Гром в голове исчез так же неожиданно, как и появился, сменившись ощущением назойливой и тупой боли в правой ноге. Соседский ротвейлер все же не упустил своей возможности выполнить собачий долг и, когда Чип перемахивал через второй забор, вцепился ему в икру. Острые зубы моментально разорвали старые джинсы на бахрому, а в плоти оставили три глубоких, кровоточащих борозды.
Чип оперся о дерево и немного отдышался. Рана его беспокоила не сильно, в отличие от мысли о том, что за ним гонится впавший в бешенство Билл. И даже когда он прислушался и не заметил никаких признаков погони, все равно не мог успокоиться.
«Беги, если хочешь жить!» — после таких озарений довольно сложно прийти в себя, в особенности, если тот, кто хочет твоей смерти — твой собственный отец.
Большинство детей в сложившейся ситуации обратились бы за помощью к друзьям или знакомым, но у Чипа не было друзей. Трудно заводить таковых, если не понимаешь самой концепции дружбы. Поэтому он решил, что сможет переждать бурю отцовского приступа ярости в единственном месте, которое ему нравилось, и о котором никто кроме него не знал — в Храме Фантазий.
* * *Чип нашел Храм пару лет назад, когда отец впервые отпустил его погулять самого. Увлекшись наблюдением за собственными ногами, он не заметил, как забрел слишком далеко, потерял все ориентиры, и заблудился. Обычные дети, когда заблудятся, плачут и зовут на помощь, но Чип просто пожал плечами и побрел дальше. В тот момент его больше интересовали его собственные ноги, и то, как они любопытно сгибаются при ходьбе, нежели возможность снова попасть домой. И он бы шел так до самой ночи, пока его не подобрал какой-нибудь сердобольный прохожий или педофил на старом фургоне без окон (тут уж как повезет), но интуиция снова подсказала ему дорогу.
Люди, хотя бы раз сталкивавшиеся с тем, что принято называть творческим кризисом, продали бы душу за одно из таких озарений, какие приходили к Чипу чуть не по три раза на дню. Попади этот дар в неверные руки и мир мог бы измениться до неузнаваемости в кротчайшие сроки, но у вселенной особенное чувство юмора. Она вручила универсальный инструмент познания всего сущего в руки мальчику, который благодаря ему узнал, что через два квартала нужно перейти дорогу и за белым домом нырнуть в дыру в заборе, и он даже не задавался вопросом: «Зачем?».
Дом, к которому Чипа привело проведение, стоял посреди пустыря, и был давным-давно заброшен. Семью, которая в нем жила, застрелили грабители и с тех пор ни один из риэлторов, бравшихся его продать, не мог довести дело до конца. Люди по своей природе полны суеверий и не горят желанием покупать недвижимость, залитую человеческой кровью. Кто знает, что взбредет в голову призракам бывших владельцев, обреченным праздно летать по пустым коридорам и комнатам целую вечность? Чип же в приведения не верил и от суеверий был так же далек, как и от обучения в колледже. А дом ему приглянулся сразу. В чем-то они были похожи друг на друга, оба сломанные и одинокие.
Не задумываясь о последствиях, Чип поднялся по прогнившим ступенькам и толкнул входную дверь, она оказалась не заперта и с натужным скрипом открылась.
В доме никаких призраков не оказалось. Изучая заброшенное здание, мальчик с каждой минутой все больше и больше привязывался к нему. Ему нравились полумрак и тишина, которыми было наполнено это место, они дарили ощущение отдаленности от внешнего мира, необыкновенное чувство уюта, в котором он так отчаянно нуждался. Но самое главное — это ощущение большой важности. Несмотря на разруху и грязь, воздух в здании пах тайной.
Домой Чип вернулся так же случайно, как и потерялся, но с тех пор каждый день после школы он отпрашивался у отца гулять. Старина Билл разрешал ему, наивно полагая, что его сын гоняет мяч с кем-то из соседнего квартала, или же играет в войнушку в лесопосадке, в то время как мальчик сидел часами в своем новом убежище, прячась от гнетущей реальности и задир сверстников.
