– Злом для кого? – В голове четко прозвучал дискант Стивена.
Холодный, уверенный голос ни в чем не сомневающегося человека.
– Ты же видишь – они вымирают. Речь идет не о том, чтобы их уничтожить. Речь о другом. Сколько нам еще искусственно поддерживать эту популяцию? Мы тут зоопарком заведуем, Джек. Сохраняем вымирающие виды и все такое. Правда, клетка великовата… на весь мир. Ну давай отведем им отдельное пространство. Хочешь, целый субконтинент выделим? Но мы заслуживаем того, чтобы жить в свое удовольствие и избавиться от этой обузы.
Портер активно доскребал остатки рисового пудинга с тарелки. Он продолжил есть даже после того, как Стивен пронзительно закричал. Но Портер невозмутимо подчищал пудинг – пока Тельма не вцепилась ему в руку и не выдрала ложку. Только тогда он оторвался от тарелки и посмотрел на то, что происходило.
Сюрпризов в его жизни не было. Шесть месяцев назад он внимательно просмотрел сцену, проанализировал ее – а потом переключился на последующие события. Поэтому он весьма неохотно отодвинул кресло и с трудом выпрямился – габариты мешали.
– Он меня убьет! – подвывал Стивен. – Почему ты не предупредил?
Это он провизжал Портеру.
– Ты же знаешь – он сейчас придет и убьет меня!
– Господи ты боже! – заверещала над ухом Тельма. – Неужели это правда? Что ты стоишь! Ну что ты стоишь, ты же мужчина! Останови его!
Пока Портер обдумывал ответ, в кухню вошел Джек. Стивен от страха перешел на ультразвук. От его визга закладывало уши. Дорис влетела вслед за Джеком – с широко раскрытыми глазами, как никогда возбужденная и воодушевленная. Тельма срочно обежала стол и встала между Джеком и мальчиком, выставив сухонькие руки. Костлявое лицо перекосило от ярости.
– Я это вижу! – визжал Стивен. – Вижу в его мыслях! Он хочет убить меня, потому что знает, что я хочу… – тут он осекся. – Он не хочет, чтобы мы начали действовать. Он хочет, что мы оставались здесь, в этой развалюхе – как жалкие фокусники!
И тут ярость пересилила ужас, и он заорал:
– Я не буду! Не буду больше в их дурацких головах читать! А теперь он хочет всех нас поубивать! Всех! Всех хочет убить!
Поттер плюхнулся обратно на стул и нашарил ложку. Подтянул тарелку к подбородку и, не сводя глаз со Стивена и Джека, продолжил не спеша есть.
– Извини, – сказал Джек. – Не стоило тебе открывать мне свои мысли. Я бы их не мог прочесть сам. Надо было при себе их держать.
И он пошел вперед.
Тельма вцепилась в него иссохшими пальцами – причем накрепко. Кругом истерили и подвывали, Портер недовольно поморщился и потеребил брылы на шее. Совершенно бесстрастно он наблюдал за схваткой старухи и Джека. За их спинами неподвижно стоял Стивен – мальчик, видно, оцепенел от ужаса: лицо приобрело восковой оттенок, а все тело болезненно вытянулось.
Дорис двинулась вперед, и Портер перестал есть. Ему стало как-то не по себе – но он перестал есть не потому, что сомневался или был не уверен, а потому, что его гипнотизировала предрешенность всех этих действий. Он знал, знал, что сейчас произойдет, однако это не избавляло от благоговейного страха перед грядущим событием. Его нельзя было ничем удивить… а вот отрезвить – можно.
– Не трогай его! – пискнула Дорис. – Он же еще ребенок! Иди сядь и веди себя прилично!
И она ухватила Джека за пояс. Женщины раскачивались взад и вперед, пытаясь задержать высоченного мускулистого мужчину.
– Прекрати! Не смей его трогать!
Джек высвободился из их рук. Зашатался, попытался выпрямиться. А женщины размахивали руками и когтили его, как две рассерженные птицы. Он вытянул руки – хотел их оттолкнуть.
– Не смотри, – резко сказал Портер.
Дорис повернулась к нему. И ничего не увидела – как он и ожидал. Тельма увидела – и резко перестала кричать. Стивен тоже поперхнулся визгом – от кромешного ужаса. А потом заверещал с новой силой.
