Дорожка с чуть заметным уклоном вела в тёмные недра горы; видно было, что по ней давно не ходили — тонкая чёрная пыль лежала на мостках непотревоженным слоем. Огромные каменные плиты проплывали на транспортёре совсем рядом, и Кравец чувствовал исходящий от них жар. Вообще в этих производственных пещерах было жутковато, и чем дальше они спускались, тем больше крепло ощущение, что здесь всё — не для людей.
Дорожка сделала поворот, следуя изгибу скалы, — и пилот резко остановилась, подняв фонарик над головой. Пещера здесь кончалась — дальше прохода не было, и дорожка была аккуратно перегорожена леером поперёк. Кравец в два прыжка догнал коллегу — в лицо ударил удушливый жар, пахнущий плавильной топкой, пришлось надеть шлемы от скафандров — дыхательные маски тут не спасали. Теперь они вместе в изумлении смотрели на склон пещеры. Вертикальная стена её была сложена из обычных здешних основных пород, таких же, как снаружи, — Кравец читал, что по геологической структуре Игнис во многом напоминает прародину Землю. Со стены сыпалась непрерывным дождём мелкая каменная крошка, её водопадик заботливо ловили огромные каменные же ковши, раскалённые до багрового свечения. В них каменная масса начинала течь, как подтаявшее масло, вверх поднимались клубы дыма, а расплав стекал в прямоугольные формы, застывая чёрными плитами, которые стремительно отдавали горе своё тепло и уже полуостывшими выплывали на поверхность по транспортёру. И по-прежнему никаких следов людей.
Кравец настроил шлемофон, чтобы обсудить с Инис это изумительное зрелище, но тут связь заработала на аварийной волне — их вызывали на диспетчерской частоте. Дисциплина звездолётчика взяла своё — он назвал их текущее местоположение, доложил, что машина не получила повреждений и срочная помощь не требуется, получил в ответ приказ оставаться на месте и ждать эвакуатора.
Инис, которая тоже слышала этот диалог, хищно усмехнулась:
— Мы проникли в какую-то местную тайну, и теперь нас арестуют? Или прямо тут и прикопают?
Штурман внезапно разъярился:
— Извините, коллега, но вы несёте уже что-то запредельное! Что за паранойя! Вы же видите — нет тут никаких рабов в каменоломнях, чего вам ещё? Вы получили свои результаты разведки, разве нет?!
— А вы? — не унималась пилот.
— А я только-только нащупал кое-что интересное, — резко заметил Кравец, — но обсуждать это буду с местными жителями — без них мне не разобраться.
Инис отметила это «мне», как бы исключавшее её участие, и обиделась. Старательно обойдя штурмана, она зашагала обратно по мосткам. Однако выйти из пещеры им не удалось — снаружи бушевала настоящая пыльная буря, не хуже той, что позавчера застала их в полёте. Кравец подсчитал в уме время и понял, что их догнал один из потоков ветра, порождённых извержением. Пыль, которую он нёс, могла быть небезопасной, это вам не песочек…
Катер уже скрылся под красно-бурым сугробом, наружу торчал только матово-белый нос. Кравец, не обращая больше внимания на метания Инис, уселся на мостках, свесив ноги в пропасть над транспортёром, достал сухпаёк и приготовился ждать эвакуатора.
Земля заметно вздрогнула, когда перед пещерой опустилась какая-то тяжёлая машина — тусклый свет, пробивавшийся сквозь бурю, сразу же померк. Впрочем, мощный фонарь, направленный в наружную часть пещеры, тут же рассеял мутную тьму, и из мегафона зазвучал знакомый голос:
— Вы здесь? Если слышите меня, подойдите к выходу в световом луче! Вы слышите меня?
Кравец вскочил, потянул за руку Инес и подвёл её к выходу — туда уже тянулся из спасательной машины гибкий трап. На другом его конце стоял их знакомый геолог, и Кравец даже вздрогнул, увидев, что он без скафандра и даже без маски. Потоки пыли завивались вокруг него, но, видимо, не причиняли никакого вреда…
В машине, сняв скафандры и вдоволь напившись свежей, не из пайка, воды, звездолётчики оказались лицом к лицу с Сергеем — он был одновременно встревожен и сердит:
— Не знаю, как принято на Фридом, но здесь планета ещё не полностью освоена, и частные полёты без предварительной разведки — верный способ поставить на ноги всю спасательную службу! Я понимаю, что у вас опыт полётов, но опыта Игнис у вас пока нет! Впрочем, тут есть и доля моей вины, — геолог шагал туда-сюда вдоль диванчика, на котором отдыхали спасённые, — надо было сразу вам рассказать, что и как, хотя шансов, что вы поверите, было немного… Не вы первые!
