Логов кивнул.
— Разные люди записались в переселенцы, у каждого из них был свой повод отправиться в последнее путешествие. Некоторые из них были очень умными людьми, например, главный герой повествования. Образованный человек, он, к тому же, был романтиком. И чтобы чувствовать себя состоявшимся человеком, ему необходимо было совершить необычный поступок, который позволил бы ему уважать себя. Участие в колонизации другой планеты подходило для этого наилучшим образом.
Логов еще раз кивнул.
— Но была у него еще одна веская причина отправиться в космос. Он умирал. Врачи отказались его лечить, у него было очень редкое заболевание и тратить огромные деньги только для того, чтобы вылечить одного человека, никто не хотел. Но наш главный герой не унывал. Он даже принял участие в телевизионной передаче, посвященной полету. Он старался выглядеть веселым и уверенным, хотя страх того, что он не доживет до старта, не покидал его ни на минуту.
Эту передачу случайно увидела его давняя подруга, они не виделись уже десять лет. Она решила навестить его, тем более, что был повод — день рождения. Подруга с тортом и бутылкой красного вина нагрянула без предупреждения. Наш герой растерялся. Он уже давно мысленно простился с Землей, и был уверен, что его больше ничто не связывает с прежней жизнью. И вот, на тебе! Подруга!
Он пытался изображать стойкого бесстрашного героя, как привык это делать в последнее время, но у него ничего не вышло. Он смотрел на подругу, и его твердое намерение отдать свою угасающую жизнь на пользу человечеству куда-то подевалось. Еще несколько дней тому назад он был уверен, что никто и не заметит его исчезновения с Земли, и вдруг оказалось, что это не так. Какая разница, что они не виделись так долго. Она была и осталась частью его жизни. Той самой жизни, которую он перестал ценить, и которой хотел распорядиться так безрассудно.
— Зачем ты летишь? — спросила она.
— Хочу умереть достойно, — ответил он.
Подруга осталась и стала ухаживать за ним, применила какую-то полузапрещенную древнюю рецептуру знахарей из Центральной Мексики. И его здоровье, к удивлению медиков, стало улучшаться.
День старта приближался. Наш герой старался не думать о том, что с ним будет, когда подруга перестанет за ним ухаживать. Впрочем, это и без лишних размышлений было понятно.
«Я умру во время старта. Но лучше так, чем в кровати от болезни», — это он знал точно и такой исход его вполне устраивал.
За неделю до старта подруга объявила, что летит вместе с ним. Он удивился. Не знал, радоваться или печалиться. Его жизнь будет продлена, потому что она продолжит ухаживать за ним уже после того, как связь с Землей будет прервана. Осталось понять, хорошо ли это?
Уже в корабле они попрощались. Не верили, что герой переживет старт, но старались не показывать вида, вновь и вновь повторяя: «У нас все будет хорошо». И обошлось. Долгий полет в невесомости благотворно сказался на здоровье нашего больного, он чувствовал себя все лучше. Во многом благодаря тому, что на корабле рядом с ним оказалась заботливая женщина. Свободное время они проводили в беседах о самых невообразимых вещах. Наш герой был счастлив. Он только сейчас понял, как много потерял, что не общался со своей подругой все эти годы. Иногда ему казалось странным, что подруга появилась именно тогда, когда он больше всего нуждался в ее присутствии. Во время посадки на планету он умер.
— Грустно получилось, — сказал Логов. Он ожидал, что Вик придумает для своей истории счастливый конец.
— Дело не в этом. Сам подумай, если бы придуманный мною герой выжил, то притчи бы не получилось. Тебе было бы сложнее решать свою проблему с Мартой.
— А кстати, как твое здоровье? Сочинение истории не повредило тебе?
— Вроде бы нет. Будем считать, что меня окончательно излечили. Не забыть бы убраться с Земли, когда придет срок, — сказал Вик задумчиво.
— Хорошо. Теперь тебе придется объяснить смысл своей притчи. Прости, ты не про себя ли написал?
Вик сделал вид, что не понимает намека Логова.
— Собственно, вот это и есть настоящая литература. Из самых неожиданных кусков возникают новые смыслы, для каждого читателя свои.
— Как твой рассказ поможет мне?
— А вот этого я не знаю, — рассмеялся Вик. — Это уж ты сам. Правильнее было бы, если бы я спросил тебя: «Как тебе помог мой рассказ»?
— Мне нужно подумать?
— Да.
— Но я бы и так думал о Марте.
— Теперь тебе будет легче, у тебя появились подсказки.
— Понятное дело, она у нас — героиня, а я должен страдать! — сказал Логов.
29Проснувшись утром в субботу, Логов вспомнил, что его земной жизни подошел конец. Ему предстояло в самый последний раз в жизни использовать для своего завтрака привычные земные продукты. Он не сообразил, что нужно подготовиться специально. Пришлось довольствоваться обычным меню. Чашка свежезаваренного кофе. Запах молотых кофейных зерен следовало запомнить особо. Бутерброд с хлебом, маслом, сыром и колбасой. Еще он сварил себе крутое яйцо. Потом надкусил свежий огурец, съел яблоко и киви. Наелся.