Они всего один раз видели последнюю сущность Джека на временной шкале. Однажды вечером их глазам предстал высохший старик – ненадолго. Более молодая сущность в это время придирчиво осматривала военный госпиталь, прикидывая, насколько хорошее у них оборудование и как там с лечением. Молодой Джек быстро вернулся – довольный. У старика будут прекрасный уход и лучшая терапия. И в этот мемент они и увидели его худое, истончившееся от лихорадки лицо. Но в этот раз глаза не блестели от жара. На них смотрели тусклые мертвые глаза – безо всякого выражения. Некоторое время сгорбленная фигура еще оставалась в вертикальном положении.
Тельма безуспешно попыталась подхватить старика, когда тот резко упал вниз лицом. Не успела. Тело ударилось об стол с сочным мясным звуком, вокруг разлетелись и покатились чашки и столовые приборы. На старике был выцветший голубой балахон, подвязанный у пояса. Никакой обуви – из-под больничной робы торчали болезненно-белые ноги. От тела распространялся резкий запах больницы – пахло хлоркой, старостью, болезнью и смертью.
– Ну что, поздравляю, – сказал Портер. – Обеих. Особенно тебя, Дорис. Вы его прикончили. Впрочем, он бы и так и так через пару дней помер. – И он добавил: – Все, Джек умер. Нам нужно его похоронить. Если, конечно, вы не считаете, что способны оживить его.
Тельма принялась вытирать слезы. Они текли по впалым морщинистым щекам, по губам, заливались в рот.
– Это я во всем виновата-ааа… Я хотела его убить… Руки мои хотели-иии… – И она выставила скрюченные пальцы. – Он никогда мне не доверял! Никогда не разрешал лечить! И был прав, прав…
– Мы обе виноваты, – пробормотала потрясенная Дорис. – Портер правду говорит. Я хотела, чтобы он ушел. Хотела, чтобы его с нами больше не было… Правда, я никогда ничего раньше не перемещала во времени.
– И никогда больше не сможешь, – пообещал Портер. – У него не было детей. Он был первый и последний, кто мог путешествовать во времени. Уникальный талант.
Стивен постепенно приходил в себя. На лицо еще не возвратилась краска, его всего трясло. И он не отводил глаз от сухонькой фигуры в истрепанной голубой пижаме, растянувшейся на столе.
– Так или иначе, – пробормотал он, подводя неутешительный итог, – в прошлое нам отныне путь заказан.
– Я думаю, – с трудом выговорила Тельма, – что ты можешь прочитать мои мысли. Ты слышишь, что я сейчас думаю.
Стивен сморгнул:
– Да.
– Теперь слушай меня внимательно. Я проговорю все словами, чтобы все могли их четко расслышать.
Стивен молча кивнул. Он судорожно оглядывался, но не двигался с места.
– Осталось четыре члена Гильдии, – сказала Тельма – равнодушным, тихим голосом. Совершенно бесстрастно. – Некоторые хотят оставить это место и переехать в коммуны. Некоторые думают, что пора установить нашу власть в коммунах – и неважно, что об этом думают их жители. – Стивен кивнул. – Я бы сказала, – продолжила Тельма, разглядывая свои морщинистые иссхошие руки, – что, если кто-то из нас попытается уйти отсюда, я довершу то, что не успел сделать Джек. – Она ненадолго задумалась, потом добавила: – Но я не знаю, смогу ли. Возможно, я тоже не справлюсь.
– Да, – сказал Стивен.
Голос у него сначала дрожал, но потом окреп:
– Ты недостаточно сильна. А между прочим, среди нас есть кое-кто гораздо сильнее тебя. Она может поднять тебя в воздух – и поставить, где пожелает. На другом конце света – на Луне – или посередине океана.
Дорис слабо ахнула:
– Я…
– Это истинная правда, – согласилась Тельма. – Но вот ведь в чем дело. Я тут стою всего в трех футах от нее. Если я дотронусь до нее первой, то выпью ее до дна. – И она пристально посмотрела в гладкое, испуганное лицо девушки. – Но ты прав. Дальнейшее зависит не от тебя и не от меня, а от того, что захочет сделать Дорис.
Та быстро и хрипло дышала.