— Но теперь-то мы можем, наконец, получить объяснения? — ярилась Инис.
— Объяснения чего? Вы способны сформулировать вопросы не в духе инвестигаторов прошлого? Не спрашивайте только «что тут у вас происходит?» — у нас не происходит ничего, это я вам сразу скажу.
Кравец про себя усмехнулся — именно так его коллега поставила вопрос перед тем, как отправиться на разведку. Он постарался поставить вопрос не по-инвестигаторски:
— Те процессы, которые мы видели сегодня, — вулкан, а потом эта фабрика, — они ведь не природные?
— Конечно, нет. Нормальные технологические процессы. («Нормальные?» — вскинулась Инес.) Мы приводим планету в соответствие с нашими потребностями, только и всего.
— Но какими средствами? Где вся та технологическая мощь, которая способна…
— Да здесь же. Мы — эта технологическая мощь. А энергия, конечно, звёздная — Искра в этом смысле очень удобная звезда.
Инес помотала головой:
— Я стала понимать ещё меньше, чем до этого…
— А вы попытайтесь сперва дослушать, — наконец не на шутку рассердился Сергей. — Ваши домыслы и без того всё запутали, а всё потому, что вы абсолютизировали ваш подход и ваше понимание. А ведь вам с самых первых минут, как только вы ступили на планету, вежливо намекали: тут не всё так, как вы привыкли, будьте внимательны, смотрите в оба! Разве нет?
Кравец примирительно поднял руки в жесте сдающегося:
— Тогда, может быть, вам проще рассказывать с самого начала? Я бы хотел увидеть всю картину вашими глазами… если вы понимаете, о чём я…
Геолог мгновенно успокоился, сел на мягкий диванчик, налил себе воды:
— Вы правы — так будет проще. Но тогда я просил бы не перебивать меня — дело всё-таки давнее, я постараюсь изложить как могу связно и в понятных терминах.
Инис снова дёрнулась, обиженная этим намёком, но мужчины уже не обратили на неё внимания.
— Когда наши предки — первые колонисты — прибыли на Игнис, им тоже показалось, что планета мало приспособлена для жизни, к которой мы привыкли. Перспектива вечно существовать под стеклянными куполами, как в теплицах, очень раздражала. И тут мы — вернее, они, конечно — задали принципиально верный вопрос: то, к чему мы привыкли, — обязательно ли оно? Не сможем ли мы найти другой способ жизни, который пусть и не будет привычным, но обеспечит наши нужны и потребности, удовлетворит наши желания и откроет перспективу, которая нам нравится. Не скажу, что это было простое решение, которые все приняли единодушно: было много споров, конфликтов, мы были в шаге от гражданской войны, — теперь геолог уже без всяких поправок говорил «мы», и это звучало совершенно естественно. — Но решение, которое мы нашли, оказалось таким многогранным, что в итоге удовлетворило всех. Мы не можем привычными способами подчинить себе планету — но почему мы должны ограничивать себя только проверенными способами? Почему не начать преобразования с себя?
Кравец даже подскочил на диване — перед глазами снова встала фигура в сердце пыльной бури без всякой защиты.
— Так вы…
— Вижу, вы начали понимать, — улыбнулся геолог. — Да, мы исследовали не планету — мы изучали человека. Человек — сложная, но гибкая и адаптивная система. Для нашего мозга нет особенной разницы, чем управлять — своим телом или внешней системой, которая подчинена мозгу. Учатся же люди пользоваться нейропротезами. А здесь новая система не занимала место прежней, как протез, а просто надстраивалась над телом. Мы сделали планету частью нас самих. За это пришлось платить — мы тоже в какой-то мере стали её частью. Развитие обычно не используемых возможностей нервной системы человека не заняло особенно много времени — что значат несколько десятков лет в таком деле. Надо заметить, здесь сильно помогло то, что у Игнис нет своей биосферы — наличие родной жизни сразу же многократно усложняет систему, с этим мы бы так быстро не справились. Зато теперь, — геолог кивнул в сторону маленького аквариума на столике, — мы управляем и этим процессом.
