Интересно было осмотреть камеры гибернации. Но и здесь инструктор был краток: «Лечь следует на этот стол, нажать вот эту синюю кнопку. Все поняли? Повторите. Теперь попробуйте проделать это сами. Вот и молодцы! Хорошо получилось!»
— Мы с тобой настоящие космические волки! — сказал Вик. Логов поддакнул.
Потом, когда экскурсия закончилась, Вик с удивлением отметил, что больше всего времени заняло знакомство с микроволновкой и туалетом.
— Так вот какие дела у космических путешественников самые важные, — сказал он задумчиво.
— А я догадывался, что пожрать они любят, — пошутил Логов.
— Скоро для путешествий корабли не потребуются — сказал Вик. — Ко мне подошел изобретатель и рассказал интересную байку. Про то, как будут путешествовать уже через десять лет. Если получится, мы сможем вернуться на Землю.
Логов не выдержал и рассмеялся.
— Центр управления просто набит изобретателями под завязку, приличному переселенцу по коридору не пройти! Обязательно столкнешься с каким-нибудь Кулибиным.
— Как ты относишься к мракобесию? — спросил Вик.
— Хорошо отношусь, среди мракобесов попадаются по-настоящему смешные дядьки. Почему ты спрашиваешь? Твой изобретатель — мракобес?
— Не знаю, я пока не решил. Если у него получится фокус, который он задумал, то он — ученый, а если нет — мракобес. «В этот великий момент слишком тонкая грань отделяет меня от безумия» — процитировал он никому неведомый текст.
— С помощью какого двигателя собирается бороздить космос твой почти ученый? — поинтересовался Логов.
— Про двигатель он ничего не говорил.
— Как это?
— Он утверждал, что нашел способ передвигаться без двигателей. Вступительную часть его рассказа я, честно говоря, прослушал, отвлекся, помню только, он сказал, что наука, как самостоятельный способ познания мира, возникла самым естественным образом, отпочковавшись от традиционной магии, когда коммерческие нужды спонсоров потребовали ограничить сферу ее применения материальным миром.
— И передвигаться он предлагает с помощью магии?
— Если исходить из предложенного им определения науки, такой подход кажется разумным. Заменяем слово «передвижение» на слово «перемещение» и занимаемся телепортацией или, если позволительно воспользоваться научным термином, квантовой запутанностью.
— То есть нуль-транспортировкой?
— Нет, нуль-транспортировка совсем другое явление. Согласно лемме Веры Моисеевой нуль-транспортировка есть действие, объединяющее телепортацию, машину времени и мультипликатор. Мой собеседник говорил только о телепортации. На мой взгляд, разница невелика, но он настаивал, что это совершенно разные процессы. Он пояснил, что для реализации нуль-транспортировки не требуются специальные механические устройства, а для телепортации они нужны.
— Значит, ящик на борту корабля — это устройство для телепортации?
— Именно.
— Ну что я могу сказать? Здорово. Значит, мы сможем вернуться на Землю, если опыт закончится удачно?
— К сожалению, нет. Пока можно будет перемещать только неодушевленные предметы.
— Ты меня заинтриговал. Неужели сработает?
— Ничего не могу сказать. Парню пока еще не удалось испытать свое изобретение на практике.
— Почему?
— Потому что здесь речь идет не столько о механике, но о соответствующем душевном настрое оператора. Он сказал, что только переселенец, которому известно, что он никогда не сможет вернуться на Землю, способен поймать устойчивую волну многомерного мира, что и должно сделать перемещение возможным. На Земле пока еще ни один доброволец не сумел довести свое сознание до такой степени проникновения в тонкие структуры космоса.
— Твой изобретатель считает, что мы с тобой сумеем это сделать?
— Он с завистью сказал, что мы даже представить себе не можем, до какой степени отчаяния доведет нас самое непродолжительное пребывание на Марсе. И добавил, что для того, чтобы выжить, обязательно придется совершать подлые и мерзкие поступки. Он позавидовал переселенцам и выразил надежду, что перенесенные ими страдания и невзгоды обязательно заставят его устройство сработать.
— Добрый человек!
— Настоящий изобретатель!
27Следующие дни ушли на утомительные тренировки со скафандрами. Логов быстро затвердил порядок действий при подготовке скафандра к использованию и уже через два дня научился надевать его без помощи друга. У Вика без Логова ничего не получалось.
— Придется тебе следующие пятьдесят лет, или сколько там мы с тобой протянем на Марсе, провести вместе со мной в качестве гардеробщика.
— Я обещаю, — автоматически подтвердил Логов, так как прекрасно понимал, что даже если бы и захотел, куда бы он мог смыться из пещеры, которую готовит для них строительный 3D-принтер?
