– Вроде нет.
– Темнота! Ну, про Фрейда, надеюсь, слыхал? Так вот. Он толковал: миром двигают два инстинкта: тяга к жизни, к продолжению рода, то есть эрос, и танатос – подсознательное стремление к смерти. У большинства оно явно не выражено. Но тем не менее присутствует в повседневной жизни и проявляется в сновидениях, в определенных поступках, на первый взгляд необъяснимых. По кладбищам она любила прогуливаться. Кстати, могилки совсем рядом с ее домом. Поговаривали, пыталась с жизнью расстаться, вроде вены себе резала. Шрамик на запястье у нее имелся, это точно. Но, похоже, старый. Если вообще шрам появился по этой причине. Разное, конечно, болтают… Но вот что я от нее самой услышала. Как-то, за полгода до смерти, Светка забежала ко мне поздравить с Рождеством. Подарок принесла. – Горшкова поднялась, достала из горки фарфоровую фигурку ангела. – Вот он – подарок.
– Чисто рождественский сувенир, и очень изящный… – со знанием дела сообщила Женя, разглядывая фигурку.
– К тому же соответствует прозвищу гражданки Горшковой, – закончил Альберт.
– Точно. Меня Ангелом некоторые кличут, – засмеялась хозяйка. – Пришла она довольно рано, чуть позже, чем вы сейчас. Я обрадовалась. Достала бутылку виски, кофе сварила. Она выпила рюмашку, и тут началось. Прямо бабья истерика. Давай жаловаться на свою судьбу, заплакала даже. Я ничего понять не могу. Главное, неконкретно говорит. Повторяет разную чепуху. Мол, грязь вокруг, одна грязь! С любой срыв может случиться. Клиент обидел или что похуже… А тут ничего определенного. Я ей толкую: расскажи конкретно, не прячь в себе, полегчает. Тут она вообще понесла о Боге, о дьяволе. Как будто с самого рождения обречена на страдания. Мол, под несчастливой звездой родилась, и весь род ее такой. Туману напустила. Якобы проклятье на ней какое-то висит. Бред! Тогда я ей напрямую: у тебя с мозгами все ли в порядке? Она отвечает: мол, с мозгами-то в порядке, а вот с другим… А с чем другим, не сказала. Думаю, может, заразу какую подцепила? Вдруг СПИД?! Снова напрямки. Она отрицает. Так в чем же дело? Где причина столь буйного поведения? Она снова о проклятии. Потом разговорилась. Как я поняла, не так давно она пережила очень сильный стресс, какие-то зверства. Отсюда все и пошло.
– А дальше? – спросила Женя.
– А что дальше? Напилась она, что с ней в общем-то случалось.
– Она что, алкоголичкой была? – спросил Альберт.
– Стресс снимала.
– Ладно. Еще один вопрос. Тут при обыске в квартире убитой обнаружена одна интересная кассета.
– Кассета? Понятно… Это та, где мы и Кудрявый с прокурором… Это была ее идея. Говорит: давай подстрахуемся на всякий случай. Снимем на видео этих двух козлов. Мало ли что. Вдруг одну из нас прижмут. А кассета – отмазка. Так сказать, шантаж в благородных целях. Я охотно согласилась. Она была умной девочкой и знала, что делает.
– А снимал кто?
– Не знаю. Не вникала. Она только сказала: человек очень надежный, ради меня в огонь прыгнет. Кассету мы потом посмотрели с ней вдвоем. Она сказала: запись существует в единственном экземпляре. Да мне-то какая разница.
– Так, может, ее из-за кассеты убили?
Горшкова пожала плечами:
– Сомневаюсь. Если бы за кассетой охотились, то наверняка вас опередили бы. Потом Кудрявого вскоре убили…
– Это-то и странно.
– Чего тут странного? Бандитов что ни день мочат. Свои же…
– А Монаков?
– Прокурор? А что он? Скорее всего даже не знает про то, что запечатлен для потомков. А вы ему сообщите? Пускай порадуется, что стал киноартистом. А может, по телику покажете? Ведь сенсация. Прославитесь на всю страну.
– Но кто все-таки снимал?
– Сказала же: не знаю. Все! Аудиенция окончена. Я и так сообщила вам больше, чем следовало. Только из симпатии к тебе, лейтенант.
– И что ты по поводу всего этого думаешь? – спросила Женя, когда они вышли из подъезда на залитую зноем улицу.
– Все эти бредни об эросе и танатосе не для меня. Мне кажется, дело в кассете.
