Денис захрипел.
Мелани хваталась за ковер, но лишь сломала два ногтя на правой руке. Невидимая веревка потянула сестру, и ее тело зависло под углом к полу. Петля душила, и это вынудило Мелани встать прямо.
Этим она выиграла одну-две секунды и шагнула к столу. Затем ее приподняло с большей силой, и ее ноги оторвались от пола.
Мелани захрипела. Она вскинула руки, схватилась пальцами за пустоту возле шеи, рванула вниз. Ее ноги опустились на пол. Мелани повалилась к столу, продолжая тянуть вниз невидимую петлю.
Она снова зависла в воздухе под углом, и те, кто был ближе к ней, попятились.
Я не сразу понял, куда стремилась Мелани. Она хрипела, но это ее не останавливало. Кто-то из гостей отпрянул и завалился на стол.
Словно поезд, сошедший с рельсов, стол повалился набок сначала одним концом, серединой, затем полностью. Бутылки, бокалы, тарелки с различными блюдами, ножи, вилки - все слетело со стола, усилив своим звоном человеческую какофонию.
Мелани рванула невидимую петлю вниз. Ее колени опустились на осколки салатницы, одну руку она вырвала из-под веревки и потянулась к полу.
И тут я догадался, что она хотела. Нож!
Нож лежал между бокалом и раздавленным пирогом в одном шаге, но Мелани не видела его - душившая петля вынудила смотреть перед собой. Рука слепо шарила, тело снова потянуло вверх.
Еще секунда, и ее рука оторвется от пола.
- Правее! - закричал я. - Нож правее, Мелани!
Она схватила его за рукоятку, и в то же мгновение ее тело рвануло вверх. Мелани подняла нож, и всем, кто видел это, почудилось, что женщина полоснула себя по затылку.
Я отвернулся и закрыл глаза.
Мелани, освободившись от петли, повалилась на пол.
Мужчина в форме поднял с земли разорванную веревку.
Он тщательно разглядывал место разрыва. Веревка не перетерлась. Она выглядела так, словно ее перерезали чем-то острым.
Солдат осмотрелся. Стрекот автоматического оружия усиливался. Двое в гражданском смотрели на пленного с недоумением и страхом.
Солдат сделал еще одну петлю. Проверил прочность. И приказал повторить.
Невидимая петля, не дав сестре отдышаться, вновь сдавила ее шею. К счастью, Мелани не выпустила нож. Ее подбросило вверх, и ноги оторвались от пола. Веревка впилась в кожу, и теперь сестра не могла просунуть под нее пальцы.
Если бы она в тот момент выронила нож, никто бы из нас ей не помог. Ее голова оказалась под самым потолком. Все решали секунды.
Мелани стала резать душившую ее невидимую веревку, игнорируя, что лезвие ножа вспарывает шею и острием вгрызается в челюстную кость.
Когда шею залила кровь, Мелани, наконец, разрезала веревку. И упала на пол, выронив нож.
Каков финал, спросите вы?
Денис рассказал мне, что после второй неудачной попытки повешения почувствовал участие матери.
Двое в гражданском попятились, когда он неловко упал на цементный пол. Денис лежал со связанными руками, заходясь хрипами, но это не ослабило их страх.
Солдат обладал более крепкими нервами. Некоторое время он стоял и смотрел на пленного.
Затем взял автомат и направил на Дениса.
Их глаза встретились.
Денис был уверен, что тот выстрелит, но странное умиротворение оттеснило страх за свою жизнь.
Солдат опустил автомат, так и не выстрелив.
Напоследок он пробормотал примерно "раз его не принимает Аллах...".
Спустя месяц Денис возвратился домой.
Мелани наложили больше десятка швов.
Все в нашем городке знали о чем-то зловещем, случившемся на ее Дне Рождения, но никто не знал подробностей. Очевидцы не спешили удовлетворять чье-нибудь любопытство.
В ту ночь в доме сестры никто не ночевал, никто не пытался навести хоть какой-то порядок. Только я помог ей. И то лишь после ее возвращения из больницы.
