Глупая птица выползает из кустов, с шумом прыгает по опавшей листве, взлетает в воздух и опускается напротив зека, мгновенно его замечает и с хриплым карканьем шарахается в сторону.
— Прочь, с-сука, — со злостью отмахивается от неё зек и в этот момент Виктор прыгает.
А ведь действительно, сталь финки невероятная, лезвие легко входит в плоть, разрезая рёбра и проникая в сердце, смерть мгновенная, тело извивается в агонии, но Виктор вытаскивает финку из тела и вновь бьёт. Останавливается лишь тогда, когда заляпался кровью по самый подбородок. Решительно оттирает лезвие об штаны людоеда, подхватывает автомат, проверяет магазин, он набит патронами до половины, находит запасной, с удовлетворением цокает языком, этот полный. С пояса отстёгивает ножны с финкой, затем стягивает кроссовки.
Держа в руках автомат, Виктор испытывает ощущение сродное оргазму, чужая кровь, попавшая на губы, пьянит, словно вино большой выдержки, выделившийся стремительным потоком адреналин, наполняет душу диким восторгом, но затем рассудок берёт вверх, Виктор перекидывает автомат через плечо и заставляет себя с осторожностью идти к лагерю людоедов. Кто его знает, какие сюрпризы могут там ждать. Вот и этот автомат — большой сюрприз! Есть желание одним махом покончить с ними, ведь это так просто, нажал на курок и жди, когда рой из горячих пуль продырявит плоть, но что-то в спинном мозге говорит: «Губу раскатал» — грубо, но отрезвляюще. Виктор усмехается своим мыслям и, уловив сладковатый дымок, замирает, берёт автомат наизготовку, крайне осторожно выглядывает из-за камней. Вот он — сюрприз! Зеков ни трое, как бы хотелось согласно арифметическим подсчётам, а пятеро, но сама большая неприятность — чернобородый держит АКМ. О том, что бы сразить его одним выстрелом, нет и речи, во-первых, он не в очень выгодном для стрелка месте, его заслоняет дерево, конечно, снайпер бы его снял, но Виктор им не является, а во-вторых, если даже и удалось влепить ему пулю в лоб, автомат быстро перехватят другие.
Дрожа от возбуждения, Виктор подползает ближе, палец на курке зудит и чешется от свербящего желания нажать. Рассудок побеждает, мужчина утирает со лба пот и продолжает наблюдать.
Людоеды разбрелись по поляне, один ворошит угли палкой и поворачивает другим боком подвешенную над костром человеческую ногу, два других играют в карты, на кону очищенный череп. Рядом с чернобородым стоит перепачканный сажей зек, заискивающе говорит, нервно жестикулируя длинными пальцами с синими перстнями. Чернобородый брезгливо морщится, затем настораживается, перехватывает удобнее автомат, кивает рядом стоящему зеку. Тот не спеша вытаскивает нож, в развалку идёт вглубь поляны, восторженно восклицает: — Мусора, мать вашу, сами пришли, бля буду… мусора!
Чернобородый неторопливо поднимается: — Угомонись, шестёрка! Бурый, Репа, ведите их сюда!
Картёжники швыряют карты, скалясь в улыбках, в развалку направляются к появившимся в поле зрения двум мужчинам
Виктор моментально узнаёт в них тех двух бывших полицейских из лагеря тогда ещё Дмитрия Леонидовича.
— Граждане начальники, никак на огонёк пожаловали? Сизый, отрежь им пару кусков от ноги, — хохотнул, очевидно, Бурый.
Бывшие менты в ужасе мотнули головами. На лицах пробегает целая гамма из чувств, от омерзения до страха: — Вагиз мы от Идара Сергеевича, — нервно говорит один из них.
— Ну, Вагиз, ну и что? — легко вскакивает на ноги чернобородый, подходит к ним вплотную, с насмешкой смотрит, затем резко сшибает одного из них прикладом.
— За что? — сгибается мужчина.
— Ты ещё спрашиваешь, Игорёк?
— Мы же дали вам двух человек, — бледнеет тот, которого назвали Игорьком.
— Послушай, где ты видишь двух? — разводит руками чернобородый.
— Ну… мы это… Аньку и Леню отдали.
— Вована грохнули, баба сбежала. Это ваших рук дело, сучата?
— Вагиз, что ты… мы её найдём! — заламывает руки Игорёк.