Отныне ему придется пользоваться полуфабрикатами, а когда они закончатся — на всю жизнь не напасешься, их заменят питательные водоросли, которые будут составлять основную часть рациона. Как обещают биологи, ничто не помешает им произрастать в марсианских теплицах.
Он прощался не только с едой, но и с привычными вещами, окружавшими его всю жизнь. Да, он слышал, что нельзя становиться рабом неодушевленных предметов, однако кое-что лишнее себе позволял. У него была своя любимая чашка, из которой он предпочитал пить кофе или чай, и любимая чайная ложка, которую только он мог отличить от десятка других. Логов с неожиданной тоской осмотрел покидаемое им навсегда помещение. О каких-то вещах он никогда не вспомнит, о недоступности других будет сожалеть.
Но тут ничего не поделаешь. Пользоваться ложками, распечатанными на принтере, ему пока не приходилось, но он не видел в этом особой трагедии. В конце концов, можно было распечатать точную копию любой ложки, она ничем не будет отличаться от той, что он оставляет на Земле. Так можно будет поступить с любой другой вещью, внешний вид которой для него, по каким-либо причинам, будет важен.
А вот как быть с запахами, вкусом, сопутствующими звуками? На этот вопрос Логов ответил себе сам: «Нам придется обходиться воспоминаниями». Если на Марсе появится своя цивилизация, то самым ценным товаром для новоявленных марсиан станут воспоминания. Нужны будут не только писатели, способные сохранить ту часть прежней, земной жизни, которую можно выразить при помощи слов, но и совершенно неожиданные творческие способы сохранения впечатлений. Обязательно появятся люди, которые займутся воспроизводством и продажей запахов, например, новым марсианам будет интересно вспомнить, каков он, запах только что смолотого кофе. Или шашлыка. Или порции виски. Или коровьей лепешки. Или фиалки и других цветов.
Но особенно важно будет сохранить память о вкусе самых разнообразных продуктов питания. Народ на Земле привык к тому, что пища отличается по вкусу. Более того, люди стараются выбирать еду по этому признаку. Что-то им нравится, что-то нет. Поскольку переселенцы будут лишены такой возможности, у них обязательно возникнут психологические проблемы, которые придется решать.
Не менее важны фоновые звуки. Людям некомфортно в полной тишине. Но на Марсе привычные звуки будут недоступны. Их придется моделировать и воспроизводить.
Пение каких-нибудь птичек, завывания ветра, шум дождя, весеннюю капель, всех и не перечислишь.
Об этом надо будет обязательно поговорить с Виком. Была в этих размышлениях и смешная сторона. Логов вспомнил о безумных планах Вердиктова и рассмеялся. Этот забавный человек, желающий завладеть абсолютной, как ему кажется, властью, явно не принимал во внимание запахи, вкус и звуки. Он не думал даже о литературе! Его «аристократы» будут страшно удивлены, когда узнают, что их «титулы» не помогут им выиграть соревнование с человеком, способным воспроизвести запах свежего хлеба или вкус креветки.
Хорошо, что Агентство догадалось отправить на Марс с первой партией переселенцев писателя. Спасибо за это надо сказать Марте. Логов с удивлением отметил, что и он сам, благодаря Марте, стал совсем другим. Теперь у него было больше шансов выжить на Марсе. Странно, что он понял это только за два дня до старта.
Можно было считать это последней «земной» мыслью Логова. Уже через десять минут в его квартире появились специалисты из Центра подготовки. Пути назад больше не было. Логова раздели, тщательно обмыли какой-то синей полезной жидкостью и облачили в спецкомбинезон, после чего его отвезли на космодром. Следующий день Логов провел в карантинном помещении. Он думал, что там он встретит Марту и Вика, однако карантин положено было пройти в одиночестве.
— Дыхните в трубочку, — приказал врач.
— Я не пил вчера.
— Мы должны составить каталог содержащихся в вашем организме микробов.
Медосмотр не занял много времени, и уже через два часа Логов остался в одиночестве. В комнате, куда он был помещен, лишних вещей не было. Обстановка напоминала провинциальные гостиницы начала века: кровать, стул, шкаф и тумбочка. Стены, выкрашенные зеленой краской, вгоняли в тоску. В углу стоял холодильник с продуктами. Над ним висел плакат:
«Прием пищи осуществляется только в разрешенное время, согласно распорядку дня. В 9-00, 14-00, 18-00».
Логов выдавил из тюбика немного клубничного джема на кусок хлеба и с удовольствием съел. По расписанию обедать ему разрешалось только через два часа.
