Не закрыта! Все правильно! Надо вставить этим оболтусам. Первый отряд в душ шел последним…
– Ну здравствуй! – глухо произнес Матвей, и вода литься перестала.
Алена поперхнулась воздухом и, чтобы не упасть, привалилась плечом к стене.
Глава третья
Ничего не произошло
Ветер свирепо рвал листву. Стонали сосны. Пыль с дорожек взлетала, как после работы старательного дворника, и носилась по воздуху. Колючие песчинки попадали в глаза. Хотелось чихнуть.
– Дождь будет, – раздалось из темноты.
Кабанов выпрямился, сплевывая с губ травинку.
– Дождь – это хорошо, – нехотя отозвался он.
Новый порыв ветра толкнул его в грудь, заставив покачнуться. Он уцепился за куст магнолии. Захрустели ветки.
– Чего звал? – Сашка изучал добычу – ветку с цветком. Не подарить ли ее Зайцевой?
– Хочу отправить тебя обратно в изолятор, – выступил из сумеречного подлеска Кривой.
Юрка Кривонос терпеть не мог ни свою фамилию, ни кличек, которыми его постоянно награждали. С обидчиками он дрался, нападая без предупреждения, до того, как любитель коверкать имя догадывался, что поступил опрометчиво.
– Был честный спор. Завтра дискотека. – Сашка безжалостно смахнул с отломанной ветки и цветок, и листья, похлопал получившимся хлыстиком по ноге, проверяя.
– Вот завтра ты и ляжешь в изолятор. Выбирай, что тебе лучше сломать – ногу или руку?
Кабанов еще шире растянул губы в ухмылке.
Кривой весь вечер цеплялся к нему, подсылал своих гвардейцев, и Сашка сам назначил ему встречу – около въездных ворот, подальше от корпусов и полуночничающих взрослых. Он знал, на что шел. Только драка могла разрешить их спор. Ирка привлекала внимание многих, выбрала – его. Но это надо было еще доказать.
За спиной у Кривого зашепталась гвардия. Чиркнула зажигалка.
– Покурим? – добродушно предложил Кривой, делая шаг вперед и выплевывая листик, который он до этого жевал.
– Курить – здоровью вредить. – Сашка не шевельнулся. Кривой сокращал между ними расстояние, собираясь напасть.
– О здоровье беспокоишься?
Юрке очень шла его фамилия. Он был сплошным нарушением законов гармонии и симметрии – улыбался криво, обнажая невероятно кривые зубы.
– О твоем!
Кабанов сделал выпад, хлестнул противника прутиком по лицу. Юрка прикрылся руками, и Сашка пнул в его открытый живот, махнул ногой, целясь в колено. Но Юрка уже отскочил в сторону, встряхиваясь, как собака. Гвардейцы за его спиной стояли немым строем. Это была не их драка.
– Вот какой у нас разговор пошел, да? – заводил сам себя Юрка. – Значит, поговорим! – Он шагнул вперед, заставив Кабанова отступать. – Чтобы завтра к Ирке близко не подходил!
– А ты у нее спросил, чего она хочет?
– Обойдусь без ее мнения! Я сказал! Да ты и не подойдешь! Только если на инвалидной тележке подъедешь.
Они врезались друг в друга, сопя, наседая, наваливаясь. Замелькали белые руки. Свистел прутик. Но Кривой не сдавался – попадало больше по куртке и штанам.
– А вы все курите?
Сашка резво отступил, заставив Кривого дернуться, в попытке удержать равновесие.
– Больше не будем, – тяжело выдохнул Кабанов, поворачиваясь к вышедшей из темноты Ирке.
– Не будем, – кивнул Кривой, с размаху насаживая Сашку под дых на кулак. Когда Кабанов согнулся, другой рукой Юрка съездил ему по лицу. Сашка охнул, опрокидываясь на землю. – Ты сюда зачем пришла?
Зайцева равнодушно проследила за перемещением Сашки в пространстве.
– Там Королев объявился.
– Ходо?к, – Кабанов вытер окровавленные губы.
– И чего? – Кривой лениво погладил кулак.
Ирка выдержала приличную паузу, словно оценивая – достойны ли ответа находящиеся рядом с ней.
– Ничего. – Слова она отвешивала скупо. – Никого не узнает. Как вышел из изолятора, не помнит. Где был – тоже.
– Во заливает, – восхитился кто-то из гвардейцев.
– Врет небось, – лениво приговорил Лешку Кривой. – А ты чего одна? Твоя подруга где?
