– Сам Гарнаг привел вас в храм, почтенная магева!
– Она говорит, девица и виновна и невиновна, – с ходу наябедничал воин. – Но как это понимать, пока не объяснила.
– А чего тут понимать, – я наконец сообразила, что к чему, и небрежно повела плечами, – чашу с ядом она своему парню поднесла, это факт. Но травить его собиралась или чтото другое сотворить, вот с этим и надо разобраться.
– Обвиняемая Руслина во всем призналась, – указал на факт клерк.
– А можно я у нее сама спрошу? – предложила я быстро.
– Воля твоя, магева. – Мужчина был рад свалить разборку на когото другого, если уж Гарнаг подкачал, пусть хоть колдунья поработает, а его дело готовые приговоры читать.
Я прошествовала к девице и торжественно спросила:
– Перед лицом божества справедливости ответь, зачем ты дала ему тот напиток?
– Приворожить хотела, – раскачиваясь впередназад, безразличным тоном, таким, какой куда больше криков, стонов и рыданий свидетельствовал о глубоком душевном потрясении, шепнула красавица. – Он к другой уходил, отпускать не хотела, а теперь мне одна дорога – за ним… Видно, так боги судили!
– Зелье сама готовила или кто дал? – деловито уточнил судейский, мигом ухватив суть. Видно, не только читать был обучен, но и коекакие шарики с роликами в башке имел и пользовался регулярно.
– Марьица Ворона, – снова шепнула девица, переходя из безразличного состояния в мрачную печаль.
– Это травница достойная, – нахмурился, покачав головой, всезнающий клерк, – репутацию хорошую имеет и жалоб на нее не числится.
– Так я и не говорила, что вместо Руслины ктото другой хотел того парня на тот свет спровадить, – прикусила губу и привычно почесала нос, чтобы лучше думалось. Как всегда помогло. – Как он умирал? Удушье, может, было беспамятство, пятна по телу, отеки?
– Да… Ты знаешь этот яд, какого в питие не нашли наши травники? – насторожился клерк, жрецы и стражи слушали так внимательно, словно меня четвертой на коврик поставить хотели и нарядить в симпатичный мешок.
– Нет, я знаю эти симптомы, – усмехнулась я. – Ни Руслина, ни Марьица не желали смерти неверного ухажера. То, что случилось с ним, в тех краях, откуда я родом, называется анафилактическим шоком. Это крайняя степень реакции организма на веществааллергены.
Вот уж не думала не гадала, где и когда мне знания, добытые на занятиях в школьном УПК, пригодятся! А я еще учить не хотела…
– А если без колдовских слов? – попросил палач по праву самого старого знакомого.
– Случалось вам съесть чтото диковинное или унюхать непривычное так, чтобы вы чихать или чесаться начали, может, сыпью покрылись, в горле засвербело? – уточнила я. Увы, насколько помню, аллергия – болезнь современного мира, ослабившего иммунитет людей, в старину встречалась чрезвычайно редко, но, может быть, мне повезет?
– Както маму подруга угостила привозными ягодами, – с трудом припомнил клерк. – Я совсем маленький был, съел всего пару штук, но красные пятна несколько недель не сходили, чесались…
– Это и была аллергия! – возликовала я. – Только не сильная, а в том настое, что привораживать должен, на беду парня попалась какаято заморская трава или ягода, от которой его так раскорячило. Случай, конечно, редчайший, но не злой умысел, а роковая случайность угробила жертву.
– Дело должно быть передано для повторного расследования, – решил судейский и закончил делать пометки тонким перышком на свитке. Писал клерк на весу, но удивительно ровно и споро, я даже позавидовала таким навыкам каллиграфии. – Магева, соблаговолите ли подписать свои показания?
– Конечно. – Я взяла у него перышко, окинула взглядом зафиксированные показания и накорябала свой псевдоним: магева Оса. Кстати, только сейчас дала себе труд задуматься: и читать и писать, как люди, могу, неужто правы наши сказочники: смещаясь из мира в мир, одновременно овладеваешь лингвистическими навыками или то моя персональная колдовская особенность? Я ж теперь и поэльфийски благодаря милой побрякушке на груди могу вещать как заправский представитель Дивного нацменьшинства. Почему меньшинства? Так людей ведь, готова спорить, куда больше.