— Верю, — неожиданно мягко говорит чернобородый, — скажи Идару, за ним должок, иначе бойню в вашем лагере устроим. Ты иди дорогой, а этот останется, не приведёте бабу, друг твой коровкой станет. А вообще… ты меня сильно обидел…
— Я найду её! — горячо восклицает бывший мент.
— Не перебивай, это и так понятно, куда вы денетесь, здесь другое, вы нарушаете законы гостеприимства, отказываетесь от трапезы в моём доме.
Сдерживая рвотные позывы, бывшие менты беднеют донельзя, а зеки гогочут как гуси.
— Ты иди… Игорёк! А за Сеню не беспокойся, двое суток поживёт… надеюсь, за это время вы найдёте Аньку, запал я на неё, — гнусно хохочет чернобородый.
Глава 7
— Вагиз, мы не просто так пришли, — пытается встать на ноги тот, которого назвали Сеней.
— Да это понятно. Всё жду, когда по существу будете петь, — чернобородый присаживается на корточки. — Давай, выкладывай, чем вы можете заинтересовать такого занятого человека как я. Банков здесь вроде нет, долларами подтираемся, сейчас единственная ценность — мясо. Да ты не вздрагивай, Вагиз слов на ветер не бросает, ещё поживёшь денька два, а то и больше, если твой корешок подсуетится. Мне надо эту бабу вернуть и узнать, кто этот тот… залётный. Он мне нужен даже больше, чем Анька. Ты меня понимаешь?
Сеня энергично трясёт головой: — Вот по этому поводу Идар Сергеевич нас послал. На плато ещё есть группы людей их необходимо под себя подмять. Чтобы всё было централизованно, в одном месте. Польза от этого очевидная, надо терпил делом занять. Идар Сергеевич предлагает общий бизнес открыть… на правах полноправных компаньонов.
— Что ты несёшь, какие компаньоны?! — чернобородый рассерженно раздувает ноздри. — Компаньон здесь один — два АКМА. Слушай сюда, тема конечно правильная, терпил необходимо согнать в одну кучу, но бизнес этот будет моим. Предашь Идару, — обращается он к Игорьку, — я согласен реализовать эту идею, пусть подготовит своих бойцов. Ну, а с моей стороны пойдёт Бурый и Репа. И ещё, пусть баб мне подкинет. Да не ссы, коровками делать не будем, Лёха ещё не съеден, просто корешей моих по ночам поллюции мучают, а раз мы компаньоны, — заржал чернобородый, — всё должно быть по понятиям.
— Вику и Эльзу приведём, — с пониманием кивает Игорёк.
— Вот, наконец-то у нас завязываются добрососедские отношения, — философски изрекает главарь, поднимая вверх крючковатый палец. — А ты правильным был бы пацаном, жаль… мент поганый. Прости, брат, клеймо на всю жизнь.
— Да мы давно не менты, — пытается возразить Игорёк.
— Ты не прав, бывших ментов не бывает. Всё, иди, мусор, западло мне с тобой так долго перетирать, запачкаться можно.
Виктор подкрался совсем близко, может рискнуть? Он выравнивает ствол, смотрит сквозь мушку и едва не нажимает, но в этот момент, чернобородый откидывается назад, передёргивает плечами: — Тьфу ты, словно пулю кто хочет мне в лоб вогнать, — он озирается по сторонам: — Что-то Хмара не идёт, Бурый, смени его, — а сам боком отходит под защиту камней.
— Ты чё, Вагиз, в натуре нервы шалят? — косится на него Репа.
— Это не нервы, — отвечает чернобородый, — чую что-то. Бурый, поспеши… автомат возьми. Эй ты, повар, мать твою, хватит жрать, мента свяжи, — окликнул он задумчиво жующего у костра уголовника. — Репа, проводи Игорька, а ты, — обращается он к перепачканному сажей зеку, — наверх сбегай.
Виктор отпрянул, ползком отходит, от досады стискивая зубы. А ведь такой момент был! Почему я не супермен? Всё же надо было стрелять, а там будь, что будет. Хотя… может и правильно… суета полезна при ловле блох. Уйти б незамеченным.
Ему удаётся покинуть приделы Чёрного монастыря до того как Бурый обнаружил изрезанного Хмару. Виктору неожиданно выныривает сбоку от своих товарищей, весь заляпанный кровью, словно мясник со скотобойни. Аня вскрикивает, не сразу его, узнав, но затем ещё больше пугается, думая, что он смертельно ранен. Алик мгновенно замечает автомат, брови в удивлении взлетают, белая панама падает с ушей.
