В дверь заглянули шестиклассники, с нетерпением дожидавшиеся урока.
— Давайте начнем пораньше, — предложили они.
— Входите, ребята, — сказал информатик. — Привет.
— А вы нам сегодня продолжение почитаете? — спросил кто-то из учеников.
— А на чем мы остановились?
— На Фотончике. Как они его номер вспоминали.
— Ну, если решите все задачи, и останется время, тогда почитаем, — согласился информатик.
— Ура! — завопили ученики. — Где задачи?!
— До свидания, — сказал Дин, и, сжав зубы, вышел из класса. Вот заглянет сейчас в класс директор, или историчка, или еще кто-нибудь из «идейных врагов» — а информатик читает ребятам Стругацких. И привет. Тюрьма лет на двадцать пять, то есть, фактически, пожизненно. И, несмотря на это, все-таки есть взрослые, которым не безразлично прошлое человечества.
Когда Дин вернулся в столовку, Сэнди и Крис уже сидели за своим любимым угловым столиком у окна.
— Что-то ты долго, — сказал Сэнди, подвигая Дину дежурный завтрак: серая каша из крупы непонятного генезиса, консервированный корнеплод б/ц, б/в, б/з, то ли свекла, то ли морковка, кусок хлеба с маслом и компот — мутная тепловатая жидкость со вкусом кремниевой кислоты.
— Ненавижу консервы, — заявил Крис, расщепляя вилкой корнеплод на волокна.
Дин принялся за свою кашу и раскрыл «Науку и жизнь» — лучший способ машинально съесть все что угодно, особенно когда есть не хочется, но надо. Неизвестно, получишь ты сегодня еще что-то или нет, скорее всего — нет.
— Пойду куплю какую-нибудь коврижку, — сказал Сэнди с тоской. — Это есть невозможно.
— Да, мне тоже купи, — попросил Крис.
— Дин, а тебе?
Дин, не отрываясь от журнала, помотал головой.
— Убирай журнал, тут Цербер околачивается, — предупредил Крис. — Смотрит в нашу сторону.
Цербером с легкой руки Дина прозвали школьного полицейского, стажера из расположенного в соседнем квартале тридцать девятого участка.
— Ну и черт с ним, — рассеянно отозвался Дин.
Вернулся Сэнди с двумя коржиками.
— Дин, убери журнал, не раздражай Цербера. Он уже сюда идет, — сказал Крис.
Дин сунул «Науку и жизнь» в рюкзак и взял стакан с компотом (или киселем?). Поболтал мутную жидкость в стакане, чуть-чуть отпил. На вкус кисель (или компот?) был хуже, чем обычно, и имел привкус водорослей.
Цербер, как бы невзначай, свернул к столику, за которым сидели ребята.
— Привет, люди, — сказал он. — Дин, что читаешь?
— Физику учу, — с отвращением отодвигая компотокисель, сообщил Дин. — А что?
— Можно посмотреть твой журнальчик? — не купился на его уловку Цербер.
— Пожалуйста, — Дин выудил из ранца учебник физики. — Этот?
— Нет, не этот, — не очень уверенно сказал Цербер. — Тонкий, в синей обложке.
— А-а, — сказал Дин и вытащил помятую «Науку и жизнь».
Ребята тихо ахнули.
Цербер вцепился в журнал мертвой хваткой:
— Та-ак… 2011 год. Интересно. Можно узнать, откуда он у тебя?
— Из библиотеки, — нагло заявил Дин. — А что?
— В детской библиотеке такой литературы точно нет, а во взрослую тебя вряд ли пустили бы.
— У меня там друзья.
— Ах, вот оно что… Вообще-то, я не вижу тут библиотечного штампа…
— Это из довоенного архива, — с готовностью пояснил Дин. — Спецфонд. Хотите, дам почитать? Там классная статья о новых вариантах таблицы Менделеева!
— Нет уж, я этим не интересуюсь, — с достоинством сообщил Цербер, возвращая «Науку и жизнь». — И тебе не советую.
— Все, к директору побежал, — сказал Крис, как только Цербер отошел. — Зачем ты дал ему журнал?
— Ну и что? Он же все равно ничего не понял. Какое ему дело, что я читаю?
— И так полшколы в курсе, что ты сталкер, — сказал Сэнди. — Не хватало еще, чтобы и до Цербера с директором это дошло.
— Ну и что со мной могут сделать, даже если я сталкер? Выгнать из школы меня до совершеннолетия не имеют права.