— Кто это там? — Инес, забыв свои обиды, подошла к столику. В полутёмном сосуде среди камней лениво шевелилось существо, похожее одновременно на рыбу и змею.
— Cavaticus leenae, лабораторный экземпляр. В природных водоёмах они пока что очень мелкие, глазом не видно. Это, собственно, ещё не вид, а ограниченная популяция. Они сильно изменятся, приспосабливаясь к здешней природе.
— Вернёмся к Игнис? — предложил Кравец. Твари, созданные в пробирке, его не особенно интересовали — то ли дело вулкан!
— Да, так вот… Вам как звездолётчикам должна быть известна система точной сквозной навигации, где центром отсчёта принимается геометрический центр местной галактики?
— Да, и что?
— С большой долей абстракции галактика рассматривается как неподвижная система, внутри которой рассчитаны все движения всех объектов, разбитых на кластеры. Если движение объекта отклоняется от расчёта, делается простая поправка, вы, навигаторы, берёте их из таблиц. Мы обсчитали таким образом кластер Игнис — Искра, это ведь намного проще, чем всю галактику в таблички записать. И образ этой системы был передан на Искру.
— Как?.. — замерла Инис, оторвавшись от изучения змеерыбки. — Как на Искру?..
— В структуре звезды есть области, которые способны накапливать и удерживать заряд, — объяснял Сергей. — Это было известно и на Земле ещё до нашего отлёта. С помощью зарядов в этих областях можно хранить информацию, как мы храним её на кристаллах записи. Результаты наших описаний системы мы загрузили туда, потом сделали ещё одну модель — не реального, а желаемого состояния планеты, — и теперь понемногу передаём эти изменения в реальную систему: Искра излучает, мы вносим поправки, планета меняется…
— Но медиатор? Что служит средством внесения изменений? — Кравец даже привстал в кресле от волнения.
— Мы. Народ Игнис. — Звучало это очень торжественно, но вид у геолога при этом был самый обыденный. — В нашей конституции записано, что каждый гражданин планеты имеет равные права и возможности в распоряжении ресурсами системы. Вот мы и распоряжаемся напрямую.
— И эти… живые плиты в пещере… — Инис расширившимися глазами смотрела на игнисского аборигена, как на чудо господне, явленное прямо в салоне спасательного катера.
— Да, планета работает как большая фабрика. Поэтому нам и не очень нужны гуманитарные грузы — у нас несколько другой характер потребления, чем на обычных планетах.
— А вулкан? — вернулся Кравец к любимой теме.
— Мы его зовём Паровой котёл, — улыбнулся геолог, — он помогает сбрасывать лишний нагрев средних слоёв коры.
— Но откуда он взялся?
— Построили. Долго ли прыщик на земной коре соорудить. Сейчас у нас посерьёзнее проблема — слишком быстро поплыли материки, а это опасно для будущих морей. Как раз сейчас мы пытаемся придумать… уже почти придумали, как бы их притормозить.
— Ваш проект? — Кравец всё не мог поверить в историю в целом, но отдельные факты уже ложились в схему.
— Нет, моя тётя ведёт, вы её, возможно, знаете. Анна-Леена Тавашерна.
— Это как? — не понял штурман. — Она же улетела с колонистами…
— Так и есть. С тех пор и курирует геологические проекты на всей Игнис. Теперь вот меня подключила.
— Но… — Инис что-то подсчитала в уме, сверилась с справочником в коммуникаторе, — это же было сто сорок земных лет назад!
— Да, тёте уже за сто восемьдесят, — вздохнул геолог, — но мы не знаем, сколько мы живём. От так называемых естественных причин ещё никто не умер пока…
Вопрос в глазах штурмана был немой, но совершенно ясный.
— Я же говорил, — покачал головой Сергей, — а вы пропустили мимо ушей, видимо. Мы в некотором роде стали частью системы. Она изменяет нас, как мы изменяем её. Поэтому мы дышим здешней атмосферой, не боимся песчаных бурь — запускаем, когда нужно, потом отключаем. Мы можем пить здешнюю воду, только она невкусная. На станции внутри Искры работает целый институт, директор Радивой Пешич — может, тоже слышали.
