Он замялся.
— Ну, — сказал я, хотя знал заранее, куда он клонит.
— Мы можем еще раз попытаться так или иначе установить взаимное понимание с разумными существами населяющими Луну.
— Поскольку дело касается меня, я стою за первый выход.
— А я сомневаюсь.
— А я нет!
— Видите ли, — сказал Кавор, — я не думаю, чтобы мы имели право судить о селенитах по тем образчикам, которые видели до сих пор. Их центральный цивилизованный мир лежит гораздо ниже, в глубоких пещерах вокруг моря. Здесь, во внешней коре, расположен пограничный округ, пастушеская область. Так по крайней мере полагаю я. Селениты, которых мы видели, соответствуют нашим ковбоям или кочегарам. Их стрекала, по всем вероятиям служащие для понукания лунных коров, отсутствие воображения, которое они проявили, ожидая, что мы в состоянии делать все, что делают они, их несомненная грубость, — словом все подтверждает правоту моего взгляда. Если б мы согласились вытерпеть…
— Никто из нас не мог бы вытерпеть переход по доске шириной в шесть дюймов над бездонной пропастью.
— Нет, — сказал Кавор, — но тогда…
— Я бы не вытерпел! — воскликнул я.
Тут он указал на целый ряд других возможностей.
— Представьте, что мы отыщем какой-нибудь угол, где сможем отбиваться от этих батраков и крестьян. Если мы продержимся там с неделю или около того, весть о нашем появлении вероятно достигнет более цивилизованных и просвещенных частей Луны…
— Если только они существуют.
— Они должны существовать. Иначе откуда взялись бы эти удивительные машины?
— Это возможно, но это наихудший исход. ,
— Мы будем чертить надписи на стенах.
— Почем вы знаете, что глаза селенитов заметят эти надписи?
— Ну, мы будем вырезывать их очень глубокими чертами.
— Это, конечно, возможно.
Мои мысли приняли другое направление.
— Мне начинает казаться, — сказал я, — что вы считаете селенитов бесконечно умнее людей.
— Они должны знать гораздо больше, чем мы. Или, на худой конец, их знания сильно отличаются от наших.
— Да, но… — я запнулся. — Я полагаю, Кавор, вы согласитесь со мною, что вы человек исключительный.
— Почему?
— Ну, вы… человек одинокий, всегда были одиноки. Вы не женились.
— Не чувствовал в этом ни малейшей надобности. Но какое отношение…
— И вы никогда не старались разбогатеть?
— Это тоже было мне совсем не нужно.
— Вы стремились только к познанию?
— Что ж, некоторая любознательность вполне естественна.
— Это вы так думаете. И в этом все дело. Вы полагаете, что каждый человек прежде всего желает знать. Помню, однажды, когда я спросил вас, что заставило вас заняться научными исследованиями, вы ответили, что хотите сделаться членом Королевского общества, приготовить новое вещество, которое назовут каворитом, и т. д. Вы прекрасно знаете, что это не так. Но в то время мой вопрос застал вас врасплох, и вы постарались придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение для ваших поступков. В действительности вы занимались научными исследованиями потому, что это вам приятно. Такой у вас нрав, вот и все.
— Быть может, это верно…
— Только у одного человека из миллиона бывает такой нрав. Большинство людей желает… ну, весьма различных вещей, но лишь весьма немногие стремятся к познанию ради познания. Я, например, совсем не стремлюсь и отлично сознаю это… Повидимому, селениты очень энергичные и деятельные существа, но кто сказал вам, что самый развитой из них способен заинтересоваться нами или нашим миром? По-моему, они даже не знают, что такой мир существует. Они никогда не выходят на поверхность в ночное время. Они бы замерзли, если бы вышли. Они наверное никогда не видели ни одного небесного тела, кроме пылающего Солнца. Откуда им знать, что существует другой мир? А если они и знают, то какое им до него дело? Если далее они видели мельком звезды или земной полумесяц, что из этого следует? С какой целью народ, обитающий внутри планеты, станет наблюдать за явлениями такого рода? Люди не занимались бы астрономией, если б она не нужна была им для летосчисления и мореплавания. Но для чего станут заниматься ею лунные жители?
