Земля наша велика и обильна... - Никитин Юрий Александрович 26 стр.


Еще я запомнил из сумасшедшей рекламы, что для достоверности пол выполнен из «битого стекла», полностью имитирует лед, и что световыми эффектами управляют сотни специально сконструированных роботов, оснащенных самыми современными компьютерами, для которых программы писали едва ли не лучшие программисты планеты. Я тогда молча злился, наконец выключил, ибо после приступа гордости за нашу техническую мощь землян сразу же нарастает стыд и раздражение по поводу того, как мы эту мощь используем. Сейчас же мы переступили порог, музыка чересчур громкая, оглушающая после тишины в авто, где музыка едва-едва, чтобы не мешала слышать все оттенки то участливого, то дерзко-насмешливого голоса Юлии.

Еще с порога я понял скрытый замысел хозяина ресторана: на кораблях, как и в самолетах, стараются разместить как можно больше человек в ограниченном пространстве. В самолете или в автобусе так вообще набивают, как сельдей в бочке, но и на крупных океанских лайнерах место используют экономно: каждый нерационально истраченный метр – потеря пассажира с тугим бумажником.

Юлия сказала поспешно:

– Это бар, просто бар. Мы пойдем на второй этаж, там просторнее. А на третьем так и вовсе танцполе.

– Ого, здесь целый комбинат!

Она пожала плечами.

– Если есть спрос, почему не удовлетворять?

Я промолчал, мы прошли через зал к лестнице, поднялись на второй этаж, там такой же зал, весь выдержан в синих тонах замерзания в суровых льдах. Думаю, что переоригинальничали, такой ресторан бы в Ташкенте, а не в вообще-то северной Москве, где чаще всего и холодно.

Пока я на ходу высматривал столик, Юлия дернула меня за руку.

– Может быть, на третий этаж?

– Танцор из меня неважный, – предупредил я.

– Посмотрим на танцующих.

– Это можно…

На третьем громкая музыка встретила еще на лестнице, а первое, что я увидел, – две приподнятые площадки, где под ярким светом прожекторов танцуют две хорошо сложенные девушки: одна с классической от фитнеса фигурой – стройная, накачанная, гибкая, а на другой площадке как раз такая, чтобы понравиться присутствующим мужчинам, – пухленькая, с крупной грудью, широкими бедрами и симпатичными валиками жира на боках и животе. Впрочем, такие женщинам нравятся тоже, всегда приятно видеть тех, кто весит больше.

Никакого метрдотеля, что поспешил бы навстречу и спросил предупредительно, где нам угодно сесть, сами выбрали местечко, зал заполнен на две трети, я взял лист меню, но раскрывать не стал, вроде бы выбирают женщины, если ни­чего не перепутал, подал Юлии, она одобрительно кивнула, мол, так и надо, молодец, способный ученик, мужчина должон вести себя по этикету.

Чтобы как-то восстановить свою мужскую независимость, я сперва поставил на стол локти, потом решил откинуться на спинку кресла и вытянуть ноги. Юлия спокойно листала меню, папка толстая и солидная, прямо министерская, потом подняла на меня взгляд, улыбнулась и протянула через стол.

– На ваш выбор, Борис Борисович.

– Что-нибудь особое? – спросил я.

– Нет, полагаюсь на ваш вкус.

– Рискуете, – предупредил я.

– Как вам здесь?

Я огляделся чуть-чуть, сдвинул плечами.

– Каждая женщина по-своему хороша, каждый мужчина по-своему – плох…

Она заметила саркастически:

– Да, чисто мужской взгляд.

– А что, я должен быть всегда политиком?

Появился официант, молодой бойкий парень, но уже битый, сразу понял, что я не буду выпендриваться перед дамой крупными чаевыми, и тоже не стал выказывать чрезмерное поклонение, спросил деловито:

– Что заказываем?

Я продиктовал, уточнил насчет ростбифа, а когда он ушел, я спросил Юлию:

– Скажите честно, какова истинная цель… вот этого похода?

Она медленно подняла на меня взгляд, я буквально ощутил его тепло, а Юлия, помедлив, сказала:

– Вы думаете, что я вас просто утешаю. Или даже взволновалась, что покончите с собой… Нет, я в самом деле верю, что будет огромный интерес к вашему заявлению. И вам надо быть готовым.