Ни я, никто другой не задали Мелани ни одного вопроса. До настоящего момента я в неведении, кто из гостей в тот день догадался про Дениса. Эту тему мы с сестрой не поднимали. Она больше не упоминала при мне имени сына.
Успокоилась. Знала, что он жив.
Через неделю у Мелани обнаружили рак горла. Было ли это некой платой за жизнь Дениса? Не знаю.
Болезнь стремительно прогрессировала, боли оказались сильными. Ее уговаривали воспользоваться услугами одной дорогостоящей клиники. Она отказалась.
Спустя десять дней Мелани добровольно ушла из жизни.
В одно солнечное июньское утро я позвонил сестре, но никто не поднял трубку. В сильном волнении я поспешил к ее дому. Она лежала в своей спальне и казалась спящей. Лицо даже после смерти оставалось прекрасным. Мелани отравилась.
Говорят, самоубийство - один из самых тягчайших грехов. Может, оно и так, но мой опыт подсказывает, что все не так просто. Мир соткан из противоречий, он слишком многолик и многогранен, чтобы мы могли утверждать что-либо категорично.
Надеюсь, если даже и существует некое подобие ада, моя сестра там не окажется. Я понимаю ее. Если я понимаю ее, почему ее не поймет некая сила, благодаря которой мы ходим по этой земле?
Мелани знала, что ее ждет, видела, какое мучение ее болезнь доставляет мне, она не хотела, чтобы это видел ее сын. Она хотела, чтобы он жил, и ему ничто не мешало.
Когда Денис вернулся, мы сразу отправились на кладбище. Я пытался не смотреть на его левую руку. Я знал, что там нет двух ногтей.
Мы долго стояли у могилы. Денис тихо плакал.
Я вспоминал.
Я не спрашивал себя, как такое случилось, что Мелани спасла своего сына, находясь так далеко.
Я был горд за нее.
А Денис женился.
Жизнь берет свое. Не для того ли его мать столько выстрадала, чтобы он продолжал жить и давал жизнь другим?
Его жена напоминает мне Оливию. Он правильно поступил. Мелани была бы рада за него. И за его жену тоже.
Три года назад у них родился сын. Волосы такие же, как у его матери. Он славный малыш, и уже требует, чтобы мы бегали с ним наперегонки.
Когда-нибудь я расскажу мальчику о его бабушке.
МЫ ИЗБАВИМ ВАС ОТ НЕПРИЯТНОСТЕЙ
Его держали трое работников этой странной корпорации, а Ник рвался вперед, рвался к тому, что видел только он.
Единственная в своем роде, с девизом: "Мы избавим вас от неприятностей!", в последние месяцы эта корпорация превратилась в место паломничества сотен людей. И сарафанное радио без всякой рекламы все больше и больше увеличивало количество этих страждущих.
Не удержался и Ник. Приехал, поговорил. И оказался в восторге от перспектив.
А сейчас, с исказившимся лицом, осатанев, он пытался прошибить стену из мощных охранников, их становилось все больше, и, казалось, сюда сбегалась вся корпорация. Все, как на подбор, молчаливые, ни намека на панику, двигаются бесшумно, без суеты.
Ник кричал, руки колотили по чужим телам, но в ответ не последовало ни одного удара. Он по-прежнему - клиент, выгодный, непривередливый: пока шла вся "процедура", Ник не терзал работников тысячью мелких придирок, просьб принести кофе, включить вентилятор, не задавал вопросов, от которых веяло нервозностью и недоверием, как поступало большинство иных клиентов. Он почти идеален для корпорации, и ему можно простить эту неожиданную выходку. С кем не бывает, может, переутомился? Или увидел то, что неправильно интерпретировал?
Руки бессильно повисли - он выдохся. Крик перешел в визг, в негромкий вой и, наконец, в хрипы. Ник согнулся, хватая ртом воздух, кто-то поддержал его.
Появился Сафронофф - глава корпорации. Высоченный, худой, громадный живот подходит скорее тучному человеку и выглядит еще более отталкивающе. Сафронофф осклабился. Ник был ему по плечо и казался провинившимся младшим братом.