Люди с аутическими расстройствами личности часто создают себе какие-то ритуалы, например, они могут смотреть одно и то же шоу в одно и то же время или перед сном перечитывать понравившийся фрагмент из книги, годами. Чип не был исключением, но так как нарушения в его мозгу были довольно незначительными, то и ритуал мало бросался в глаза. Его страстью было коллекционирование «интересных», по его мнению, вещей.
Пластиковый двухголовый солдатик, с приклеенной головой от куклы «Барби», выброшенное на помойку поющее чучело рыбы, игральная кость с шестерками на всех гранях, и множество других «ценностей» Чип хранил в большом чемодане под своей кроватью. Иногда, по вечерам, когда отец уходил в бар, мальчик расставлял странные игрушки на полу в коридоре и часами просто смотрел на них, он любовался своими трофеями, вырванными из коварных лап мусорных баков и помоек.
Но количество вещей росло день ото дня, а места под кроватью не прибавлялось. Чип предполагал, что рано или поздно он больше не сможет прятать свои сокровища от отца, тот их увидит и заставит выбросить, навсегда. Необходимо было найти такое место, где он смог бы уберечь свою коллекцию и при этом, любоваться ею, когда пожелает. Заброшенный дом на пустыре отлично подходил под все его запросы.
Чип потратил на транспортировку целую неделю. Школьный рюкзак он использовать боялся, это казалось ему слишком подозрительным, поэтому большую часть вещей перенес за пазухой или в карманах. И вот, когда первая и самая сложная часть работы была сделана, он приступил ко второй — обустройству своего нового логова.
Гостиная показалась ему идеальным местом для хранения игрушек. Подойдя к вопросу со всей скрупулезностью и придирчивостью, он расставил экспонаты в идеальном, как ему казалось, порядке, затем вышел в центр помещения и окинул довольным взглядом свои владения.
«И увидел он, что это хорошо».
Чип не заметил, как простоял среди своих странных вещей около часа, наблюдая за тем, как лучи света, пробивавшиеся сквозь завесу грязи на окнах, причудливо освещают их, играют с ними, придавая совершенно новый, необычный вид. Зрелище увлекло мальчика настолько, что ему казалось, будто его фантазия вышла из-под контроля. Он воображал, что вещи оживают, начинают двигаться и говорить, и все это под его чутким практически божественным контролем. По велению его разума они ссорились, мирились, враждовали и любили друг друга. Именно в тот момент ему и пришло в голову название для заброшенного дома, имя для его нового друга — Храм Фантазий.
* * *Когда Чип доковылял до своего убежища, рана на ноге уже перестала кровоточить и только изредка напоминала о себе всплесками ноющей боли. Бутч, конечно, сделал все, что было в его силах, чтобы остановить крепкого, шестнадцатилетнего парня, но этого оказалось недостаточно.
Поднимаясь по знакомым скрипучим ступенькам, Чип предвкушал вожделенные мгновения спокойствия, которые подарит ему его старый, пыльный друг, но обнаружил, кое-что необычное и весь запал тут же улетучился.
Как и все аутисты, он был педантом в определенных вещах, и, покидая свое убежище, всегда плотно закрывал входную дверь, чтобы ни ветер, ни случайно пробегавшая мимо бродячая собака не потревожили идиллию, которую он так тщательно выстраивал годами в своем Храме. Но сейчас она была слегка приоткрыта, а, значит, кто-то нарушил стерильность и святость этого места.
Неприятная дрожь пробежала по всему телу Чипа, это было ледяное дуновение надвигающейся беды. Глядя на слегка приоткрытую дверь, краска на которой вздыбилась от возраста и солнца, парень знал наверняка, что за ней его ждет очередное разочарование этого, бесконечного в своих попытках сломить и раздавить его, дня.
Храм Фантазий был не просто осквернен, он был практически полностью разрушен, изуродован актом бессмысленного вандализма, которые так присущи подросткам из неблагополучных или чересчур благополучных семей. Все игрушки были разбросаны как попало, большинство сломаны, а некоторые и вовсе отсутствовали. На северной стене комнаты красовалось огромное, уродливое граффити, изображавшее, скорее всего, название какой-то банды, стаи, в которые любят собираться дикари ради повышения шансов выжить в бетонных джунглях. Пол был усеян белесым ковром из окурков, а в углу возле окна лежала куча человеческих экскрементов.