— А вот посадить лет на пять — это запросто, — справедливо заметил Крис. — Так что лучше не рыпаться.
— Не уверен, что у нас в школе намного лучше, чем в тюрьме.
— Это точно… Как подумаю, что здесь еще до двадцати одного года торчать — аж мороз по коже! Дин, а правда, что до войны совершеннолетие наступало в восемнадцать лет?
— Ага, — подтвердил Дин. — Это теперь мы очень медленно растем и быстро стареем.
— Из-за радиации? — спросил Сэнди.
— Да, наверное… Генетические изменения. В двадцать лет ты еще ребенок, а в сорок — уже глубокий старик.
— А что, раньше было не так?
— Ну да, раньше люди жили лет до восьмидесяти… — ехидно ввернул Крис.
— Да говорю тебе! А теперь мы все — мутанты, здоровых практически нет.
— Что значит — нет? Мы тоже больные?
— А то нет. Шесть пальцев на руках, например, или оранжевый цвет глаз — это мутации.
— Во-первых, не переходи на личности, Дин, — сказал Сэнди. — А во вторых, с чего ты взял? Все люди разные, это же нормально.
— Конечно, сейчас это кажется обычным, а до войны нас наверняка испугались бы. А может, и за людей бы не приняли.
— Ладно пугать-то, — буркнул Крис. — И без тебя тошно. Откуда ты только все это знаешь?
— Будешь книжки читать — будешь много знать, — ухмыльнулся Дин, помахав «Наукой и жизнью».
— Интересно, сколько такой журнальчик или дискета стоят у метро?
— А ты что, видел, чтобы они продавались?
— Не видел, но у метро можно купить и продать абсолютно все. Наверняка на этом можно подзаработать.
— Ха-ха, разбежался. Никто не купит. Тем, у кого есть деньги, плевать на журналы и дискеты. Да и не стоят они ничего.
— Дин, скажи, ты каждую неделю мотаешься в Центр, чтобы узнать, как жили люди до войны? — тихо, чтобы не слышали сидящие за соседними столиками, спросил Сэнди.
— Ну да, получается так, — согласился Дин. — Вообще-то… Я вам никогда этого не говорил… Я хочу узнать, из-за чего началась война. Насколько я понял, причин для ее начала тогда почти не было.
— Слушай, Дин, а тебе никогда не приходило в голову, что эти твои журналы могут оказаться сборниками научной фантастики? — спросил Крис.
— Да, откуда ты знаешь, что до войны все было так, как здесь написано? — поддержал его Сэнди. — Может, было так же, как и сейчас.
— Нет.
— Почему? Ведь никаких космических кораблей, суперкомпьютеров, машин на солнечной энергии — ничего этого не осталось. Написанному в этих журналах нет подтверждения. Логично предположить, что чудес не бывает, и это все — выдумка, красивая сказка о счастливом будущем.
— Теоретики! — сказал Дин. — Откуда вам знать, что ничего не осталось? Вы в Центре не были.
— Ну что могло сохраниться в эпицентре сверхмощного ядерного взрыва, Дин? Не смеши нас! — заявил Крис. — И вообще, я сто раз просил тебя принести что-нибудь ценное, за что стоит рисковать.
— Я тоже тебе сто раз говорил, что нет там ничего для вас интересного.
— Все равно, Дин, ты как-нибудь обязательно должен взять нас в Центр, — сказал Сэнди.
— Ага, чтобы попасться, — буркнул Дин. — И не орите вы так, Цербер уже нервничает.
— Забыл, Дин, ты же пообещал нас взять! — заявил Крис.
— Ну да! Не мог я вам такого обещать.
— Сэнди, он не помнит! Ну правильно, он тогда под кайфом был.
— По шее получишь, — серьезно предупредил Дин. — Шутки кончились. Забудьте о Центре. Вам там делать нечего. И вообще, пошли на геометрию — давно пора.
Дин собрал посуду, и ребята вышли из столовой. Между тем новости о сверхновой расползлись по всей школе. И, как назло, из окна кабинета геометрии звезда была видна довольно хорошо. Ясное дело, класс и не думал решать задачки, все пялились то в окно, то на Дина.
Учительница постепенно теряла терпение. А когда она теряла терпение, она вызывала инициатора нездорового веселья в классе и спрашивала у него что-нибудь из курса геометрии прошлого года, что ученик формально обязан знать, но, конечно, уже забыл. Тогда с чистой совестью можно было влепить ему «F».
