Этот не годится. Борис Борисович, снимайте!
– Но, может, сразу примерить штаны? – спросил я.
Она вскинула и без того высокие брови, ухитрилась взглянуть на меня свысока, хотя вообще-то на пару пальцев ниже.
– Вы о чем это?.. Ах, об этом… Простите, Борис Борисович, но это у вас штаны, а мужчины вообще-то носят брюки.
– Ну пусть брюки, – пробормотал я.
Она удивилась:
– Зачем? Если пиджак сидит плохо, зачем примерять брюки?
– Резонно, – согласился я. – Словно и не женщина.
Перемерить пришлось целую чертову кучу. Весь упарился, не понимая, во что одеваюсь, надоело кроссовки развязывать, завязывать, ходил с висящими шнурками. Я сбился со счета, каждый раз выходил из кабинки и показывался, только что не раскланивался, чувствуя себя дурак дураком. Меня осматривали, как козу на базаре, разве что за вымя не щупали и в зубы не смотрели. Юлия остановилась на паре штанов, то есть брюк, я уже воспрянул духом, вот-вот все эти мучения кончатся, но, оказывается, мы выбрали только «линию», а дальше велела продавщице с манжетами не приносить вовсе, кроме того, с нижней окантовкой убрать тоже. Продавщица возразила, что я вообще-то длинноногий, мне можно, Юлия заявила, что не настолько, так что не надо, я слушал и не понимал, при чем тут длина моих ног, я же не в манекенщицы или в фотомодели, что за бред, посматривал на себя в зеркало, а что, хорош, вот только пузо надо подтягивать и не горбиться, а так все в порядке…
По ту сторону занавески раздался язвительный голос:
– Борис Борисович, вы там не повесились с горя? Но крючья в таких кабинах не заложены.
– Предусмотрительно, – признал я.
Обернулся, взял из торчащей руки серые брюки. Надел уже с отвращением, вышел, Юлия оглядела меня критически.
– Та-а-ак… Нижняя окантовка брюк одинакова, что ли?..
– Сзади на четыре сантиметра длиннее! – поклялась продавщица.
– На четыре вряд ли, – произнесла Юлия задумчиво, – но и три… ладно. А почему на носке ботинка сломались, гм… как-то недостаточно…
– Но ведь выгнулось внутрь?
– Это да, – признала Юлия, кивнула мне, – Борис Борисович, выпрямитесь, я посмотрю, сколько дырочек для шнурков ваши брюки закрывают.
Я потянулся было во фрунт, потом спросил с подозрением:
– Юлия, это в самом деле так важно, или это у вас такие профессиональные женские шуточки? Чтобы отомстить шефу?
Продавщицы хихикнули, одна сказала другой: вот всегда они так, а Юлия отмахнулась досадливо:
– Какой розыгрыш, Борис Борисович. Верхние три дырочки на туфлях не должны быть видны. Но пять уже плохо, перебор, такое недопустимо. А две – мало…
Я огрызнулся:
– Вы что же, думаете, я буду считать эти дырочки?
Она сказала с лицемерным сочувствием:
– Надо, Борис Борисович, надо. Вот и президент, если посмотрите внимательно, когда идет к трибуне, время от времени глазки опускает. Я раньше думала, что ему стыдно смотреть на свой электорат, а теперь знаю: дырочки на туфлях считает!.. Ладно, эти берем.
Я выдохнул с великим облегчением:
– Слава богу! Наконец-то на свежий пробензиненный бодрящий воздух…
Она удивилась:
– На какой воздух? Еще придется подышать кондиционированным. Думаете, под такой костюм можно в ваших безобразных рубашках?
ГЛАВА 2
Рубашки удалось выбрать минут за десять, но эти минуты показались столетием. Я не понял, зачем столько рубах, Юлия ядовито поинтересовалась, не буду же я целую неделю ходить в одной и той же, я пробормотал, что да, конечно, не буду, хотя подумал: а почему бы и нет? Ходил же… И все мы, настоящие, ходим. И не понимаем, на фиг заводить целый гардероб, если больше одной рубашки все равно не наденешь…
Правда, Юлия пыталась всучить мне рубашки без карманов, доказывала, что элегантные – всегда без карманов, но я уже озверел от бесконечного хождения по необъятному магазину, два часа хожу по лабиринтам, с ума сойти, настоял, чтобы с карманами, обязательно с карманами. Мужчина, если он мужчина, не может, если карманов нет, и счастлив, если карманов много.
Она посмотрела на мое хмурое лицо, вздохнула:
– Ладно, что уж поделать… Но никогда, слышите?.. никогда не пользуйтесь этим карманом.
– Почему?
– Потому, – отрезала она. – Правила хорошего тона. Грузчикам все равно, но люди высшего круга сразу увидят в вас грузчика. А вам это надо, пан профессор? Ладно, расплачивайтесь, я уже вижу, что ваша душа убежала и села за руль.
– Верно, – признался я. – Куда поедем поужинать?
Она взглянула на меня поверх очков, у меня почему-то сладко екнуло сердце.
– Вы приглашаете меня на ужин?
– Да, – ответил я, – но не настаиваю, чтобы он закончился завтраком.
Она пристально посмотрела на меня, но ничего не ответила, только замедленно кивнула. Я расплатился за пару костюмов и дюжину рубашек, мне вручили два объемистых пакета, и мы, провожаемые приглашениями пользоваться только их услугами, покинули «правильный» магазин.
На темном небе не видно, где заканчиваются здания, они как бы переходят в космос, а яркие надписи кажутся зависшими среди ставших невидимыми звезд. Да и какие звезды сравнятся с яркостью, цветистостью и властным призывом надписей, призывающих зайти, купить, оттянуться, получить удовольствие, успеть по скидке?
Юлия откинулась на сиденье, глаза чуть полузакрыты, то ли слушает, то ли просто отдается странному чувству покоя, что овладевает в быстро мчащейся машине.
Справа и слева появлялись и пропадали машины, вспыхивали предостерегающе красные огни, и вся улица впереди вспыхивала россыпью крупных рубинов, я притормаживал тоже.
Юлия шевельнулась, указала кивком:
– Вон к тому зданию, если можно.
– Можно, – ответил я сварливо, – только поворот уже проскочили, теперь поедем мимо. А там, возможно, удастся повернуть, если есть знак.
– А если нет? – спросила она тревожно.
Я покосился на ее испуганное лицо.
– Свернем в переулок, попробуем огородами.
Она проговорила виновато:
– Простите, я не разбираюсь в шоферских правилах. Я не знала, что это так сложно.
Я сказал бодро:
– Было бы все так сложно! Ох, как бы мы зажили! Даже в России.
Этот ночной клуб-ресторан представлял собой, как хвалились при открытии дизайнеры, концепцию «живого льда». То есть имитируется жизнь на паруснике, что вмерз в лед, а пассажиры в ожидании ледоколов пьют, едят и смотрят стриптиз-шоу. Вся мебель для достоверности была заказана у поставщиков океанских лайнеров.