– В палате плачет. Лешка и ее не узнает. Говорит, первый раз видит.
– Во дает, – снова подали голос гвардейцы.
– И где он сейчас?
– Его вожатые чаем отпаивают. За старпером отправили, начальником. Вот я и пришла на вас посмотреть.
– Ну и как? Посмотрела?
Кривой все наступал. Он хотел оттеснить Зайцеву от Кабанова, заставить смотреть только на него. Но Ирка на все его ухищрения только презрительно хмыкнула, отворачиваясь.
– Насмотрелась уже! – Она склонилась над Сашкой. – Отдохнул? Вставай. Пошли!
– Куда?
– На кудыкину гору. – Ирка вдруг перестала улыбаться, словно что-то услышала. – Начальника звать.
Сашка сплюнул красную слюну и легко поднялся с земли. Зайцева демонстративно подхватила его под локоть, смахнула с плеча прилипшие хвоинки. Бросила застывшему Кривому:
– А кое-кому спать пора. А то вас ругать будут.
– И вы не задерживайтесь, – Кривой подпустил в голос металла. – Побыстрее там. До административного корпуса и обратно.
– Ничего, справимся, – не сдержалась Ирка, хотя понимала: надо молчать. Умный не тот, за кем последнее слово, а кто вовремя остановился. – Без советчиков.
– Ну конечно, вы же люди ученые. – Голос Кривого зазвенел. – А умеючи – это долго.
Кабанов дернулся было, но Ирка держала его крепко.
– Потом пошумишь, – процедила она сквозь зубы.
Сашка тяжело задышал. Он не привык, чтобы им командовали. Но второй раз проиграть драку на глазах у Зайцевой – не лучший вариант.
– Как ты нас нашла? – Сашка еще не совсем пришел в себя после поражения, хлюпал носом, боялся глубоко вздохнуть, чувствуя неприятную боль в ребрах.
– Чего вас искать? Вы топали по коридору как слоны.
– Я в окно вылез.
– Значит, Кривой топал.
– Он тоже через окно.
– Значит, кто-то еще топал, – не сдавалась Ирка. – Какая разница! И так было понятно, что вы чудить начнете.
– Это из-за моего выигрыша, – с вызовом произнес Сашка.
Ирка остановилась. Сейчас она была невероятно красива, словно соткана из лунного света. Серебристая футболка, серые джинсы, пепельно-рыжие волосы. Ладони у Кабанова вспотели. Ему захотелось зажмуриться.
– Ну так получай свой выигрыш.
Он, наверное, все-таки зажмурился. Потому что не увидел, как Ирка к нему приблизилась. Почувствовал: холодные губы коснулись щеки, иголочки льда обожгли губы, как будто и правда сосульку приложили. Вот тогда-то он глаза и распахнул. Лицо Зайцевой при лунном свете оказалось неприятно-синюшного цвета, глаза странно-белесые, а волосы – светлыми. Она отодвинулась от него, растягивая темные губы в улыбке.
Это была не Ирка. Маленькое личико, маленький носик, маленькие глаза. На лоб падает челка. Волосы светлые, перекинуты через плечи, и видно, что они короче Иркиных – по грудь.
– Любишь? – прошелестело явление и начало поднимать руку, слово собиралось схватить Сашку и утащить… Куда? К чертям?
– А! – шарахнулся Кабанов. Боль в ребрах от резкого крика стрельнула по телу, врезалась в затылок, вялой каплей стекла в пятки.
– Ты чего орешь?
Зайцева так и стояла в нескольких шагах от него, лунный свет целовал ее макушку.
– Только что!
Кабанов завертелся, борясь с желанием присесть. Колени подламывались, но он силой заставлял их держаться. В щеке и губах ощущался холод. Он с яростью провел ладонью по лицу. Иголочки льда впиявились в кости, холодным ознобом пробежали по телу. Сашка сильнее потер щеку. Захотелось умыться. Сунуть голову под горячий душ. Нет, лучше стянуть кожу, встряхнуть, вывернуть наизнанку и натянуть по новой.
– У тебя чесотка началась? – скривилась Ирка. – Целоваться будем?
Кабанов вздрогнул, вглядываясь в Зайцеву.
– В следующий раз, – прохрипел он. – На дискотеке.
Ирка обиделась. Улыбка ее стала жалкой, бровки встали домиком. Даже лунный свет споткнулся над ее макушкой и выключил колдовское сияние. Вокруг разлилась ночь. Самая обыкновенная. Без фантазий.