Я поинтересовался:

– Юлия, вы в самом деле очень умная женщина и великолепный имиджмейкер. Как случилось, что вы работаете простым секретарем, хотя могли бы занять должность и повыше в других местах? А то и вовсе не работать и оставаться не стесненной в средствах… женщиной?

Она снова помедлила, лицо стало серьезнее, а голос чуть тверже и суше:

– Есть правило: хочешь сидеть на шее – раздвигай ноги… Я слишком себя уважаю, чтобы зарабатывать раздвиганием ног даже перед одним и тем же человеком. Потому я работаю. Из предыдущей фирмы уволилась из-за домоганий шефа. Это в Штатах строгие законы, а у нас все позволено. Хозяин фирмы в России всех работающих у него женщин рассматривает как собственный гарем. И женщины, что особенно противно, принимают эти условия. Дескать, так везде, никуда не денешься.

Я пробормотал:

– Так уж и везде…

Она слабо усмехнулась.

– Ну да, РНИ – исключение. Хоть вы на меня иногда и поглядывали раздевающе, но это не вы, Борис Борисович, а ваши мужские инстинкты. Вслух вы не осмеливались оскорбить ни словом, ни жестом, ни даже чересчур откровенным взглядом. В РНИ мне хорошо. И люди нравятся – честные, искренние, преданные, следующие своим принципам.

Я буркнул:

– Только тот, кто может подняться выше своих принципов, может сделать карьеру в политике. А у нас, вы правы, таких нет.

Официант принес салаты, шампанское, откупорил и наполнил бокалы. Я залюбовался тонкими пальцами Юлии, очень красиво и женственно держит фужер за длинную ножку, это умение тоже, видимо, преподается на курсах имидж­мейкерства.

– За что? – спросила она и, не дожидаясь ответа, сказала поспешно: – Нет-нет, лучше молчите! А то брякнете какую-нибудь глупость или пошлость, все очарование спугнете. Давайте просто выпьем.

– За исполнение желаний, – добавил я.

Она слегка поморщилась, я все-таки брякнул банальность, она же и пошлость, понятно, что мужчины имеют в виду под исполнением желанием, глядя на красивую молодую женщину с полным фужером вина в руке. Затем в ее глазах блеснул смех:

– Под исполнением желаний вы имеете в виду ниспровержение противников?

– А что же еще? – спросил я. – Какие-то девяносто пять процентов политиков портят репутацию всех остальных, это не дело.

– Надо исправлять, – согласилась она. – Возможно, вам это удастся.

Я посмотрел на нее пристально:

– Вы имиджмейкер или психотерапевт?

– Имиджмейкер обязан быть психологом, – отпарировала она. – Я просто вижу со стороны, что в вашу партию будет наплыв. Огромный!.. А кто не вступит, тот поддержит. Но для этого надо, чтобы вы победили на партийном съезде. Времени у вас мало, так что сегодня вы оттягивайтесь по полной, а завтра лучше бы приступить к работе с утра.

Я поморщился:

– Ну да, самое главное уже есть – костюмчик. А галстук вы мне завяжете.

– Научу завязывать, – ответила она. – Между прочим, тоже немаловажное занятие.

– Кстати, – вспомнил я, – а что вы имели в виду насчет оттягиваться по полной?

Она допила шампанское, я тут же наполнил снова. Юлия проследила взглядом за моей рукой и ответила со смешком:

– Вы еще спросите, какого размера я ношу «Always».

– Простите дурака, – пробормотал я с искренним раскаянием. – С политиками и даже с аудиторией разговаривать могу, а вот с женщинами то и дело попадаю впросак. Наверное, потому, что наши мозги все-таки устроены иначе. Я не имел в виду ничего такого…

Она отмахнулась:

– Забудьте. Без секса прожить еще можно, но без разговоров о нем – никогда. Это такие отдушины, я понимаю. В нашем мире, где все доступно, женщина без недостатков все-таки ценится гораздо выше, чем без одежды.

– Намек понял, – ответил я поспешно.

Она не спросила, что я понял, только в глазах заиграли смешинки. На помосте музыка стала громче, а к шесту вышла эффектно сложенная женщина, начала медленный танец, что ускорялся и ускорялся, мужчины хлопали, женщины за столиками смотрели с застывшими вежливыми улыбками, а танцовщица сбросила жилетик, оставшись в бюстгальтере зо­лотистого цвета, затем, не прерывая танца, освободилась от юбочки.