Чип вышел в центр всего этого хаоса и посмотрел на валявшегося под ногами солдатика. От него оторвали голову Барби и теперь из необычной, интригующей, молчаливо хранящей свою загадочную историю, игрушки он превратился в скучного пластикового вояку, каких можно найти в любом детском магазине.
Благодаря грубому росчерку аэрозольного баллончика с краской, и спущенным до колен штанам единственный и лучший в мире друг снова превратился в обычное заброшенное здание, серую и неприметную развалину без единой капли шарма и уникальности.
Чип медленно опустился на колени, подобрал покалеченного солдата своей личной армии и сжал его с такой силой, что крохотный штык-нож, висевший на поясе вояки, впился в ладонь и проколол кожу до крови.
Мальчик испытал первый в своей жизни приступ застилающей глаза и практически неконтролируемой ярости. В глубине души он всегда боялся, что рано или поздно превратится в своего отца. И вот этот день настал, первый шаг на пути к бесконечному саморазрушению.
Вместе со своей свитой и храмом Чип потерял последние остатки веры в людей. Он потерял тот якорь, который удерживал его от свободного полета в пропасть жестокости, так тщательно с малых лет взращиваемой в нем Биллом. А на дне этой пропасти его ждал зверь. Дикий и нецивилизованный, он живет в каждом из нас и иногда заставляет совершать такие же дикие и нецивилизованные поступки.
Лишившись последних путей к отступлению, Чип решил, что, несмотря на все крики его интуиции об опасности, он вернется домой (ведь больше идти ему было некуда) и встретится с Биллом лицом к лицу. На этот раз он посмотрит своему страху, своему отцу в глаза и, наконец, ответит насилием на насилие.
* * *Дуглас-младший сидел на диване и бездумно пялился в экран телевизора. Бутылка бурбона, которую он держал в руке, уже давно опустела, а за второй идти не было ни сил, ни желания.
«Опять пьешь? — старина Билл представлял, что бы сказал его отец, увидь он его сейчас. — Посмотри на себя, ты, кусок собачьего дерьма. Разве таким я тебя воспитывал? Расплылся по дивану, и сопли жуешь, как баба. Мало я тебя порол, что ты таким уродом бесполезным вырос, да еще и сынка такого же породил. Смотреть тошно».
Дуглас-старший всегда был недоволен своим сыном. Будучи человеком старого покроя, он часто говорил, что дети должны воспитываться в строгости и армейской дисциплине, иначе из них непременно получаются лентяи и хиппи. Единственными эффективными методами воздействия на детский неокрепший ум он считал суровый голос, увесистый подзатыльник и ремень с пряжкой. Никаких пряников, только кнуты.
«Я еще выращу из тебя настоящего мужика» — постоянно повторял Дуглас-старший, вбивая в сына очередную житейскую мудрость. Но Билли, вместо того, чтобы перенимать самые лучшие качества своего отца (а таких было совсем немного) учился как правильно бить, не оставляя синяков, и как губка впитывал все нюансы плохого воспитания.
Повзрослев, Билл, вместе с чрезмерной агрессивностью и фальшивой мужественностью, приобрел множество комплексов и неиссякаемое чувство вины. Ему постоянно казалось, что Дуглас-старший своими побоями готовил его к какому-то очень важному испытанию, с которым он должен столкнуться во взрослой жизни. Что вся та боль и шрамы на заднице — своеобразная закалка перед грядущим. Но никаких явных вызовов жизнь Биллу не бросала, и с каждым годом он все больше и больше убеждал себя, что завалил тест, пропустил свою битву, а это, в свою очередь, еще больше подпитывало чувство вины перед отцом, вложившим так много сил в его подготовку.
Но теперь, его мнение кардинально изменилось. Сидя перед телевизором и разглядывая переливы пустой бутылки, он думал о Чипе и о том, что болезнь сына и есть то самое жизненное испытание, а он к нему оказался совершенно не готов. А еще он думал о том, что будь сейчас Дуглас-старший жив, то он непременно бы хохотал и злорадствовал, узнав, что его непутевый сынок породил на свет еще более непутевого внука.