– Ну а версия о маньяке?
– Нельзя сбрасывать со счетов и этот вариант. Ясно одно: нужно искать человека, который вел съемку. Кто это может быть? Скорее всего кто-то действительно очень близкий Вержбицкой. Которому она полностью доверяла. В то же время на такое может пойти человек заинтересованный. Потом я не верю в единственный экземпляр кассеты.
– Так кто же мог вести съемку? Ведь не пригласила же она оператора с телестудии?
– Я думаю, этим неизвестным мог быть только один человек. Ее сутенер.
– А у нее был сутенер?
– Можешь не сомневаться. И я обязательно узнаю, кто это.
– Можно было спросить у Горшковой.
Альберт засмеялся:
– Думаешь, она действительно не знает, кто снимал? Ерунда! Знает, конечно. Но никогда не скажет. Более того, в эту минуту она наверняка звонит кому следует и сообщает о нашем визите. Знаешь что? Отправляйся в психиатрический диспансер. Проверь, не состояла ли Вержбицкая там на учете? Может, обращалась за консультацией или имела отношение еще каким боком, а я пробегусь тут по нескольким адресам, постараюсь уточнить некоторые предположения. Завтра доложишь. А пока разбежались.
ЧЕРЕЗ КЛАДБИЩЕ
В психдиспансере о Вержбицкой никто никогда не слыхивал.
Сейчас Женя в одиночестве сидела дома перед телевизором. Показывали какой-то допотопный фильм про правильных людей, которые противостояли людям неправильным и в конце концов их побеждали. Мать уехала на дачу, звала с собой Женю, но та сослалась на предстоящие завтра с утра дела. А может, и зря. Сидела бы сейчас на скамейке под вишней, взирала на шесть соток и подсчитывала предстоящий урожай.
Она вспомнила октябрь девяносто третьего. Танки прямой наводкой бьют по «Белому дому», снайперы садят с крыши и тут же рядом беспечно прогуливаются граждане с мороженым в руках. А она, Женя, видит происходящее, сидя дома на удобном диване перед телевизором. Разве это не удивительно? Вот танк врезал по сверкающей громадине парламента, клубы пыли, дым… Может, в этот миг гибнут люди, рвутся судьбы, а она и миллионы других с отстраненным любопытством взирают на это зрелище, жуя бутерброд или поглощая очередную кружку пива. Грандиозные катаклизмы потрясают страну, но они в лучшем случае лишь щекочут нервы в паузах между рекламой памперсов и сникерсов. Мир сжался до размеров телеэкрана. «За полгода конфликта в Бурунди погибло около миллиона человек!» – сообщает диктор. Миллиона!!! Ужасаешься на секунду и тут же забываешь, потому что рахитичные дети с раздутыми животами и смертной тоской в глазах уступили место вернисажу итальянской моды в Венеции.
Количество страдания не уменьшилось. Оно неизмеримо больше, чем, скажем, в середине века. Просто оно стало чем-то абстрактным, отразившись в экране, как в кривом зеркале. Горит ли твой дом? Нет? Ну и слава богу! Завтра покажут что-то новое.
Мысли Жени прервал звонок телефона.
– Белову! – услышала она незнакомый голос.
– Слушаю.
– Это беспокоит дежурный по отделу. Через пять минут за вами заедет машина. Распорядился майор Буянов. Выходите к подъезду.
– А что случилось?
– Все расскажет сам майор. – В трубке раздались короткие гудки.
Кроме нее и водителя, в «Рафике» были четыре человека. Знакомым был лишь Буянов.
– Практикантка наша, – представил он Женю, – Якова Ильича Белова дочка.
– Ага, – заметил пожилой бородатый дядька, – преемственность. Похвально. А ты, Николай, зачем ее с собой тащишь?
– Пускай привыкает. Практика есть практика.
– Успеет еще насмотреться, – произнесла женщина лет сорока с усталым лицом и плохо накрашенными губами, – зря вы ее побеспокоили, Николай Степанович. Сидела бы дома. Вдруг на свидание собиралась? – Женщина засмеялась и уткнулась в журнал.
– А что случилось? – поинтересовалась Женя как бы невзначай.
– Убийство, – сообщил бородач.
– Познакомься, следователь прокуратуры Петр Иванович Дымов, – отрекомендовал его Буянов, – судмедэксперт Малевич Елена Дмитриевна, – указал он на женщину, – а это оперуполномоченный Судец Рудольф Исаакович, старший лейтенант. – Молчавший до сих пор молодой человек в милицейской форме церемонно кивнул головой. – Водителя зовут Гена.