— Гелиофизик? Слышал, конечно, — Кравец потёр переносицу, вспоминая, — но ему ведь должно быть сильно за сто лет…
— Сто двадцать, кажется, и есть, — согласился Сергей. — Он из первого здешнего поколения.
— И как вы… после этого… — Инис не могла сформулировать вопрос, чтобы он прозвучал не откровенно неприлично, — вы… осознаёте себя людьми?
— А вы как думаете? — фыркнул Сергей. — Вы заметили в нас нечто чуждое? Заподозрили, что мы мыслим по-иному? Какие страхи вас гложут по этому поводу?
— Инис, в самом деле, — вступил Кравец, — вас куда-то не туда занесло…
— Но это же совершенно нечеловеческая жизнь! — выпалила пилот, сверкая глазами.
Игнисский геолог усмехнулся, но не обиделся:
— Нам бы ваши проблемы, вот честное слово…
Катер коснулся посадочной полосы, и в ту же минуту земля мягко колыхнулась, с барханов сорвало песчаную пелену.
— Ага, Искра включилась, — сказал Сергей, глядя незащищёнными глазами на бешено сиявшее светило. — Притормозит нам немножко дрейф материков. Через пару тысяч лет увидим первые результаты — прилетайте смотреть.
КРИТИКА
Александр Рубер
Трансутопия, или сладкие грезы мелкой буржуазии
Социальная фантастика, описывающая миры, отличающиеся от современного общества по своему социально-экономическому устройству, будь это наше воображаемое будущее, иные планеты или даже альтернативная история, интересна — в отличие от произведений, где существующая экономическая модель проецируется на далекое будущее с галактическими цивилизациями и сверхсветовыми полетами, или АИ, переносящей отношения, безнадежно устаревшие еще столетие назад, на наше время. Поскольку меня, и не только меня, интересуют конструирование и описание миров будущего, в которых хочется жить и за которые хочется бороться, я обратил внимание на уже довольно известный цикл романов Александра Розова о «трансутопии» (термин автора, который используется, по-видимому, в противовес «обычной» утопии) — вымышленной стране под названием Меганезия.
Оставим обсуждение художественных достоинств и недостатков текстов литературным критикам. Оценка правдоподобности описываемых технологий и разбор технических и естественнонаучных ошибок также далеко выходит за пределы эссе. Рассмотрим только экономические, политические и социальные вопросы. На сегодняшний день цикл о Меганезии включает в себя десяток романов, зачастую очень объемных, поэтому поневоле придется ограничиться самыми общими вопросами, а относящийся к значительно более позднему периоду мир «Неандертальского томагавка» — вынести за рамки.
В начале, на первый, в особенности не слишком искушенный, взгляд, некоторые моменты выглядят вполне многообещающими. Новая страна возникла в весьма неожиданном месте — на островах Тихого океана, которые сейчас не могут похвастаться технической и социальной прогрессивностью, — в результате событий, получивших название «Алюминиевой революции» (из-за использования революционерами аммонала). В Меганезии существует оригинальная политическая система, по утверждению автора, исключающая и прямо запрещающая наличие государства. Так ли это на самом деле — вопрос, к которому мы еще вернемся, но во времена засилья откровенно консервативных историй о могучих государствах, дальновидных императорах, пагубности социальных потрясений и тому подобном такая заявка — уже неплохо.
Более того, применительно к одному из ключевых героев автор пишет о некоем «транс-марксизме» (любовь к образованию новых и крайне расплывчатых терминов у него имеется) и время от времени вспоминает о некоторых идеях Карла Маркса. Впрочем, только о некоторых и в весьма своеобразной интерпретации… Автор совершенно справедливо считает, что существующая капиталистическая экономика более неспособна ни на что прогрессивное. С этим остается только согласиться. Но кто виноват и что делать? В чем состоит основная проблема современного мироустройства и что требуется взамен? Во всех романах цикла главным источником зла корнем всех проблем объявляются государства и «оффи» — меганезийское слово для обозначения чиновников или политиков какой-либо страны. В него, разумеется, неизбежно попадает и сросшийся с государственной властью капитал, в первую очередь финансовый. А вот определение государства у меганезийцев довольно-таки оригинальное (цитата из «Депортации»):