— Ты ранен? — восклицает Аня, едва сдерживая себя, чтобы не рухнуть в обморок.
— Ерунда, людоедская кровь, — отмахивается Виктор и кидает ей кроссовки, — быстренько одевай и сваливаем, сейчас начнётся такая заваруха.
— Автомат, где нашёл? — растерянно хлопает глазами Алик.
— Трофей… я не шучу, бегом, — энергично вращает глазами Виктор.
Близкая автоматная очередь, словно сорвавшаяся крышка от унитаза, сбивает Аню и Алика с места и они, вытаращив глаза, вломились в густые заросли, увязая в колючках и обдираясь до крови.
— Не по нам стреляют! — осаживает их прыть Виктор. — С перепугу… шпарят наугад. Очень хорошо, тратьте боезапас, — с ехидством добавляет он, с пренебрежением сплёвывая назад.
Выстрелы мгновенно стихают, словно Вагиз прочитал мысли.
— Не останавливайтесь, боюсь, будет погоня, — подстёгивает товарищей Виктор.
Но по всем признакам погони нет. Вероятно, людоеды пребывают в некотором замешательстве, они даже не могут догадываться, с кем имеют дело. Это — определённо фора и ей стоит воспользоваться, пока всё получается, но расслабляться нельзя, зеки опомнятся, и тогда начнётся действительно головная боль. Как жаль, что чернобородого не получилось завалить. Это злит Виктора, не всё у него получается, хотя, для дилетанта, коим он является, очень даже неплохо. Словно затерянные где-то в глубине организма, скрытые резервы рвутся наружу и математически просчитывают все варианты, высвобождая потенциальную энергию во взрывную кинетическую. Как говорится, простая физика: всякое действие, вызывает противодействие, если сильнее сжать пружину, тем мощнее она развернётся. А Виктор — пружина, причём из легированной стали. Такие как он, могут и в резонанс войти, а это крах или взлёт.
У Голубянки Виктор останавливает людей. Отдуваясь, жадно глотая воздух, беглецы приходит в себя.
— Можете расслабиться, погоня отменяется, привал.
— Как отменяется, кто сказал? — вылупился Алик.
— Я сказал, — усмехается Виктор, садится, с наслаждением прислоняясь к шершавому боку холодной скалы, с любовью гладит вспотевший автомат.
— Значит, погони не будет, а что будет? — прозорливо замечает Аня, просящее заглядывает ему в глаза.
Её вид, встревоженной курицы, веселит Виктора, он смеётся и когда натыкается на недоуменные взгляды, распаляется ещё сильнее. Но, внезапно он замолкает, Виктору доходит смысл концовки Аниного вопроса. Действительно, а что будет? Неизвестность хуже всего, нелюди не успокоятся, это факт. Следовательно, действовать необходимо на опережение.
— Ты права Аня, тебя сдал Идар. В лагере тебе делать нечего, со мной пойдёшь. А вы, — строго глянул на Алика, — завтра же снимаетесь со стоянки, встречаемся на этом месте перед восходом. На разрозненные группы будет вестись охота, причём очень скоро, медлить нельзя. Ты меня понял, Алик?
— Как охота, какая охота? — дёргается, словно от электрического тока парень, срывает с головы панаму и рывком утирает лицо.
— Обычная, — с прищуром смотрит на него Виктор, — рабов из вас делать будут.
— Зачем? — он импульсивно дёргает козлиной бородкой.
— Затем, что, «нашим друзьям», самим работать «западло», — усмехается Виктор.
— Западло им! — встряхивается Алик. — А это они не хотят попробовать? — он вытягивает кривой нож.
— В одиночку не справимся, укрепление делать надо.
— Вот как выходит, только начали приспосабливаться и на тебе, подонки появляются! — возмущается Алик.
— Это зеки так решили? — блеснули у Ани глаза.
— Нет. Так распорядился Идар, а зеками он хочет воспользоваться для своих целей. Он заключил с ними союз, но думаю я, как только Идар почувствует силу, постарается быстро избавиться от своих компаньонов. Да вот только Вагиз тоже не промах, он догадывается о планах Идара, но вида не показывает. Он хочет переиграть его и воспользоваться плодами совместного дела.
— А кто такой Вагиз? — насторожился Алик.
— Глава рь людоедов.
— А какой Идар раньше был, обходительный, внимательный, — вздыхает Аня.