— Ладно, допустим далее, что здесь имеется несколько философов, вроде вас. Именно они среди всех селенитов никогда не услышат о нашем существовании. Предположите, что какой-нибудь селенит свалился на Землю в то время, как мы жили в Лимне. Да вы были бы последним человеком в целом свете, узнавшим о его появлении. Ведь, вы никогда не читаете газет. Итак, вы видите, что все шансы против вас. И, однако, для обсуждения этих шансов мы сидим здесь и ничего не делаем, а драгоценное время летит. Говорю вам, мы попали в очень трудное положение. Мы явились сюда без оружия, мы потеряли наш шар, мы не захватили с собой пищи, мы показались селенитам и дали им основание предположить, что мы диковинные, сильные и опасные звери. Если селениты не совсем дураки, они теперь будут гоняться и охотиться за нами, пока не найдут. А когда найдут, попробуют схватить нас живьем, а если это им не удастся, то убьют нас. И этим кончится все дело. Если даже они поймают нас, то, вероятно, все-таки убьют в результате какого-нибудь недоразумения. Покончив с нами, они, быть может, начнут спорить и препираться о том, кто мы такие, но нам от этого будет мало пользы.
— Продолжайте.
— С другой стороны, золото валяется здесь, как у нас дома старое железо. Если нам удастся захватить его с собой, если мы успеем отыскать шар прежде, чем на него натолкнутся селениты, и вернемся на Землю, тогда…
— Ну?
— Мы можем поставить все это дело на более солидную основу. Мы вернемся сюда в шаре более крупных размеров, с ружьями…
— Господи помилуй! — воскликнул Кавор, как будто услышал что-то ужасное.
Я швырнул в расщелину еще один светящийся гриб.
— Послушайте, Кавор, — сказал я, — мне, как никак, принадлежит половина решающих голосов в нашем предприятии, и мы обсуждаем чисто практический вопрос. Я человек деловой, а вы нет. Поскольку от меня зависит, я больше не стану объясняться с селенитами посредством геометрических чертежей. Вот и все! Я предлагаю вернуться на Землю, сохранить в тайне наше открытие и затем прилететь сюда снова.
Он сидел в глубокой задумчивости.
— Да, — сказал он, — лучше было бы мне явиться сюда одному.
— Теперь, — сказал я, — прежде всего надо решить вопрос, каким образом отыскать шар.
Некоторое время мы сидели молча, обхватив руками колени. Затем Кавор, видимо, согласился с моими доводами.
— Я думаю, — сказал он, — что у нас есть кое-какие данные. Совершенно несомненно, что в то время, как Солнце освещает одну сторону Луны, воздух должен устремляться сквозь эту губчатую планету, передвигаясь к темной стороне. И во всяком случае на этой стороне воздух будет распространяться по лунным пещерам и вытекать в кратер… Ну, так вот, разве вы не чувствуете здесь сквозняка?
— Чувствую.
— А это значит, что где-то есть выход. Позади нас эта расщелина изгибается и идет вверх. Течение воздуха устремляется по ней, и мы тоже должны направиться этим путем. Если мы сделаем эту попытку и отыщем нечто вроде каминной трубы, то не только выберемся из этих переходов, где селениты преследуют нас, но и…
— А если труба окажется слишком узкой?
— Мы опять спустимся вниз. Тс… тсс, — сказал я вдруг, — что это такое?
Мы прислушались. Сперва раздавалось какое-то невнятное бормотание, затем прозвучал резкий звон гонга.
— Они, должно быть, считают нас за лунных коров, — оказал я, — если хотят застращать такими способами.
— Они идут по проходу там внизу, — сказал Кавор.
— Должно быть, так.
— Они не обратят внимания на расщелину. Они пройдут мимо.
Снова я стал прислушиваться.
— На этот раз, — прошептал я, — они, вероятно, захватили с собой какое-нибудь оружие.
Тут я вдруг вскочил на ноги.