- Ник! Ник! Ник! Ну, что же вы? Вы же не в первый раз пришли! Разве так можно? Мы ведь избавили вас еще от одной проблемы? Избавили? Знаете, сколько сейчас людей мается от этого? Мается, но ничего поделать не могут! А вам это уже не грозит!
Он похлопал Ника по плечу, улыбка стала еще шире, теплее. Еще немного - и он полезет обниматься. За спиной у него, в стеклянном кубе размером с небольшую хижину, медленно, едва уловимо для человеческого глаза, ворочалась та бурая субстанция, что и стала первопричиной могущества и процветания корпорации, а еще причиной того, что произошло и происходило с Ником.
- Вы не только узнали, чем могло обернуться в будущем одно приятное знакомство. Вы уже никогда этого не сделаете, и, значит, разминетесь со всеми этими бесконечными неприятностями. Не будет зря потраченных нервов, криков, терзаний, сожалений. И этих постоянных вопросов самому себе: зачем я это сделал?
Ник с трудом поднял голову. Он задыхался и не мог говорить, но дыхание восстанавливалось. Вот-вот он скажет то, что хотел.
Прежде, чем Ник на себе испытал воздействие бурой массы, он трижды дотошно расспрашивал своих знакомых, кто уже побывал в корпорации. И все-таки ощущения оказались настолько особенными, будто описание знакомых относилось к чему-то другому.
Масса, заполнявшая куб, не поддавалась никаким определениям. У нее был запах, но этот запах нельзя было с чем-то сравнить, назвать приятным или неприятным. Она была плотной, но не мешала видеть все, что находилось за пределами куба. Она была влажной субстанцией, но сколько бы в ней не находился, после выхода одежда осталась совершенно сухой, без пятен. Она заполняла весь куб, она облепляла человека, стоило ему войти внутрь, но он не задыхался, ни в глаза, ни в ноздри ничего не лезло, словно ничего и не было. Несмотря на свой бурый цвет, в какой-то момент она менялась с черного на синий, зеленый, голубой, оранжевый, красный, желтый и белый. Этого не могло быть, тем не менее, бурая масса одновременно отражала еще около десятка цветов.
Погружение в массу напоминало смерть. Однако все неприятное, что смерть сопровождает, куда-то улетучивалось. Быть может потому, что эта смерть "длилась" недолго и больше всего походила на краткий сон. Раз - и ты проснулся, и все позади, и снова утро, снова можно жить.
А страх был. Особенно, когда Ник погрузился в субстанцию впервые.
Массу в корпорации называли просто Полем. Никаких прилагательных, полная секретность - пока никто не знает, как создавать подобную субстанцию, горстка людей обогатится в кратчайшие сроки. И чем сильнее становился ажиотаж, чем настырнее маячили на горизонте потенциальные конкуренты, тем с большим упорством корпорация оберегала свою золотую жилу. Неизвестно даже, один ли человек совершил решающее открытие или группа ученых, сколько времени ушло на создание и чем (или кем) пришлось жертвовать.
Один из знакомых Ника, побывавший в корпорации до него, считал: Поле реагирует на биополе человека таким образом, что своей субстанцией выявляет отдельные отрезки потенциального будущего. И не только выявляет - потенциальный негатив можно уничтожить, иначе говоря, избавиться от него в дальнейшем. Если исходить из того, что нет ни будущего, ни прошлого, и все существует одновременно, Поле своей структурой проявляло отдельные (пока еще скрытые от человека) эпизоды, как лакмусовая бумажка, и... если нужно, "замазывало" их. И человек, двигаясь по тропе своей жизни, просто проходил мимо, не замечал ненужное, и оно, "неиспользованное", так и не материализовалось в его будущем.
Ник знал все это. Но знание не избавило его от неосознанной реакции, когда тело ощутило субстанцию, ее запах, тихий звук, с которым она шевелилась внутри куба - он попытался вырваться, закричать, чтобы его вытащили наружу, и черт с ними, со всеми перспективами. Последовал безболезненный удар током (только с этим и можно сравнить), и Ник погрузился в бессознательное состояние. А когда "всплыл" на его поверхность, в душе царило умиротворение, бурая масса вокруг казалась чем-то родным и таким знакомым.