Юлия посматривала на меня весело.

– Ну как вам?

– Здорово, – признался я. – Теперь понимаю, зачем занимаются шейпингом.

Она вздохнула.

– Да, но дома не назанимаешься. А ходить в фитнес-центры не всегда удобно. Да и времени на дорогу уходит больше, чем на занятия.

Танцовщица вертелась вокруг шеста, ухватившись обеими руками и запрокинув голову, волосы золотистой волной описывали сверкающую дугу. Когда она запрокидывалась назад, и без того крупная грудь выглядела совсем дразняще, вызывающе, я невольно начал прикидывать, какой она формы и когда же этот проклятый лифчик будет сброшен, а женщина все танцевала и танцевала, упиваясь умением, силой и ловкостью здорового натренированного тела.

– Нравится? – спросила Юлия.

– Да, – ответил я искренне. – Я думаю, что, если бы ей не платили вовсе, все равно бы танцевала и раздевалась.

Юлия медленно наклонила голову, то ли сомневаясь, то ли соглашаясь, а танцовщица сделала пируэт, ухватившись обеими руками за шест, на миг остановилась и дразнящим дви­жением поддела пальцем металлическую скрепку в ложбинке грудей. Лифчик слетел, как отброшенный, я инстинктивно ожидал увидеть белую кожу, однако крупная, действительно крупная грудь идеальной формы покрыта таким же ровным загаром, как и все тело.

Мужчины хлопали, вскрикивали, я огляделся, странное дело: большинство смотрит с восторгом, почти не вижу тех, кто таращился бы с похотью. С похотью смотрим на толстых белокожих женщин с мягкими животами и валиками на боках, они как бы созданы для постели и лучше всего смотрятся среди подушек, а эта с отточенным телом и стремительными движениями, рождена для танцев, для вот такого любования…

И хотя понимал, что с таким телом родиться невозможно, это результат фитнеса, шейпинга, вот те группы мышц получены упражнениями на мяче, а эти вот на растяжке, но это лишь прибавляло восхищения.

– Спасибо, Юлия, – поблагодарил я искренне. – Вот уж не думал, честно, что можно сидеть рядом с красивой милой женщиной и рассматривать другую, что танцует голой!

– Обнаженной, – поправила она мягко, – обнаженной, Борис Борисович!

– Да, теперь разницу вижу.

Юлия пару раз взглянула на часики, я спохватился:

– Сколько сейчас времени?.. Ого! А я смотрю на других, дубина! Вот те только сейчас пришли, это ж до утра просидят. Юлия, я свинья, мне так хорошо, я так счастлив с вами, а ведь завтра с утра день непростой, черт бы его побрал…

Она слабо улыбнулась. Я попросил счет, оставил деньги в меню, не забыв скрупулезно отсчитать десять процентов на чай, все по этикету, где дать больше так же неприлично, как не дать вовсе, с галантностью вывел ее из ресторана.

В машине тепло и уютно, я вырубил «Авторадио» и включил сидиплеер, там подборка хитов прошлых лет, Юлия заслушалась, по губам скользнула мечтательная улыбка.

Я вырулил со стоянки на улицу, спросил:

– Куда едем?

И хотя спрашивал как можно более обыденным тоном, чем-то выдал, Юлия покосилась в мою сторону, после паузы сказала осторожно:

– Вы имеете в виду «ко мне» или «к вам»?

– Да мне любой из вариантов хорош, – ответил я поспешно.

Она помолчала, сказала мягко:

– Борис Борисович, давайте не портить такой чудесный вечер… Все было так здорово! Я просто боюсь, что этим стандартным потением в постели нарушим все очарование. Хотя, конечно, если вам нужно сбросить или, как чаще говорят, вас надо разгрузить…

– Нет-нет, – сказал я еще поспешнее, – вечер в самом деле слишком хорош, чтобы заканчивать так заурядно. Я вас доставлю к подъезду, но из машины не выйду.

Она улыбнулась с благодарностью, но в голосе послышалась с облегчением и нравоучительная нотка:

– А вот так нельзя! Мужчина должен выйти из машины и проводить до подъезда.

– Ого, – сказал я. – А как вообще, сдал я экзамен на хорошие манеры?