— Наверное, комплименты сыпал? — улыбается Виктор.
— Да. Мне даже казалось, что я ему нравилась. А он взял и людоедам меня отдал, — пискнула Аня, вытирая сбежавшую слезинку.
— Может и нравилась, но для Идара нет людей, они у него как инструменты.
— И откуда такие мужчины рождаются? — со злостью произносит Аня.
— От женщин, — пожимает плечами Виктор.
Аня оторопело смотрит, что-то переваривает в голове и изрекает гениальную фразу: — М-да.
— Всё, отдохнули? Время не терпит… Алик, не позже восхода… всё очень серьёзно… попытайся убедить Павла Сергеевича.
— Он не глупый, к утру будем, — уверенно произносит парень.
— Послушай, — внезапно останавливает уже готового отправиться в путь Алика Виктор, — что это у тебя за несуразная панама, которую ты так гордо носишь?
Алик фыркает и важно произносит: — Это головной убор моряков США.
— Да? А я думал, с ребенка сорвал. Вот мерзкая вещица.
— Ты не прав, знаешь, как ею здорово утираться, — быстро нашёлся, что ответить Алик, но побледнел от обиды.
Он уходит, Виктор некоторое время провожает его взглядом, затем, говорит Ане: — Попробую, к ужину, пару голубей подстрелить. Сиди здесь как мышь, не дёргайся.
— А если в туалет приспичит? — надулась Аня.
— Здесь сходишь. Не дай бог, с соседних сопок тебя заметят!
— Неужели могут? — вздрагивает женщина.
— Мне кажется, ты притягиваешь неприятности, — странно посмотрел на неё Виктор.
— Хамишь? — неуверенно спрашивает Аня.
— Даже не было в мыслях.
Над Голубянкой носятся серые тени, часто взмывают вверх небольшие стайки птиц, доносится воркование, рассерженный писк и возня. Виктор с облегчением вздыхает, голуби и их бесчисленное множество, ими облеплены все склоны пещеры-пропасти.
На этот раз удача на его стороне, Виктор выследил группу голубей рядом с пещерой и уверенно набивает с десяток птиц, в душе удивляясь своей меткости. Нанизав их на верёвку, появляется перед восхищённым взором женщины.
— Мне бы такого мужа! — не удержавшись, выпалила она.
Хмыкнув, Виктор ведёт её к своей стоянке. Уже на подходе к ней, он чувствует беспокойство, некоторые камни, окружающие их поле, повалены.
— О, нет! — восклицает он. Вся картофельная ботва безжалостно выдернута из земли, зловеще белеют пустые корни и не одного клубня.
— Что случилось? — замирает от страха Аня.
— Картофельную плантацию разорили, — Виктор озирается по сторонам, передёргивает затвор автомата.
— Неужели зеки? — холодея от ужаса, говорит женщина.
— Зеки ни зеки, а картошку есть уже не будем никогда. Нина! — Виктора словно полосонули хлыстом и он ринулся через изувеченное поле, Аня едва поспевает за ним, загребая землю носками не по размеру больших кроссовок.
Перед домом резко останавливается, Аня его едва не сшибает, вывалившись на открытое пространство. Двое худых бородатых мужчин вскакивают, один из них взмахивает топором.
— Лежать! — рявкает Виктор, целясь из автомата.
— Виктор! — слышит он родной голос.
Его женщина, любимая женщина, лежит связанная по рукам и ногам.
— Ах вы твари! — Виктор едва не нажимает на курок.
— Не стреляй! — неожиданно выкрикивает Нина.
Бородатые мужики застывают в растерянности и перестают жевать, у одного из них изо рта вываливается каша из пережёванной сырой картошки.
— Мать вашу! Кто такие? — опускает ствол Виктор.
— Мы… тут… под Нижнегорском коровник строили…
— Развяжите! — гаркает Виктор.
Мужики суетливо подбегают к Нине, стягивают верёвки: — Она на нас бросилась, пришлось связать… извините, — лепечут они.
— Морды вам следует бы набить. Да вы знаете что наделали, придурки? Это же были будущие урожаи!
— Мы голодали, — неожиданно огромный бородатый мужик затрясся в плаче.
— Козёл! — злобно говорит Виктор. — Брось топор!
Мужик откидывает инструмент сторону, испуганно смотрит на Виктора, глаза красные, щёки впавшие, а сквозь рваную рубашку выпирают рёбра.