– Тогда пошли, – вздохнула Зайцева, сутулясь. – Нам до начальника и обратно.
Она захрустела кустами, выбираясь на дорожку. Кабанов стоял. Душ! Срочно! И три литра одеколона на лицо.
– Ты со мной?
Умыться. Прямо сейчас.
– Иду.
Сашка оторвал ноги от земли, почувствовал, какими они стали деревянными, и неловко зашагал к Ирке.
– Что с тобой?
– Ты ничего не видела?
– Видела. Тебя. Как ты стал прыгать и орать.
– Тут девчонка какая-то…
– С синим лицом?
Он на мгновение обрадовался – Ирка тоже видела эту кикимору, ничего ему не показалось… Но Зайцева уже состроила презрительную мину.
– Хорош заливать. Покойницы ему видятся. Как в изоляторе полежали, так шарики за ролики заскочили. Еще скажи, что ты теперь боишься идти в административный корпус, потому что там умершая девчонка.
Кабанов остановился. Они прямым ходом направлялись к изолятору, где на втором этаже…
– А разве Семеныч у себя в кабинете?
– Не у себя, так дома. Все равно нам в эту сторону.
Зайцева все шла и шла вперед, и даже не шла, а плыла по дорожке. Вокруг нее вился теплый воздух. Кабанов проморгался, прогоняя идиотское видение. Все-таки Кривой ему здорово врезал по голове, глюки начались.
– Ты там примерз? – из странного далека поинтересовалась Зайцева.
Или опять не Зайцева? Потому что ему временами казалось, что это все-таки не Ирка. Она словно начинала двоиться. Вот идет она, длинные волосы шлейфом струятся по спине, легкие пряди взлетают от движения. То это уже не она, а кто-то в темной футболке и юбке, волосы короче и совсем не развеваются.
Душ! И шоколадный батончик. Переутомился он сегодня.
Не Ирка смотрела на него, протягивала руку. Они уже были около административного корпуса. На втором этаже в знакомой палате горел свет. В соседней тоже. Сашка знал, что если он посмотрит на окна, то увидит в них… кого?
Просто умыться. Это быстро.
– Я сейчас!
Сашкино тело вдруг стало легким, как воздушный шарик.
– Быстренько схожу и вернусь!
Он помчался. Может, за ним и гнались, но он был быстрее. Галопом проскакал по дорожкам, поднырнул под свисающие ветки акации, рванул дверь корпуса.
Вожатый Матвей стоял в холле невозмутимым памятником. В первую секунду Кабанов замешкался – будут ругать, потянут на разборку…
– Вы позвали Семеныча? – спокойно спросил вожатый.
И тут Сашка понял, что всю дорогу почти не дышал. Воздух колом застрял в горле. Захотелось как следует продышаться. Боль в ребрах отправилась по уже отработанному маршруту.
– Он идет, – с трудом выдохнул Кабанов и юркнул налево за угол, где были душевые.
Нет, его никто сейчас не мог догнать. Ни одна живая душа.
Живая…
Намылил руки. Смыл. Намылил еще раз, взбил как можно больше пены и стал тереть лицо. Щеку – до скрипа. Губы – пока не начало щипать. Намылил. Кожа издавала под его пальцами неприятное попискивание.
Снять кожу, встряхнуть, вывернуть, надеть.
Коридор наполнился звуками шагов – пришел Кирюша. Кабанов проскочил за его спиной, на цыпочках пробежал через палату к угловой койке под окном. Конечно, никто не спал. Стонали кровати, шуршали одеяла. Неприятным горохом сыпалось на пол: «Ччччто там?», «Чччто?», «Чччччч».
Сашка полез в свою тумбочку. Добра у него немного. Главное достояние – «Тройной» одеколон. Мать дала, от укусов комарья и мошкары мазаться. Самое время применить.
Щедро ливанул резко пахнущей жидкости в ладонь и – как делал отец после брится – махнул по всей щеке.
Адская боль, словно и правда снимают кожу, холодом вонзилась в скулу. Представилось страшное – щеки больше нет, остался жуткий провал, как бывает у зомби в фильмах ужасов.
Кабанов застонал, принялся тереть щеку подвернувшейся чистой футболкой, из той же самой тумбочки добытой. Стало еще больнее. От запаха закружилась голова.
Горох застучал пулеметной очередью: «Тттты чччего?», «Тттты ччччего?», «Тттттт!».