Малевич отложила журнал.
– Невозможно читать, свету мало. – Она обратилась к Жене: – Знавала вашего батюшку. Дотошный был человек. За всякую мелочь цеплялся. – Сказано было явно с подтекстом, смысл которого, видно, был понят остальными. Жене почудился оттенок, похоже, негативный. Она хотела поинтересоваться, что имела в виду судмедэксперт, но ее опередил Буянов.
– Совершено преступление, – заявил он, обращаясь к Жене, – обнаружен труп. Я хочу, чтобы ты присутствовала при обследовании места преступления, познакомилась с ходом следственных мероприятий. Словом, соприкоснулась…
– С грязью, – перебила его Малевич. – Лишилась, так сказать, невинности. На каком курсе?
– Четвертый.
– Поздновато бросать. Впрочем, юристу не обязательно копаться в дерьме. Скорее наоборот. Вон в Штатах нет профессии почетнее и доходнее.
– Кроме врачей, – пробурчал себе под нос Дымов.
– Да, и врачей! Именно врачей! А у нас? – И она без всякой связи спросила: – А куда мы, собственно, едем?
– На Богачевское кладбище, – отозвался Буянов.
«Богачевское… Это же почти рядом с местом убийства Вержбицкой, – вспомнила Женя. – Совпадение?»
– Там поблизости Вержбицкая жила, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Это которая Вержбицкая? – откликнулся Дымов.
– Которую задушили, – пояснил Судец. – Две недели назад.
– Девица молодая, – подсказала Малевич. – А по этому делу есть какие-нибудь результаты?
– Пока нет, – сказал Буянов, – вот она занимается. – Он кивнул на Женю. – Ираклий, как вы знаете, в больницу попал.
– Она?! – Малевич с откровенной насмешкой посмотрела на Женю. – Дай бог, как говорится…
– Все-таки, мне кажется, это работа маньяка, – продолжала Малевич. – Сам способ убийства… Удавка. Мешай она кому – нож или пуля куда проще. К тому же раздел ее… Зачем? Ведь не изнасиловал.
Женя глянула в окно – они как раз проезжали мимо дома Вержбицкой. Через пару минут микроавтобус затормозил у ворот кладбища. К ним, прихрамывая, быстро шел какой-то старик, облаченный, несмотря на жаркую погоду, в ватную фуфайку.
– Вы кто? – спросил Буянов, отворив дверцу.
– Кувалдин, смотритель здешний, – хрипло произнес старик.
– Залезайте.
Кувалдин влез в микроавтобус, и в салоне возник густой запах перегара.
– Фу! – с отвращением произнесла Малевич. – И почему могильщики так много пьют?
– А для профилактики, – нисколько не смутившись, сказал Кувалдин. – Кладбище, опять же миазмы… Да вы, доктор, не хуже меня знаете.
– Мы разве знакомы?
– Да как же, Елена Дмитриевна, или забыли меня? Лет пятнадцать назад вы еще в хирургии были, совсем молоденькая. Оперировали меня. Забыли! Я на железке работал, составителем. Между вагонами попал, голень мне раздробило. Вы мне ногу, можно сказать, по частям собирали.
– Как будто припоминаю, – неуверенно сказала Малевич. – Кажется, Иван?
– Точно!
Микроавтобус въехал на территорию кладбища. Замелькали могильные памятники, кресты. Асфальт довольно быстро кончился, свернули вправо на узенькую дорожку, шедшую почти вплотную к могилам.
– Стоп! Поезд дальше не пойдет! Вылезайте, господа! – Кувалдин явно находился в приподнятом настроении.
Женя вышла из автобуса вместе с остальными и взглянула на часы – начало десятого. Понемногу начинало смеркаться, но было еще достаточно светло. И почему-то именно на кладбище Женя в первый раз в этом году по-настоящему ощутила, что наступило лето. Одуряюще пахло сиренью, рядом в кустах щелкал соловей, ему вторили неведомые Жене птахи. Дневной зной спал, духота исчезла, стояла полная тишь – ни ветерка, ни шороха. Воздух замер.
– Благодать, – вздохнула Малевич, – сюда следовало приехать только ради этого вечера.
– Сейчас работа начнется, – напомнил Дымов, – настраивайтесь, Елена Дмитриевна.