– Меня не казнят? – прижимая руки к груди, прошептала гореотравительница, все еще не веря в неожиданный поворот судьбы и не зная, радоваться или печалиться, слишком уж уверила себя в необходимости наказания. Всетаки самовнушение не всегда штука полезная, иногда и во вред организму или душе идет.
– Сейчас сказать сложно, милочка, – неожиданно весело усмехнулся клерк, сразу став похожим не на надменного чиновника, а на довольно молодого, пусть даже хорошо образованного и юридически подкованного, парня, которому вовсе не нравится отправлять людей на виселицу. – Скорее всего отделаешься крупным штрафом и обязательством по содержанию родителей покойного. Благодарю вас, почтенная магева, – чиновник вежливо склонил голову, – за помощь в разборе дела и восстановлении истины.
Девица пару раз моргнула, потом у нее в голове чтото не то переключилось, не то перемкнуло, она распростерлась на коврике перед Гарнагом и чтото залопотала вперемешку с рыданиями. Косой снова харкнул и заработал зуботычину от потерявшего терпение стражника.
– Оса! – заорал Фаль, влетая в храм, как маленький снаряд.
Ага! Не мне одной сегодня подпрыгивать! Жрецы, кстати сказать, не проявлявшие никакого возмущения тем, что я взяла расследование в свои руки, оттерев их божество в сторону, вздрогнули и обернулись все как один на крик сильфа. Вероятно, не магический дар, но благословение божества позволило им узреть непоседливого мотылька во всей радужной красе.
– Чего? – улыбнулась я приятелю.
– Тебя Лакс на площади ждет! – гордый ролью посланца, доложил Фаль, приземляясь мне на руку и взмахивая крылышками для удержания равновесия.
– Раз ждет, значит, надо идти, – согласилась я и попрощалась со всей честной компанией: – Счастливо оставаться!
– Эй, почтенная магева. – Палач, пусть не видавший мотылька, но сообразивший, что я удаляюсь по какимто своим колдовским делам, окликнул меня. – Спасибо! Меня зовут Кейсантир, но друзья кличут Кейром!
– Пока, Кейр, может, еще увидимся! – махнула я рукой воину, выходя из храма. Не знаю, показалось мне или нет, но только, пока все смотрели мне вслед, я одна видела лицо статуи, черные глаза ее на секунду мигнули желтым, и, нет, не вру, Гарнаг мне подмигнул! Ха! Я подмигнула ему в ответ и сбежала по ступенькам.
– А Лакс был у Талита, а потом у Лоллы и Лолла в храме, – принялся болтать Фаль, выплясывая у меня на ладони какуюто дикую смесь твиста и рокнролла, но так задорно, что его с руками оторвали бы любые любители танцев.
– Первый ворам покровительствует, а эти двое на букву «Л» – чему? – машинально полюбопытствовала я.
– Это божества любовных уз и всего, что из сих чувств проистекает, – просветил сильф и мгновенно наябедничал: – Только Лакс меня к алтарю с собой не взял, я не понял, чего он там делал!
– Раз не взял, значит, хотел в тайне свои молитвы сохранить, – улыбнулась я бурному негодованию любопытного мотылька. – А посему ты мне ничего насчет его захода в этот храм не рассказывал. Не будем друга волновать. Имеет же он право на личную жизнь!
– Хорошо, Оса, – согласился Фаль и, немного подумав, прибавил: – Вы иногда такими странными бываете, люди.
– Каждый может быть таким, каким ему хочется быть, если это не мешает другому быть самим собой, – наставительно заметила я и спросила, оглядывая площадь, на которой значительно прибавилось народу: – И где же наш приятель?
– Вот там, с эльфами, – беспечно махнул ручонкой сильф.
А ведь правда, в левом конце площади от ярких нарядов рябило в глазах особенно сильно, а от веселых переливов мелодичных голосов слегка позванивало в ушах. Я, когда гостила в полевом лагере эльфов, думала, что они одеваются нарядно, и только теперь поняла, как ошибалась. Все виденное мною прежде было скромными походными одеждами, лишь теперь остроухие модники дали жару. Пронзительнояркие, свежие, чистые, меняющиеся от любого движения или колыхания ветерка, цвета легких туник, рубашек, коротких плащей, расшитых узорами жилетов, изящные браслетызапястья, нагрудные цепи, пояса, кольца, диадемы и обручи – все сверкало и сияло, потрясая воображение публики. Казалось, будто целая оранжерея экзотических цветов вышла на прогулку. Воистину зрелище было сногсшибательным, я вполне понимала людей, стоявших столбами и восторженно глазевших на Дивные создания. У них ведь, не то что у меня, не было ни малейшего шанса хоть чутьчуть приготовиться к явлению посольства.