— Дин Рейдикер, а ну-ка, напомни нам аксиому параллельных прямых, — спросила учительница первое, что пришло в голову.
Дин не понял, почему у него спрашивают такую тривиальщину.
— В каком пространстве? — с глупым видом спросил он. — С какой кривизной?
— Ах, ты даже не в курсе, что мы изучаем планиметрию? — нехорошим тоном поинтересовалась геометричка. — В таком случае тебе здесь вообще нечего делать!
— Почему? Курс называется «Линейная геометрия», — сказал Дин просто так, чтобы поспорить. — А геометрия — это, как известно, «измерение Земли». Земля — приблизительно эллипсоид вращения, то есть, очевидно, поверхность с положительной кривизной, замыкающаяся сама на себя. Значит, через точку, не лежащую на прямой, нельзя провести ни одной прямой, параллельной данной.
— Достаточно, Рейдикер!
— Неужели это не очевидно?
— Садись, «F»!
— За что?! — возмутился класс.
— Знала бы за что — давно бы поставила! — прокомментировали с «камчатки».
Неожиданно в класс заглянул директор.
— Кажется, у вас нерабочее настроение? — заметил он.
— Как хорошо, что вы зашли, мистер Лаймвилл! — воскликнула учительница. — Вести урок сегодня просто невозможно!
— Разумеется, в этом виноват Дин Рейдикер? — поинтересовался директор.
— Разумеется! — сверкнув очками, подтвердила геометричка.
— Рейдикер, пошли, разберемся, — сказал директор.
Он вытащил Дина за дверь и спросил:
— Что это за история со сверхновой Дина Рейдикера? Первооткрыватель!
— А что?
— Это Венера, Рейдикер. Стыдно не знать элементарных вещей.
— Даже если Венера. Я, например, никогда не видел звезд. И никто из ребят, думаю, не видел. Что плохого в том, что мы интересуемся астрономией?
— Уж во всяком случае, ничего хорошего, раз астрономии нет в школьной программе. Какая может быть астрономия, когда на Земле проблем по горло! И вообще, интересуйтесь всякой чепухой в свободное время, а не на уроке геометрии!
— В свободное время звезд не видно.
— Ты ждешь, что я начну с тобой спорить? Зря. Я не такой идиот. Да, Рейдикер, — может, тебе интересно будет узнать — звонили из полиции, тебя видели в Центре.
— Вполне возможно, — спокойно согласился Дин, глядя на директора честными глазами. — Наверное, вчера около семи? Я опаздывал на урок английского и решил срезать угол…
— Дин, это уже правонарушение, и я бы на твоем месте не острил.
— А я серьезно, — заявил Дин. — И проникновение в запрещенную зону — это не правонарушение, а преступление.
— Ну-ну. Я бы посоветовал тебе сделать кое-какие выводы. Иначе у тебя появится реальный шанс загреметь в тюрьму как минимум лет на пять. Учти: это первое и последнее предупреждение.
— Чтобы посадить, меня сначала надо поймать, — заметил Дин.
— Не думаю, чтобы это представляло особые трудности, — скучающим голосом сказал директор. — Двоих на этой неделе уже поймали. Я уверен, ты их отлично знаешь. Так что на твоем месте я бы завязывал.
«А я бы на вашем месте повесился», — подумал Дин, а вслух сказал:
— Так я пойду на урок?
— Да-да, топай. Надеюсь, тебе больше не придет в голову ничего вроде этой бредовой идеи со сверхновой…
— Не волнуйтесь, придет, — пообещал Дин.
— Это Венера, — сообщил он, входя в класс. — Извините за дезинформацию.
Класс разочарованно вздохнул. Учительница проводила Дина до парты взглядом удава. Она начала объяснять новую теорему, но урок все равно не клеился. К счастью, через пару минут прозвенел звонок.
— Дин, ну не нарывайся ты! — взмолился Крис. — Что тебе — больше всех надо? Сидел бы и помалкивал!
— Да вот еще! — обиделся Дин. — Умники!
— Перемена длинная? — спросил Крис.
— Двадцать минут, — ответил Дин. — Пойду в спортзал смотаюсь, мячик покидаю. Вы — не?
— Мы не баскетболисты, сам знаешь, — сказал Крис.
— Знаю, — проворчал Дин. — И не ботаники.
— Сэнди, может, пойдем кольнемся? — спросил Крис.
— А у тебя есть?
— Ага, — Крис достал из кармана две ампулы.