— Боже мой, — вскричал я. — Кавор, но они заметят грибы, которые я сбросил вниз. Они…
Я не договорил начатой фразы. Я обернулся и прыгнул через грибную заросль по направлению к дальнему концу пещеры. Я увидел, что пещера сворачивает там в сторону и опять становится узкой расщелиной, пронизанной сквозняком и уходящей в непроглядную тьму. Я уже готов был углубиться туда, когда меня вдруг осенила счастливая мысль.
— Что вы делаете? — спросил Кавор.
— Идите, — сказал я, а сам вернулся, сорвал два светящихся гриба, сунул один из них в боковой карман моей фланелевой куртки, чтобы он освещал мне путь, а второй гриб вручил Кавору. Теперь селениты шумели так сильно, что, очевидно, должны были находиться под самой расщелиной. Но им было трудно влезть туда или, быть может, они колебались, опасаясь сопротивления с нашей стороны. Во всяком случае мы могли теперь утешаться мыслью об огромном мускульном превосходстве, которое нам давало рождение на другой планете. Минуту спустя я уже торопливо полз кверху, следуя за светящимися голубым светом пятками Кавора.
XVII. БИТВА В ПЕЩЕРЕ ЛУННЫХ МЯСНИКОВ
Я не знаю, как долго мы карабкались, прежде чем добрались до решетки. Быть может, мы поднялись на высоту лишь нескольких десятков метров, но в то время мне казалось, что мы ползли, протискивались и притягивались на мускулах больше километра, считая по вертикальной линии. Всякий раз, когда я вспоминаю об этом подъеме, в ушах моих отдается тяжелый лязг золотых цепей, сопровождавший каждое наше движение. Скоро суставы моих пальцев и колени были ободраны в кровь, и я здорово поцарапал себе щеку. Некоторое время спустя наша первоначальная прыть уменьшилась, движения стали более обдуманными, и мы уже не ушибались так больно. Шум, производимый преследовавшими нас селенитами, постепенно замер в отдалении. Быть может, в конце концов, они не заметили наших следов у решетки, несмотря на улику в виде кучи грибов, которые должны были валяться внизу. Порой расщелина настолько суживалась, что мы едва могли пробираться сквозь нее; порой она расширялась, образуя большие пустоты, щетинившиеся колючими кристаллами или густо поросшие тускло мерцающими прыщевидными грибами. Иногда она извивалась спиралью, а иногда тянулась вперед почти по горизонтальной линии. То и дело мы слышали падение капель и журчание воды. Раза два мне почудилось, что какие-то маленькие живые существа прошмыгнули мимо нас, но мы так и не успели их как следует рассмотреть. Весьма возможно, что это были ядовитые гады. Впрочем, они не причинили нам вреда, а мы были в таком состоянии духа, что эта мелкая ползучая нечисть ничего не значила для нас… Наконец, далеко вверху, опять блеснул знакомый голубоватый свет, и мы увидели, что он проникает сквозь решетку, преграждавшую нам путь.
Мы стали шептаться, указывая друг другу на эту решетку, и поползли вверх гораздо осторожнее. Вскоре мы очутились непосредственно под нею — и, прижавшись лицом к брусьям, я мог рассмотреть некоторую часть находившейся впереди пещеры. Это было весьма обширное помещение, освещавшееся ручейком того же самого голубого света, который струился из виденной нами машины. У самого моего лица, между брусьями решетки, непрерывно капала вода.
Прежде всего я, естественно, постарался разглядеть, что находится на полу пещеры. Но решетка лежала в углублении, края которого скрывали ближайшие предметы от наших глаз. Тут мое внимание было вновь привлечено разнообразными звуками, доносившимися до нас, и я различил множество смутных теней, которые двигались по тускло освещенному своду высоко вверху.
Было совершенно несомненно, что в этом пространстве находятся селениты, быть может весьма, многочисленные, потому что мы могли слышать их чирикание и какие-то слабые звуки, которые я счел топотом ног. Кроме того раздавались мерные, правильно повторявшиеся удары: тук, тук, тук. Они то смолкали, то начинались вновь и напоминали стук ножей или заступов по чему-то мягкому. Затем раздавалось лязгание цепей, свист и грохот, как будто грузовая платформа катилась вдоль пустого помещения, после чего стук возобновлялся. Тени на потолке двигались быстро и ритмично, в такт этому правильно повторявшемуся стучанию, и останавливались, когда оно прекращалось.