Она засмеялась, я непроизвольно напрягся, вот уж не думал, что придаю значение такой ерунде, а Юлия сказала весело:

– Полностью! Только совсем уж мелочь…

– Какая?

– Ресторан – единственное место, куда мужчина заходит первым и придерживает дверь для входящей женщины.

– Слава богу! – воскликнул я.

– Остальное совсем уж пустяки, – добавила она.

– А что еще? – спросил я настороженно.

Она взглянула поверх очков, улыбнулась.

– Расслабьтесь, Борис Борисович. Во-первых, это в самом деле мелочи, во-вторых, вам хорошо бы сперва запомнить то, с чем сталкиваетесь ежедневно. А манеры в ресторане… скажите, вы часто ходите в ресторан? Я не имею в виду с женщинами, а с представителями деловых или высших чинов правительства?

Дом Юлии остался позади, я вырулил на шоссе, решил прокатиться по Окружной, снять напряжение, перестроился в левый ряд, слева мелькает бетонный разделительный щит, справа очень редко проносятся автомобили, мысли все еще крутились вокруг Юлии, все еще никак не растворяется сожаление, что не зашел к ней, гормональное давление вот-вот разорвет, прокручивал в памяти сценки в ресторане, вспоминал ее слова, и вдруг мелькнуло в черепе ослепительное: да ведь она не пригласила меня по одной-единственной причине! Не хочет, чтобы я расслабился, она же так и сказала, что мне утром надо быть полностью готовым к работе. А если учесть, какой это будет нелегкий день…

И хотя день в самом деле будет не просто нелегким, а черт знает каким, настроение слегка улучшилось. Я гнал и гнал по шоссе, а потом почти с такой же скоростью по своему микрорайону, добрался до гаража, сонный вахтер едва нащупал кнопку подъемника шлагбаума.

Дома я разделся и бросился в постель с единственной мыслью, что и хорошо, что не зашел, не испортил вечер, не потерял время, а сейчас вот насублимируюсь энергией по самые уши…

ГЛАВА 3

Рано утром я вошел в здание РНИ, охранники вытянулись и преданно едят меня взглядами. В коридоре пусто, нет курильщиков, да и пришел я, судя по всему, первым.

Открыл дверь с табличкой «Секретариат РНИ», в приемной за столом Юлия деловито печатает десятью пальцами, экран монитора не видно, но явно не режется в баймы. На стук двери взглянула поверх очков, скупо улыбнулась.

– Шеф, вы потрясающе выглядите!

– Спасибо, Юлия, – ответил я. – Вашими стараниями.

– В самом деле, Борис Борисович, вы изменились. Выглядите солиднее, увереннее. От вас исходит ощущение надежности.

– Не обижайтесь, – сказал я, – но не уверен, что имиджмастика из дурака может сделать умного или хотя бы сделает его похожим на умного.

– Это вы не обижайтесь, – ответила она проницательно. – Конечно же, имиджмейкерство может только подчеркнуть какие-то черточки, но не придумать образ… Так в вас все равно был виден профессор: молодой, талантливый, яркий, но разве профессорам доверяют судьбы? Они то бомбу изобретут, то овечку Долли, то озоновую дыру… А сейчас вы тот, кто знает, как надо. Сейчас по вам видно, что вы из тех, кто не рвет атмосферу на озоновые дыры, а эти дыры сшивает.

– Вашими бы устами, – вздохнул я.

Подумал запоздало, что эти слова можно истолковать иначе, сейчас на каждую крылатую фразу, поговорку и просто устоявшийся оборот речи придумано остряками что-нибудь скабрезное, улыбнулся виновато и открыл ключом дверь кабинета.

Компьютер включился не сразу, дважды переспросил пароль, руководителю такой партии с этим приходится быть всегда начеку. Да и вообще я работаю на внешней юисбишной флешке, а когда подключаюсь к Интернету, флешку вынимаю и кладу в карман. Это вдобавок к фаерволам и прочим системам защиты от несанкционированного доступа.

Вспомнил Юлию, ощутил, как губы сами расползаются в улыбке, и неважно, какая она у меня сейчас из восемнадцати видов: верхняя, застенчивая, фальшивая, широкая, натянутая, шутливая, простая, кривая, вымученная или какая-то еще там, не запомнил и не собираюсь, и дожать себя не дам, как она полушутливо-полусерьезно пообещала в ресторане.

Назад Дальше