Было еще кое-что. Отстраненно, как подвыпивший человек, Ник различал внутри массы трехмерную картину. Шевельнулось беспокойство, но приглушенное, какое-то ненастоящее. Вскоре исчезло и оно.
Сафронофф, суетливый, улыбающийся, расставил на столике перед Ником с полдесятка стаканов: кофе, вода, сок, пиво, даже молоко. Еще и уточнил: не нужно ли водки или бурбона? В другой ситуации подобная "учтивость по отношению к клиенту" вызвала бы у Ника хохот, но сейчас, после стеклянного куба, его так зацепили первые слова Сафронофф, что остальное ушло на задний план.
Сафронофф знал. Каким-то образом глава корпорации знал то, что видели в кубе клиенты. Непонятно как, но все увиденное находящимися в кубе транслировалось Сафронофф, а, может, и не только ему. Его просторный кабинет с дорогой мебелью выглядел обычным, без секретов, помещением.
Глава корпорации присел по другую сторону стола, вытащил какие-то леденцы, принялся грызть.
- Значит, дорожная авария? Отлично! Просто отлично! Это не палец сломать или грипп подхватить. Это посерьезней - возможен летальный исход. Да и помучиться бы пришлось перед смертью. Кто знает, может, не один день. Человек - живучее создание, - он хихикнул.
Ник почувствовал внезапный приступ жажды, потянулся к ближайшему стакану - это оказался сок - и выпил его залпом. Сафронофф закивал - точь-в-точь папашка, чей ребенок соизволил, наконец, приняться за кашу.
- Главное - будьте спокойны. Никаких последствий не будет. Последствия были бы, не приди вы к нам вообще, - хихиканье. - Но теперь... теперь, Ник, все у вас шито-крыто!
Ник потянулся к следующему стакану - это оказалось пиво. В третьем была вода. Ник заколебался. Сафронофф улыбнулся.
- Еще сока?
- Да... если можно.
- Сколько вашей душе угодно, - он нажал кнопку на столе. - Вернее сколько угодно вашему телу.
Дверь открылась - в кабинет вошла девушка с подносом: пустой стакан и громадный пакет сока. Казалось, она стояла под дверью, ожидая сигнала босса.
Сафронофф сказал:
- После знакомства с нашим Полем у всех без исключения сильная жажда. Человек пьет, пьет и пьет. Но ничего страшного, - украдкой он взглянул на часы. - Уж с этим тем более стыдно не справиться.
Ник прикрыл глаза, наслаждаясь грейпфрутовым соком.
- Можно у вас... кое-что спросить?
- Естественно, Ник. Все, что угодно. Вы же наш клиент, вы потратили свои деньги.
- Как это происходит? В смысле... как я вижу то, что могло бы со мной случиться?
Сафронофф покачал головой:
- Разъяснить саму технологию мы не имеем права. Сожалею, Ник. Это единственное, чего вы от нас не узнаете. Но вы не расстраивайтесь, я...
- Я не так... выразился. Я имел ввиду, откуда уверенность, что та самая автокатастрофа действительно случилась бы со мной? Ведь если вы меня от этого... избавили, проверить, убедиться на все сто, что она мне угрожала, уже нельзя?
Сафронофф встал из-за стола, прошелся.
- Видите ли, Ник, сама постановка вопроса... как бы выразиться? Не совсем верная. Человек - это не просто набор костей и мяса. Как и любой предмет в этом мире, как любое живое существо, он испускает энергетические волны. Эти волны - его часть. Но они распространяются по всей Вселенной, они в каждой ее точке. И так у любого существа. То есть в реальности мы все настолько взаимосвязаны, что человеческому сознанию невероятно тяжело это воспринять. Физически мы не чувствуем ни боли другого, ни его настроения. Мы кажемся друг другу совершенно обособленными объектами.