– Я… не знаю… – едва слышно отозвалась она. – Я не хочу оставаться здесь. Какой смысл сидеть в этой хибаре и целыми днями… фокусничать для толпы. Но Джек сказал, что мы не должны навязывать свою волю коммунам. – И тут она неуверенно примолкла. Потом сказала: – В общем, всю мою жизнь, сколько я себя помню, даже маленькой девочкой, Джек всегда говорил: нельзя их ни к чему принуждать. Если не хотят, чтобы мы…
– Она не захочет переезжать сразу, – пояснил Тельме Стивен. – Но со временем она решится на это. Рано или поздно она заберет вас отсюда – ночью, к примеру. Когда вы будете спать. Со временем. – И он сверкнул зубами в улыбке: – Помни, я могу говорить с ней – мыслями. Когда захочу.
– Это так? – спросила Тельма девушку.
Дорис жалко замялась, не зная, что ответить.
– Ну… я… я не знаю. Так это, не так… В общем, я что-то запуталась, вот.
Портер выпрямился на стуле, откинулся на спинку и громко рыгнул.
– Очень странно слушать, как вы тут стоите и строите предположения насчет того, что произойдет, – сказал он. – На самом деле ты Тельму и пальцем не тронешь.
А старухе он заявил:
– Так что ничего не бойся. Мы так и не сдвинемся с места. Никто не сможет выиграть эту схватку. Мы, четверо, уравновешиваем друг друга.
Тельма поникла головой:
– А может, Стивен и прав. Неужели мы обязаны жить как раньше? Ничего не делая, не предпринимая?
– Мы останемся здесь, – сказал Портер. – Но мы не будем жить так, как раньше.
– В смысле? – удивилась Тельма. – А как мы будем жить? Что должно произойти, Портер, рассказывай немедленно!
– А тебя трудно сканировать, – попрекнул Портера Стивен. – Ты видел это, а не подумал. А что, разве правительства коммун изменили свою позицию? Они намерены призвать нас на помощь?
– Правительствам до нас дела нет, – сказал Портер. – В Вашингтон и Москву нас не позовут, не надейтесь. Но нам нужно просто постоять и подождать. – И он посмотрел вверх и с загадочным видом проговорил: – Но ожидание не затянется долго.
Ранним утром Эд Гарби пристроился в хвост другим машинам на своем видавшем виды рыдване. Сегодня хотели выехать многие. Неяркое холодное солнце четко высвечивало бетонные блоки, перегораживающие дорогу. Сегодня опять ожидается пасмурная погода – впрочем, как и вчера. И все равно, на выезде скопилась целая очередь машин.
– Сколько народу – да как рано, – пробормотала жена. – Наверное, не хотят ждать, пока пепел ветром понесет.
Эд нервно ощупал пропуск, бережно хранимый в пропитанном потом кармане рубашки.
– На блокпосту затор, – сердито пробурчал он. – Чем они там занимаются? Машины, что ли, взялись обыскивать?
Сегодня на выезде стояло аж четыре охранника – а не один, как обычно. Вооруженный отряд переходил от машины к машине, заглядывая внутрь и что-то бормоча в рации на шее – видно, разговаривая с руководством, которое сидело под землей. Здоровенный грузовик с рабочими вдруг выехал из линии и свернул на боковую дорожку. Рыча и отрыгивая облачка отвратительного голубого газа, он сделал полный круг и медленно поехал обратно, в центр коммуны. Прочь от блокпоста. Эд проводил его обеспокоенным взглядом.
– Что это они делают? Возвращаются? – Его одолел страх. – Они людей заворачивают!
– Нет, – спокойно отозвалась Барбара. – Смотри – вон машина выехала.
Древний, еще времен войны кабриолет протиснулся между бетонными блоками и выехал на равнину за оградой коммуны. За ним последовал второй, и обе машины стали набирать скорость – они быстро взбирались по низкому склону холма, на котором топорщилась гряда деревьев.
Сзади забибикали, Эд судорожно подал машину вперед. На коленях у Барбары тревожно замяукал младенец. Она потуже обернула ребенка истершимся хлопковым одеяльцем и подняла окно.
– День-то какой ужасный. Если б не нужно было ехать… – И тут она осеклась. – Так, смотри, вот охранники идут. Доставай пропуск.
Эд испуганно поздоровался с охранниками:
– Доброго вам утра, джентльмены…
Один из солдат быстро дернул у него из руки пропуск, придирчиво осмотрел его, пробил и сложил между страниц блокнота в стальном переплете.
– Так, приготовили большие пальцы, будем брать отпечатки, – приказал он.
И выдал черную, истекающую чернилами подушечку.
– Ребенок тоже.
Эд ошеломленно спросил:
– Зачем? Что-то случилось?