– Оса! – узрев меня первым, воскликнул Лакс, к этому радостному возгласу тут же присоединились мелодичные крики эльфов, и пестрая волна маленького моря покатилась в мою сторону.
– Аглаэль! – улыбнулась я князю, первым подбежавшему ко мне, позабыв о правилах посольского этикета, учивших двигаться плавно, чинно и с достоинством, как подобает высокопоставленному вельможе. Впрочем, даже быстрая ходьба у эльфа выглядела куда элегантней любого танца. Я тоже решила наплевать на формальности вкупе со слегка сдвинутыми в знаке некоторого неодобрения бровями советников. Мы сердечно обнялись.
– Восхитительно выглядишь, и свита тебе под стать, – похвалила эльфа, чуть заалевшего в тон первой из трех кокетливо выглядывающих друг изпод друга рубашек, и деловито уточнила: – Как посольство? Вас тут никто не обижает?
Князь беззаботно рассмеялся, куда только подевался груз ответственности, омрачавший чело, и хлопнул в ладоши, прозвенев множеством браслетов, украшавших его руки от запястья до локтя (вся красота проглядывала сквозь разрезы рукавов, скрепленных дорогими пуговицами):
– Твоя магия обладает великой силой! Люди уже знают о ней! И о Цветной радуге! – Аглаэль ласково коснулся обретенной реликвии, занимавшей почетное место среди других ювелирных изделий, отягощавших его грудь.
– Дата подписания договора назначена, а пока нас пригласили быть гостями Патера и отдыхать, – дипломатично добавил советникмолчальник.
– Людям нужно время, – князь помальчишечьи прыснул, – чтобы увериться, что благодаря тебе ни обманывать, ни использовать силу в переговорах они более не смогут.
– Прекрасно! Ну, пусть они мучаются, а вы можете с чистой совестью наслаждаться прогулкой по городу, заодно напомните людям о красоте мира, – довольно, даже капельку самодовольно заключила я, мысленно представив кривую рожу графа Кольры, впервые в жизни вынужденного честно вести переговоры.
– Да уж, – хмыкнул Лакс, как на четверть эльф не испытывавший по поводу моей выходки никакого патриотического негодования, – такой красоты они долго не забудут.
– И это правильно! – наставительно сказала я. – Иногда нам полезно вспомнить о том, что тот крохотный уголок земли, где ютимся, еще не весь мир!
– Тыто не ютишься, – заметил вор, уже успевший познакомиться с моей страстью к бродяжничеству, расцветшей махровым цветом на благодатной почве.
– В данном случае использовался прием риторического обобщения, указывающий не на конкретную персону, а на расу людей, – менторским тоном, скопированным у преподавательницы политологии с профессорским званием и тонной веса, уточнила я.
– Тебе не кажется, что ты слишком умная? – фыркнул Лакс не то насмешливо, не то почтительно.
– Почему кажется? – изумилась тут же. – Я это знаю!
Эльфы, смешливый Фаль да и вор заразительно расхохотались. Веселье волной загуляло по площади, даже люди, не знающие, с чего это все хохочут, начали невольно улыбаться. Всетаки врут ученые, что зевота заразительнее смеха, все зависит от того, кто и как смеется.
– А еще я скромная, – чуть погодя добавила, вызвав новый взрыв хохота, под который мы и удалились с площади, оставив посольство любоваться достопримечательностями Квартала богов.
– Ты рискуешь, Оса, наверняка в толпе рядом с эльфами крутились соглядатаи графа, – нахмурился Лакс, когда мы уже отошли достаточно далеко от площади.
Вор вел меня довольно быстро, то и дело нырял в какието проулки и переулки, сворачивал там, где, я была готова поспорить, просто не могло быть никакой улицы, а она непременно оказывалась в нужном ему месте. Поскольку магическими способностями рыжий не обладал, мне оставалось только восхищаться его знанием города и возмущаться тем, что меня кудато тащат столь быстро, что я не могу получать от процесса удовольствия.