* * *Чип не хромал. Его походка была тверда и на редкость ровна, как для человека с прокушенной ногой. Он шел по подъездной дорожке к своему дому, крепко сжав кулаки, и не видел перед собой практически ничего. Красная пелена священного гнева застилала глаза и заглушала гром где-то там, под правым виском.
«Беги, если хочешь жить! Беги!»
Но Чип не собирался отступать, с него хватит. Он точно знал, что если сейчас пойдет на попятную, развернется и убежит, как велит ему голос в голове, то так на веки и останется в плену своих страхов, в тюрьме, построенной всеми этими жестокими людьми специально для него, в своей личной камере смертников.
Звук открывающейся входной двери выдернул Билла из пучины самоедства и сожалений.
— Ты где был? — рявкнул он, не вставая с дивана. — Разве я разрешал тебе выходить из дому?
Он краем глаза заметил силуэт, возникший в дверном проеме, и лениво повернул голову. Увидев порванную штанину, лицо Билла тут же стало пунцовым, а возле глаза надулась крупная вена — стандартный сценарий по которому каждый раз разыгрывались все домашние скандалы семейства Дугласов.
— Это еще что за херня? — он бросил пустую бутылку на диван и встал. — Я кого спрашиваю?
Чип молчал. Подходя к дому, он был уверен, что сможет совладать с собой, и удержать ситуацию под контролем, но оказавшись на пороге комнаты, вся его уверенность морской волной разбилась о скалу отцовского воспитания. Взгляд мальчика привычно уткнулся в пол, а язык спрятался в глотку.
— Отвечай, ты, мелкий гаденыш, что произошло с твоими чертовыми штанами? Ты думаешь я миллионер, или как? Ты думаешь, я горбачусь на заводе, чтобы ты вот так брал и выставлял меня на деньги? Ну, ничего, я тебе покажу, как на шею мне садиться.
Билл подошел поближе и замахнулся, чтобы отвесить сыну крепкую пощечину, но не успел.
При виде до боли знакомого замаха, пламя ярости в груди Чипа разгорелось с новой силой, подпитывая его уверенность в себе. Мальчик протянул вперед руки и, схватив отца за воротник его красной клетчатой рубашки, потянул на себя. Он не хотел его бить, хоть такая мысль, признаться, вертелась в голове. Сейчас, больше всего на свете Чип хотел показать ему как он одинок, поделится с ним своим отчаянием, заставить его понять… Но в арсенале мальчика не было нужных слов, а даже если бы и были, Билл все равно бы не стал слушать. И вся эта плохо спланированная революция, которой он так жаждал, могла бы закончиться в тот самый момент, фактически даже не начавшись, но ему снова на помощь пришел его необычный дар.
Интуиция — это способность проникнуть в самую суть, заглянуть под толстую кожу бытия, минуя защитный слой теорий и экспериментов. Благодаря ей, Чип обычно на секунду становился экспертом в решении квадратных уравнений или верно ставил запятые в предложениях, не зная при этом нужных правил. Но стоя в дверях гостиной и держа своего отца за воротник, он обрел такое знание, о существовании которого не догадывался ни один человек на земле. Навязчивый грохот «Беги, если хочешь жить!» сменился другим, еще более жестким ощущением.
Наш мозг в фоновом режиме постоянно выполняет кучу разнообразных замеров и вычислений. Мы этого не замечаем, эти действия тщательно спрятаны от сознания, но, тем не менее, они есть. Когда вам жарко, нечто, кроющееся в бессознательном, отдает приказы потовым железам работать усерднее. Когда вы переходите дорогу и, глядя по сторонам, видите приближающийся автомобиль, ОНО мгновенно оценивает расстояние до него, его скорость и вероятность того, что вы под него угодите и, проведя множество расчетов, ОНО одергивает вашу ногу, давая понять, что встреча с хромированным бампером не входит в ваш график дня.
Процесс этот начинается с нашего рождения и заканчивается смертью, не останавливаясь ни на мгновение. При этом в его реализации задействована большая часть мозга, а для наших осознанных «Я» эволюция оставила лишь тонкий, верхний слой.