– Эта часть кладбища довольно старая, – ни к кому конкретно не обращаясь, стал рассказывать смотритель, – хоронить начали еще до революции, поэтому здесь много интересных памятников, я бы сказал – уникальных…
– Мы не на экскурсию сюда приехали, – оборвал его Буянов. Чувствовалось, что он начинает раздражаться. – Ведите нас к месту, где обнаружили труп.
Кувалдин покорно смолк и медленно двинулся вперед по едва заметной тропинке.
– Далеко идти? – спросил Судец.
– Минут пятнадцать. Все сильно заросло, чистый лес. Птицам тут раздолье, даже зверушки разные водятся.
Наконец пришли.
– За теми кустами, – сказал Кувалдин.
Все ускорили шаг, кое-как протиснулись сквозь кусты, и им открылось то, ради чего они приехали сюда.
– Ничего себе! – воскликнула Малевич.
ОТРЕЗАННАЯ ГОЛОВА И
ДРУГИЕ НЕОЖИДАННОСТИ
Перед ними находился большой памятник из темно-серого лабрадора, представляющий собой две плиты – вертикальную и горизонтальную. На надгробье, прислонившись спиной к вертикальной плите, полусидел обнаженный мужчина. Голова его находилась не на своем обычном месте, а была пристроена между ног.
Какое-то время Женя тупо смотрела на представшую перед ней картину, не в силах воспринять ее как реальность. Внезапно желудок подпрыгнул и устремился вверх. Она опрометью бросилась в кусты. Ее выворачивало наизнанку. Наконец Женя привела себя в порядок и вернулась к остальным.
– Ну-ка, понюхай! – услышала она голос Малевич.
В нос ударил резкий запах нашатыря. Женя дернулась и пришла в себя.
– Дыши глубже, – посоветовала Малевич, – на него не смотри…
– А может, пойдешь погуляешь? – предложил майор.
Женя отрицательно мотнула головой.
– Ну как знаешь. – Буянов, видно, пожалел, что взял ее с собой, однако неудовольствия не выразил.
– С каждым может случиться, – сообщил Судец, – я сам первый раз…
– Начинаем работать! – резко произнес майор. – Через час будет темно. А ты, Гена, – сказал он стоящему поодаль шоферу, – иди вызывай труповозку.
Малевич надела резиновые перчатки и подошла к трупу… Предзакатное солнце залило окрестности призрачным светом, отчего происходящее казалось Жене и вовсе нереальным.
Судмедэксперт взяла голову в руки и стала ее осматривать.
– Мужчина лет тридцати, может, чуть моложе. Хорошо сложен, рельеф мускулатуры говорит, что он скорее всего серьезно занимался спортом, чем-то вроде модного нынче бодибилдинга или, возможно, тяжелой атлетикой, плаванием. Обмеры?
– Потом, – отрывисто бросил майор, – нет времени. Судец, обследуй место и ищи следы! Скорее всего его принесли сюда.
– Наверняка, – подтвердила Малевич. – Убийство произошло не здесь. Труп практически обескровлен, как будто кровь спустили нарочно. Голова отделена от тела каким-то острым предметом типа ланцета или опасной бритвы. Шейные позвонки перерублены.
– Татуировка?
– Отсутствует. Вряд ли это уголовник. Скорее всего человек из обеспеченных. Гладок, упитан…
– Сейчас и уголовники упитаны, – буркнул Буянов. – А вы что скажете? – обратился он к смотрителю кладбища.
– О чем?
– Как обнаружили? Ведь это место, насколько я понимаю, почти не посещается.
– Наше кладбище вообще заброшенное. Захоронения производим довольно редко, по специальному разрешению. Поскольку санстанция не дозволяет. Кладбище-то закрыто. Днем, конечно, народ бывает. Родных навестить…
– Короче, пожалуйста!
– Я обратил внимание на птиц. Сороки в этой стороне сильно кричали, воронье также…
– Да, птицы здесь уже побывали, – подтвердила Малевич, – глаза выклеваны. Скорее всего лежит он здесь второй день.
– А убит когда?
– Тоже дня два как.
– Что прокуратура скажет? – обратился майор к Дымову.
Тот развел руками.
– Следы?
– Явных следов нет. Все заросло, открытый грунт отсутствует, – сообщил Судец, – трава кое-где примята. Ни окурков, ни прочего. Чисто сработано. Может, и проглядел чего. Темнеет ведь. Завтра еще раз посмотреть можно.
– Тащил-то его не один человек, а наверняка двое, голова опять же… Посмотрите, нет ли под ним чего.