– Ну и что? – удивилась я, сообразив, какого черта вор принялся позаячьи путать следы. – Что он мне сделает? Я же магева!
– Это конечно, – откинув со лба рыжую прядь, вздохнул приятель, сбавляя темп передвижения и малость успокаиваясь, – а только такие люди проигрывать страсть как не любят. Лучше им на глаза не попадаться.
– А мы разве собираемся к графу в гости? – пожала я плечами. – Надо было заранее предупреждать об этом пункте программы. Я против. Мне он не нравится, и я вовсе не желаю любоваться его кислой рожей, даже вкупе с великолепием его резиденции и коллекцией редкостей.
– Кто тебе рассказал про это? – Лакс удивился так, что даже остановился. – Или ты предвидела?
– Сия проницательность не магического свойства, – скривила я рот. – Замечал, приятель, чем дерьмовее человечек, тем, если, конечно, он обладает достаточной властью, вкусом и деньгами, с большим усердием стремится окружить себя прекрасными вещами. То ли думает, будто сам красивее станет, то ли желает на их фоне казаться еще большей мерзостью …
– Оса очень мудрая, – самодовольно, словно он лично отвечал за развитие моей непревзойденной мудрости, пояснил Фаль, свив гнездо у меня на плече.
– Ты прав, парень, – неожиданно серьезно согласился Лакс с сильфом.
– А доверия к моей мудрости достаточно, чтобы посодействовать скромным желаниям пообедать и еще пошататься по городу? – умильно уточнила я.
Вор разулыбался и охотно подтвердил, что вполне достаточно, а посему мы, и сильф в том числе, что у меня уже не вызывало никакого удивления, закусили в маленьком, всего на десяток столов, трактирчике с милым названием «Полная кружка». Кроме спиртного, а мы все равно пили компот, там оказались удивительно вкусные тоненькие и сочные сардельки и поджаренные до хрустящей корочки, а сверху залитые сметанной подливой клубеньки какогото растения, слегка напоминавшего по вкусу картошку. Разумеется, сладкого никто просить не стал!
Глава 13
О добрых делах и их последствиях
А потом мы шатались по городу. Гид из Лакса вышел просто замечательный. Перестав беспокоиться, он шел именно таким шагом, которым привыкла передвигаться я, показывал лавки, дома, трактиры, мастерские, без умолку болтал о том, что представало перед моими глазами, сыпал всякими забавными историями, участником или свидетелем коих являлся, когда ему доводилось бывать в Патере. Я слушала, развесив уши, как слониха, совершенно не замечая уходящего времени. А зачем его было считать? Мы никуда не торопились, и, право слово, я была абсолютно счастлива. Но малопомалу день начал клониться к вечеру, Лакс первым вспомнил о том, что в «Трех сапогах» нас будет ждать Лорд, обещавший заплатить за ужин. Не позволить комуто совершить столь благородный поступок мой рыжий приятель был не способен. Впрочем, прислушавшись к мнению своих гудящих от усердия ног, я согласилась со спутником. Мы решили вернуться.
Народу по сравнению с дневным временем чуть прибавилось, поэтому вор выбирал не глухие, где и по голове походя тюкнуть могут, чтоб зря не шлялся, но относительно людные и широкие улочки. На таких я могла безнаказанно задирать голову вверх и глазеть по сторонам, не рискуя отдавить комунибудь из прохожих больную мозоль. На одной из улиц, где стояло несколько симпатичных домов (первый этаж из камня, второй дерево и черепичная, экологически чистая крыша), кроме птичьего кудахтанья за оградами слышался вполне отчетливый плач. Скорчившись у ровненького забора, навзрыд плакала симпатичная, совсем молоденькая девушка.
– Ты чего ревешь? – первым полюбопытствовал Лакс, оглядывая заплаканное создание с покрасневшим, будто у записной выпивохи, сопливым носом.
Ни следов побоев, ни дефектов на рубашке с расшитым цветиками воротом и весьма симпатичном васильковом сарафане не наблюдалось. Девчушка еще раз всхлипнула, поглядела на нас искоса, а потом уже более пристально и засветилась такой надеждой, словно увидела не вора и магеву, а по меньшей мере Святую Троицу.
– Помоги! – жалобно попросила, вскочила довольно проворно и, ухватив меня за руку, попыталась поцеловать.