Близнецы боялись так, что не решались шевельнуться. Словно во сне, они протянули пальцы и оставили отпечатки в положенном месте. Эд попытался возражать, когда его палец грубо притиснули к черной подушечке – прямо ухватили за запястье и дернули. Потом охранники обошли грузовик и проделали то же самое с Барбарой. А командир поставил ботинок на подножку и коротко бросил:
– Пятеро, значит. Все ваши?
Эд тупо покивал:
– Ага, мои. Семья моя.
– Вся целиком? Еще кто есть?
– Нет. Только мы пятеро.
Охранник впился в него цепким взглядом черных настороженных глаз.
– Когда вернуться намереваетесь?
– Сегодня вечером.
И Эд кивнул на металлический блокнот, в котором остался его пропуск.
– Там написано – до шести часов.
– Если выедете из коммуны, – сказал охранник, – обратного пути не будет. Мы всех выпускаем, но никого потом не впускаем.
– Это с каких пор? – прошептала Барбара, посерев от страха.
– С прошлой ночи. Так что выбор за вами. Хотите – вперед, поезжайте, делайте что решили, советуйтесь со своим прорицателем. Но обратно не возвращайтесь.
И охранник ткнул пальцем в сторону боковой дорожки:
– Хотите вернуться – поезжайте туда. Она ведет к съездам. Поезжайте за тем грузовиком – он возвращается.
Эд облизнул враз пересохшие губы.
– Я не могу. У дочки… у нее костный рак. Старуха уже начала ее лечить, но она еще не поправилась. Не до конца поправилась. Старуха сказала, надо еще раз показаться.
Охранник проглядел папку с загнутыми страничками:
– Так, вам в девятое отделение, на шестой уровень. Поезжай вниз, и они твою дочку поставят на ноги. У врачей там есть оборудование и все такое.
Он закрыл папку и отступил от машины – здоровенный такой, весь красный, с щетинистым мясистым лицом.
– Так что давай, давай. Решайся – туда или сюда. Дело за тобой.
Эд машинально завелся и тронулся с места.
– Они, наверно, решили, – ошеломленно пробормотал он, – что слишком много народу выезжает. И хотят нас напугать… Они ж знают, что нам там не выжить! Мы ж там помрем!
Барбара молча прижала к себе младенца.
– Мы и тут помрем.
– Но там же сплошные развалины!
– А как же они?
Эд поперхнулся и беспомощно промямлил:
– Ну а если охранник попутал чего? Что нельзя вернуться и все такое?
Грузовик перед ними повернул на боковую дорожку. Водитель неуверенно высунул руку из окна – мол, поворачиваю. А потом вдруг втянул ее обратно и резко рванул к блокпосту. Впереди случилось некоторое замешательство. Грузовик вдруг резко сбросил скорость, Эд тоже ударил по тормозам, выругался, переключился на первую передачу. Грузовик вдруг помчался вперед. Прорвался через блокпост и вылетел на бесплодную равнину. Эд без раздумий дал по газам и поехал следом. В кабину ворвался холодный, несущий пепел ветер. Эд прибавил ходу и поравнялся с грузовиком:
– Куда ты едешь? Они ж тебя обратно не пустят!
Водитель – маленький худенький человечек, лысый и с выпирающими костями – свирепо крикнул:
– Да пошли они куда подальше! Я не вернусь! Сам не вернусь! Я едой запасся, постель взял! Все, что у меня есть, все взял! Пусть только попробуют вернуть меня обратно!
И он дал по газам и умчался вперед.
– Ну вот, – тихо сказала Барбара. – Дело сделано. Мы прорвались.
– Ага, – дрожащим от волнения голосом подтвердил Эд. – Прорвались. Вот только куда прорвались?! Тут что ярд, что тысяча миль – кругом одно и то же!
И Эд в ужасе повернулся к жене:
– А если нас не примут? В смысле, вот если мы приедем – а они нам дадут от ворот поворот? У них там ничего нет! Хибара какая-то! Где ж там поместятся все? Ты назад посмотри!
Из ворот неуверенно, медленно выползала целая вереница грузовиков и машин. По выжженной солнцем равнине тянулся караван ржавых автомобилей. Некоторые развернулись и поехали обратно, некоторые приткнулись к обочине, пока пассажиры ссорились и ругались.
– Они нас примут, – твердо сказала Барбара. – Они хотят помочь – всегда хотели.