— Ну-ка, дай на секунду эти штучки, — сказал Дин.
— Не дам, — заявил Крис.
— Силой отберу, — предупредил Дин.
— Рискни!
— Ну, вы еще подеритесь! — вмешался Сэнди.
— Ребята, вы что, не понимаете — вы же наркоманы, вы сидите!
— Ну и что? Все сидят! И нечего психовать. Наркотики законом не запрещены, так что ничего страшного тут нет.
— Страшное как раз есть, — возразил Дин, — просто вы не знаете. Я тебе журнал давал, помнишь? Ты ведь так и не прочитал! Ты в курсе, что до войны наркоман считался преступником?
— Значит, по-твоему, все преступники? А вот ты в Центре околачиваешься, ты не преступник? Свихнулся ты, Дин, со своей «довойной»!
— Ни черта ты не понимаешь, Крис. Я преступник, потому что правительству надо на кого-то свалить вину за нашу сегодняшнюю паршивую жизнь. Это же очень простая логика — сталкеры изучают прошлое, хотят восстановить потерянный опыт человечества, а правительство утверждает, что раз этот опыт привел нас к ядерной войне, значит, нужно все выкинуть на помойку и искать другой путь. И вот мы уже сто лет ищем, и что? Полный упадок, разруха, война продолжается. Народу это, естественно, надоело. Возникает законный вопрос: кто виноват? Президент уверенно отвечает: сталкеры, они хотят вернуться к прошлой жизни, которая была еще хуже. И народ верит, потому что никто не знает, как жили до войны. А газеты, вместо того чтобы печатать правду, распространяются о том, что ужасные мутанты-сталкеры заселили Центр, собрали из мусора какой-то излучатель и собираются подчинить себе город!
— Дин, ты еще заберись на парту и ори оттуда. Авось Цербер с директором подойдут послушать. Агитационная деятельность, обращенная к неограниченному кругу лиц — это, между прочим, тоже правонарушение. И вообще, жить и так тошно, а без наркотиков совсем загнешься.
— Думай глобально, — сказал Дин. — Вы что, ребята, не понимаете, что человечество вырождается? Мы себя методично убиваем. Ядерными взрывами это сделать не удалось. Теперь у нас хуже некуда с экологической обстановкой и с генофондом. Мы все мутанты и добиваем себя наркотиками. Ясно, что через пару сотен лет на Земле не останется ни единой живой души.
— Все? Хэппи-энд? — саркастически улыбаясь, спросил Крис. — Высказался? Полегчало?
— Дин, я и не подозревал, что ты такой пессимист! — заметил Сэнди.
— Я реалист, — буркнул Дин.
— Знаешь что? Не пугай своими мрачными прогнозами! Хуже, чем сейчас, все равно некуда! — заявил Крис.
— Ну, хуже всегда есть куда, — возразил Сэнди. — Тут ты не прав.
— Пошел я отсюда, — сказал Дин. — Что с вами говорить!
— То есть как — пошел?! — возмутился Сэнди. — Ты нас уже заинтересовал своей теорией. Меня, во всяком случае. И вообще, ты, кажется, в спортзал собирался.
— Я раздумал. Привет обэжешнику!
— В смысле, ты на ОБЖ не придешь?
— И вообще ни на какой урок сегодня не приду. И завтра, может, тоже.
— Тебе военрук велел передать, что если ты еще раз прогуляешь, он влепит тебе «F» в четверти, — предупредил Крис.
— Да пусть лепит — жалко, что ли? Скажите ему, что я воинствующий пацифист, пусть успокоится.
Дин рванул вниз по лестнице и чуть не сбил Мастодонта.
— О, привет! — сказал Мастодонт. — Купил ты нас всех на сверхновую, как слепых котят!
— Да я и сам купился, — признался Дин.
— Что у тебя сейчас за урок? — поинтересовался Мастодонт.
— Не знаю, — честно ответил Дин.
— Но ты идешь?
— Нет, конечно.
— Ну и отлично. Пошли, поговорить надо.
Ребята взбежали на последнюю площадку лестницы, куда выходила дверь с крыши, запиравшаяся на кодовый замок. На двери еле различимо было что-то нацарапано, но Дину надпись сразу бросилась в глаза. Он пригляделся и различил два слова: «Sapienti sat». Это было по-латински, и почерк был Чайкин. «Понимающему достаточно». Понимающему достаточно — Золотой шар есть, и они нашли его! Но тогда — почему?!