Мы тесно сдвинули наши головы и неслышным шопотом начали обсуждать создавшееся положение.
— Они чем-то заняты, — сказал я. — Они работают.
— Да.
— Они не ищут нас. Они ничего о нас не знают.
— Быть может, они никогда о нас не слыхали.
— Те, которые гонятся за нами, остатись внизу. Если мы внезапно появимся здесь…
Мы поглядели друг на друга.
— Быть может, удастся вступить в переговоры, — сказал Кавор.
— Нет, — сказал я, — только не теперь!
— Некоторое время мы молчали, поглощенные своими мыслями.
Тук, тук, тук! — раздавались удары ножей, и тени двигались взад и вперед.
Я осмотрел решетку.
— Она не слишком прочна, — сказал я. — Можно отогнуть два прута и пробраться между ними.
Мы потеряли немало времени в бесплодных пререканиях. Затем я ухватился обеими руками за один из брусьев решетки, уперся ногами в скалу так, что они оказались почти на одном уровне с моей головой, и изо всей силы потянул за брус. Он поддался так внезапно, что я едва не полетел вниз. Тогда я вскарабкался повыше, отогнул соседний брус, вынул из кармана светящийся гриб и швырнул его в расщелину.
— Только не будьте, пожалуйста, опрометчивы, — шепнул мне Кавор, в то время как я пробирался в расширившееся отверстие. Пролезая сквозь решетку, я мельком увидел хлопотливые фигурки селенитов, и тотчас же упал ничком так, что края углубления, в котором помещалась решетка, скрыли меня от их глаз. Уткнувшись носом в землю, я знаком посоветовал Кавору следовать за мной. Вскоре мы уже лежали бок-о-бок в углублении, рассматривая поверх его краев пещеру и ее обитателей.
Пещера оказалась гораздо обширнее, чем мы предположили с первого взгляда, и мы находились в самом дальнем конце ее покатого дна. Она расширялась по мере удаления от нас, своды ее становились ниже и совершенно скрывали от наших глаз более отдаленные части. И вытянувшись в ряд вдоль стены, исчезая, наконец, в глубине далекой перспективы, лежали во множестве какие-то огромные предметы, объемистые бледные цилиндры, над которыми хлопотали селениты. Сначала эти предметы показались мне крупными белыми болванками, о назначении которых я не мог догадаться. Потом я заметил обращенные в нашу сторону безглазые и ободранные головы, напоминавшие головы баранов в лавке мясника, и различил, что позади их находятся туловища лунных коров, которых селениты разрубали так, как экипаж китобойного судна разрубает туши пришвартованного к борту кита. На одной из дальних туш уже виднелись обнажившиеся белые ребра. Удары топориков производили постукивание, слышанное нами. Какая-то штука, вроде тележки, двигавшаяся вдоль стального каната, бегала по наклонному дну пещеры с грузом уже разрубленного мяса. Эта огромная вереница туш, предназначавшихся в пищу, подтверждала догадку о многочисленности лунного населения, зародившуюся у нас, когда мы в первый раз мельком поглядели в шахту.
Сначала мне показалось, что селениты стоят на досках, положенных на козлы[24], но потом я увидел, что и доски, и козлы, и топорики отбрасывают такой же свинцовый отблеск, как мои цепи. Много толстых металлических полос валялось на земле. Как видно, ими пользовались, чтобы перевертывать с боку на бок мертвых коров. В длину эти полосы имели футов до шести, и каждая была снабжена рукояткой, словно заступ. В случае нужды эти металлические брусья могли послужить весьма удобным оружием. Вся пещера освещалась тремя поперечными потоками голубой жидкости.
Долгое время мы лежали молча, рассматривая все бывшее перед нами.
— Что же дальше? — спросил наконец Кавор. Я согнулся еще ниже и повернулся к нему. Блестящая мысль осенила меня.
— Если они не спускают сюда этих туш при помощи подъемного крана, то мы, должно быть, находимся гораздо ближе к поверхности, чем я думал.