Вспыхнул свет.
– Ну вот, уже и Кабан свихнулся, – добродушно заметил Кривой, непонятно каким чудом уже лежавший под одеялом. Словно и не ходил никуда.
Сашка сидел на кровати, зажмурившись, прижимал к лицу футболку, пытаясь сдержать слезы. Плакать хотелось нестерпимо – от боли, от унижения, от осознания того, что совершил какую-то непоправимую ошибку.
– Саша! Что с тобой?
Вожатая Алена отрывала его руки от лица. Кабанов сопротивлялся. Сопел, закусывал губы, постанывал. Но бой за футболку он проиграл.
Кривой присвистнул:
– Ничего себе, поцелуй. Она тебя покусала? А говорили, умеючи…
– Ты что, одеколон пил?
Сашка поднял глаза. Алена была в ужасе. Она смотрела на ярко-красное пятно, расплывающееся на щеке Кабанова, на страшные опухшие губы.
– Пошли!
Кабанов сдался. Ему вдруг стало все равно. Он поднялся и побрел за вожатой в коридор. Футболка упала, запуталась в ногах.
Закуток вожатых – короткий коридор с выходом в две палаты на три кровати – был ярко освещен, туда-сюда ходили. Взъерошенный Королев с еще мокрыми после купания волосами сидел в комнате девушек за столом, на котором было все, о чем они только могли мечтать по ночам. Стакан горячего крепкого чая, сквозь прозрачные стенки видно, как опадают, тая, щедрые куски сахара, россыпью печенье, пряники и конфеты, на тарелке нарезанные шматы вареной колбасы и куски белого ноздреватого хлеба с палец толщиной. При виде такого великолепия Кабанов забыл о своих печалях. По вечерам от голода они жевали какую-то кислую траву, растущую вдоль забора. Она цвела красивыми крупными цветами, похожими на колокольчики. От такого жевания приходила не сытость, а тупое равнодушие, голова дурела. А здесь…
– С этим что? – Карина, вожатая второго отряда, перестала кромсать сыр.
– Что с тобой? – растерянно спросила Алена, которая привести-то Сашку – привела, но ничего не успела узнать.
– Меня покойница поцеловала, – сам не заметил, как признался Кабанов.
Королев, сильно дернув плечами, фыркнул и, заваливаясь назад всем телом, громко расхохотался.
– Нет, ну вы, дорогуши, издеваетесь! – приподнялся на своем месте Кирюша.
– Что у вас происходит? – негромко спросил появившийся на пороге Семен Семенович.
– Ничего не происходит, – прогудел у него за спиной Матвей. – Все в порядке. Как всегда.
– А почему у вас пахнет одеколоном?
Лешка последний раз булькнул и затих. Карина выронила нож.
– Я вам больше не нужна? – Королевой выступила из коридора Зайцева. От взгляда, которым она наградила Кабанова, Сашке захотелось провалиться сквозь землю.
– Иди, попей чаю, – пригласила Карина Ирку, а сама вцепилась в Сашкину руку. – Все нормально, – пробормотала она, вплотную подходя и обдавая незнакомым сладковатым запахом. У Сашки который раз за сегодняшнюю ночь закружилась голова. – Нормально, – врала Карина. – До свадьбы заживет. Ничего не произошло. Пойдем.
И утащила его в соседнюю палату, где на кровати спал вожатый третьего отряда Макс. От включенного света он даже не шевельнулся.
* * *– Вот ведь дурак, а? Дурак! – Карина щедро мазала лицо Кабанова кремом. – Как маленькие, честное слово! Сколько раз ты мылом умывался?
– Раза три. Не помню.
Щипало немилосердно. Кабанов уклонялся. Но руки вожатой работали быстрее.
– Не шевелись! – шлепнула она его по губам. – Сейчас все пройдет. Ты всю защиту с кожи содрал, а потом еще спиртом прижег. Конечно, опухнешь! Что у тебя с лицом произошло, ты мыться побежал? В паутину, что ли, влетел?
Это был выход! Кабанов уцепился за спасительные слова.
– Да, паутина. И паук там такой…
– Первый отряд, а пауков боитесь, – добродушно хохотнула Карина. Невысокая, полноватая, с черными густыми волосами, черными быстрым глазами – все у нее было легко и просто. – Сиди. Крем впитается, я уберу лишнее. И на солнце завтра не выходи. С таким лицом только в изоляторе сидеть.
При упоминании изолятора Сашка напрягся.