Думать о предстоящем полете не хотелось, в голове появились полузабытые воспоминания о том далеком времени, когда он еще не был знаком с Виком. Он ехал на велосипеде по какому-то лесу. Это было странно, потому что велоспортом Логов никогда не увлекался. У него даже не было своего велосипеда. Наверное, это была всего лишь детская неосуществленная мечта. И вдруг он вспомнил, что действительно однажды отправился на прогулку по лесной тропинке на ветхом драндулете, принадлежащем другу. Логов не умел кататься, а может быть, умел, но не пробовал до сих пор, но вестибулярный аппарат его был в хорошем состоянии, так что, когда ему удавалось залезть в седло и разогнаться, с посторонней помощью, конечно, он был способен удерживать равновесие продолжительное время. Прогулка доставляла ему удовольствие. Он открыл в себе еще одно умение, о котором даже не догадывался.
И все бы ничего, но лесные тропинки отличаются от ровных асфальтовых дорожек тем, что там встречаются крутые повороты, подъемы и опасные спуски. Катастрофа произошла в тот самый момент, когда его самомнение достигло максимума. Логов с трудом вписался в крутой поворот и полетел вниз под горку. Внизу ему следовало сделать еще один поворот, и все бы обошлось, если бы он не испугался. На полном ходу Логов врезался в молодую сосну, подбородок выдержал удар, однако небольшой шрам остался на всю жизнь.
Логов потрогал свой подбородок, шрам был на месте. Его можно было нащупать. Его наличие подтверждало, что это не фантазия, а воспоминание.
Непонятно только было, что с ним делать, и почему оно вдруг всплыло в сознании. Но об этом надо было говорить с Виком. Интерпретация воспоминаний — это по его части. Логов представил, как Вик внимательно слушает его историю с велосипедом, а потом пытается объяснить ее значение своими литературными способами. И наверняка придумает какое-нибудь замысловатое объяснение тому факту, что вспомнился этот эпизод именно перед стартом. И это будет, конечно, дурацкое объяснение, потому что всегда можно утверждать, что между любыми фактами существует некая связь, особенно, если не интересоваться смыслом событий и не требовать разумных доказательств. Человеческая фантазия безгранична. И это — главный недостаток литературы.
Больше Логов свой мозг воспоминаниями не утруждал. Оставшееся время посвятил компьютерным играм, не забывая в назначенное время делать перерыв на обед. Так было проще освободить голову от ненужных мыслей. Вот и это испытание подошло к концу. Время летит быстро. За Логовым пришли специалисты. Время раздумий подошло к концу, пора было отправляться в полет.
30Логов боялся, что его обязательно накроет волна черного пессимизма. Оснований для этого было более, чем достаточно. К его немалому удивлению, оказалось, что он испытывает неподдельную радость и облегчение, потому что в его жизни совсем скоро произойдет самое потрясающее изменение, которое только можно себе представить. Если бы у него брал интервью какой-нибудь известный блогер, то он бы честно признался, что сейчас больше всего хочет, «чтобы его путешествие поскорее началось»! Ожидание давно перестало быть забавным развлечением и превратилось в обычную нервотрепку. Логов был счастлив, потому что его желание очень скоро исполнится, и он покинет Землю. Навсегда.
Вот и этот этап жизни закончился. Логова еще раз обмыли синей жидкостью. Врач измерил его температуру и давление. Цифр не назвал, но остался доволен. Логову было предложено облачиться в защитный скафандр, используемый только при старте ракеты-носителя. Когда последний клапан был проверен, Логова отвели в комнату ожидания. Сразу после него привели Вика, а через пару минут и Марту.
Они успели обменяться только несколькими фразами, когда поступила команда занимать места на корабле. До стартового стола они доехали на автобусе, а дальше, на вершину огромной ракеты, готовой к старту, добирались на лифте.
Внешний вид ракеты удивил Логова. Он представлял, что она будет выше и не такой толстой. Впрочем, он не был разочарован: ракета была необычайно красива. Даже красивее тех, что он видел ранее в программах новостей.
Специалисты усадили экипаж в кресла, похлопали по плечам, пожелали успешного полета и закрыли люки.
Нельзя заранее предсказать, какие мысли возникнут у переселенца в последние минуты перед стартом. Логов, почему-то, стал оправдываться перед собой. Хорошо еще, что он не стал каяться вслух! Трудно доказать даже себе самому, что он решил покинуть Землю не потому, что возненавидел остающихся там обитателей, а по другим, благородным причинам. Логов оказался и обвиняемым, и судьей. В этом не было смысла. В такой ситуации не требуются прокуроры и адвокаты, достаточно честно признаться самому себе во всех грехах, если они есть. Любой ответ будет зачтен как истинный.
— Я покидаю Землю с чистым сердцем, прошу простить меня, если ненароком обидел кого-нибудь, но и сам на землян зла не держу! — сказал Логов громко.
— Хорошо сказано, дружище! — похвалил его Вик.
— Тебе страшно, Марта?
— Нет.
— Ты теряешь больше, чем мы.
— Почему ты так решил? Запомни, я ничего не теряю, только приобретаю. Любой психофизик был бы счастлив оказаться на моем месте. Кроме того, я считаю, что мы должны быть с тобой вместе, Логов. Так правильно.
— Это правда?
— Да. Но что потеряешь ты? Ты сказал, что я потеряю больше. Значит, что-то потеряешь и ты? Обычно так говорят о своих друзьях или врагах.