Каждый день, сразу после окончания занятий, Логов отправлялся к Марте. Они гуляли вдоль реки, наслаждаясь чудесным видом текущей вдаль воды, это было то, что на Марсе он никогда не увидит. Логов пытался запомнить, как выглядит спокойно текущая вода, но сделать это было чрезвычайно сложно, потому что случайный солнечный луч или внезапно появившийся над рекой туман самым причудливым образом меняли, казалось бы, двести раз увиденную картинку. Марта познакомила его с наиболее красивыми местами города, Логов был ей благодарен. Воспоминания о впечатлениях — это единственное, что останется на память о Земле. И еще о Марте.
А потом вдруг оказалось, что до старта осталось всего два дня. А это означало, что настал их последний вечер. Завтра утром его закроют на карантин. Именно сегодня он должен сказать Марте свои самые последние слова. Другой возможности у него больше не будет.
— Получается, что сегодня мой последний день на Земле, — сказал Логов с невыразимой грустью.
— Да. Завтра — карантин.
— Не знаю, что сказать. Не придумывается.
— Не верю, — улыбнулась Марта.
— Все равно придется говорить.
— Начинай.
— Зря, наверное, мы с тобой так много бродили по городу. У меня появились веские причины отказаться от полета. Оказывается, я слишком много теряю.
— Ты раньше не знал, что наша Земля красивая?
— Я не про Землю, а про тебя говорю. Путешествие на Марс — слишком маленькая плата за расставание с тобой. Без тебя я, наверное, долго не протяну, — начал он, но сбился с мысли и замолчал.
— Глупый, неужели ты подумал, что я отпущу тебя на Марс одного, я полечу с тобой.
Впервые в жизни Логов обрадовался, услышав, что его назвали глупым. Он крепко обнял Марту.
— Это правда? — никогда прежде он не слышал ничего более потрясающего.
— Клянусь синей биожидкостью, которая течет у меня в жилах вместо крови!
— Господи! Спасибо за все, что ты для меня сделал! — произнес Логов.
Известие казалось слишком фантастическим, чтобы он мог поверить в него, вот так сразу. Почувствовал ли он себя счастливым? Нет, конечно. Он ощутил только одно: как и говорили древние греки, ему теперь было некогда думать о пустяках, он должен был сделать счастливой Марту. Можно ли добиться этого на Марсе?
— Вынужден запретить тебе даже думать о полете! — Логов нахмурился и сказал то, что, по его мнению, он должен был сказать: — На Марсе очень опасно. Я боюсь за тебя. Нечего тебе там делать.
— А за других переселенцев не боишься?
Вопрос озадачил Логова.
— Они знают, на что идут!
— Вот и я знаю, — твердо сказала Марта.
Пришлось Логову еще сильнее обнять Марту. Его нос уютно уткнулся в ее волосы. Он не выдержал и поцеловал ее руку.
— Эй, не забывай, что мы с тобой переселенцы!
— Теперь это не имеет значения.
Марта отстранилась и строго посмотрела на Логова.
— О чем это ты?
До сих пор Логов был твердо уверен, что отправляется на Марс вовсе не из-за личной неустроенности или потери веры в завтрашний день. Наоборот, ему было приятно сознавать, что отныне он один из покорителей чужой планеты, строитель будущего. Он рассчитывал стать не диванным мыслителем, любителем рассуждать о новом дивном мире, а его создателем, который своими руками построит первую постоянную базу на Марсе, возведет форпост земной цивилизации. Логов не сомневался, что подвиг переселенцев обязательно приведет к покорению всей Солнечной системы.
Но вдруг ситуация изменилась. Появился пресловутый человеческий фактор. Он, Логов, перестал воспринимать себя всего лишь полезным винтиком, теперь экспедиция на Марс стала его личным делом, задела личные интересы. От одной мысли, что Марта, последовав за ним на край света, подвергнет свою жизнь опасности, Логов пришел в ярость.
— Вот, что ты выдумала! Нет моего согласия. Пожалуй, с мечтой о Марсе пора кончать! Нечего тебе там делать! Почему ты не спросила у меня разрешения?
— Логов, ты не имеешь права запрещать мне. Я своих решений не меняю. Пойми это, теперь тебе придется присоединяться ко мне. Если, конечно, захочешь.
— Не верю, что ты говоришь серьезно, — сказал Логов, он понял, что попал в безвыходное положение.
С одной стороны, он был бесконечно рад тому, что не потеряет Марту, с другой, полет на Марс — дело опасное. Пока это касалось только его, он, почему-то, об опасности не думал. Себя Логову было не жалко. Но совсем другое дело, когда опасность угрожает дорогому человеку. Логов знал одно, при любых обстоятельствах, он сделает все от него зависящее, чтобы остаться с Мартой.
— Мне придется отказаться от полета, — сказал он. — Мы останемся на Земле.
— Я все равно полечу, — сказала Марта решительно.
— Безумие какое-то.
— Ты со мной?
— Да.
— Прекрасно, значит, летим вместе. Встретимся завтра в Центре. Сегодня прогулка отменяется, у меня дела.
Логов смотрел ей вслед и не знал радоваться ему или плакать.
28Потрясение было столь сильным, что Логов растерялся. Теоретически он понимал, что должен проявить железную волю и настоять на своем решении. Вот только сообразить, в чем оно состоит, ему было не под силу. Он мужчина, так что должен принимать ответственность за свой выбор на себя. Но, в данном случае, что бы он не решил, все равно проиграет. Опыт подсказал ему, что наступил тот самый момент, когда от его выбора ничего не зависит. Изменить будущее невозможно. Так пусть все идет само собой. Они отправятся на Марс вместе, будут жить счастливо и долго и умрут, конечно, в один день.
Он вздохнул с облегчением. Что ж, это было не самое плохое решение. Во всяком случае, он согласен, чтобы так и произошло на самом деле.
Как внезапно все перевернулась в его жизни. Конечно, Логову следовало заранее выработать линию поведения. Времена, когда ему можно было действовать по наитию, прошли. Он подумал, что было бы проще, если бы память подсказала похожую историю, происшедшую с ним или с его знакомыми в прошлом, но не удалось. Логов понял, что должен немедленно рассказать о решении Марты Вику. В конце концов, его это тоже касалось, он был третьим. Они договорились встретиться в кафе.
Нужно было отыскать верные слова, ничего разумного, впрочем, в голову не приходило. Вик, напротив, выглядел вполне довольным. Логов рассказал о решении Марты, но и после этого благодушное настроение Вика не изменилось.
— А что? Мне кажется, что это даже к лучшему. Если бы я писал такой текст, обязательно использовал такой поворот сюжета. Не люблю трагические расставания. Вы с Мартой должны быть вместе.
— Неужели ты не понимаешь?
— Да ладно! Неужели ты никогда раньше не попадал в похожую ситуацию?
— Нет.
— Отлично! Вот и приобретешь новый опыт!
— Я думал, что ты мне поможешь!
— Не исключено, кстати. Дело в том, что твоя проблема не ситуационная, а литературная.
Щеки Вика покраснели, он наслаждался сложившейся ситуацией, ему явно было приятно обсуждать проблему, в которой он считал себя специалистом.
— Литература? При чем тут литература? — удивился Логов.
— Дружище! Литература занимает значительно больше места в нашей жизни, чем об этом принято думать. Так уж устроено человеческое мышление, что оно с одинаковым усердием обрабатывает как объективную информацию: быстрый – медленный или толстый – худой, так и субъективную: плохой – хороший, добрый – злой. Дело в том, что использование только одного из этих подходов неминуемо приводит нас к значительным ошибкам при познании окружающей реальности. Людям нужен метод, который бы объединял эти два такие разные способа восприятия мира.
— Прости, запутался.
— Есть два подхода к пониманию самых простых вещей: я измерил, и мне кажется. Только совместив информацию с ощущениями, мы сможем воспользоваться своим знанием для решения неоднозначных житейских задач. Например, я могу преподавать физику, но не хочу. Только с помощью логики трудно объяснить мое нежелание. Понятно?
— Ну и?
— Кроме теорем и духовных заповедей, которые, это надо понимать, вполне себе однозначны и не допускают множества толкований, есть еще притчи, которые нужны именно для того, чтобы показать, что у человека есть выбор в принятии решения. Мне кажется, что только после того, как появилась литература, люди стали человечеством. Они смогли обмениваться не только своими генами и простыми навыками, но и чувствами и их интерпретациями.
— Пещерный человек скалил зубы на противника, и тот знал — пищу ему просто так не отдадут. Зачем литература? Нужно качать мускулы.
— Очень хороший пример, Логов. Так и было, пока не появилась литература. А с ее появлением все изменилось, теперь нашим героям известно, как подобные конфликты происходили в прошлом, и к чему они могли привести. Выживали не сильные и тупые особи, которые подчинялись инстинктам, а те, кто мог предсказать последствия.
— Может быть. Только я не понимаю, как твоя теория незаменимости литературы может помочь мне?
— Ты спрашиваешь, как в литературном произведении могла быть описана ваша с Мартой ситуация?
— Разве это можно сделать?
— Конечно. Если хочешь, одну из версий я могу прямо сейчас…
— Но тебе нельзя сочинять!
— Почему? Меня же вылечили!
— А вдруг не получилось?
— Заодно и проверим. Итак, одна могущественная, но таинственная организация решает отправить добровольцев обживать далекую планету.
— Почему таинственная? — спросил Логов.
— Потому что никто не знает, зачем им понадобилось посылать группу людей на постоянное местожительство в далекий космос, лишив их возможности вернуться.