Выйдя на площадку, щелкнул зажигалкой. Голубь обрадованно трепыхнулся на перилах. Непослушной рукой Край сунулся в карман, вытащил блокнот, раскрыл наудачу.
люблю люблю
ничего не понимаю себя не помню
никого не помню
разбиться в неслышные дребезги
хочется разбиться рассыпаться[1]
Край рванул исписанную мелким почерком страницу, скомкал и швырнул через перила. Выдернул следующую, добыл огонь, сплющив груди пластиковой блондинки. Поджег, не глядя. Пламя порхнуло вниз, как огромный оранжевый мотылек. Лизнуло ступени первого этажа, погасло. Край запустил еще одного. И еще. А говорят, рукописи не горят. Если бы мог, он бы поджег себя самого.
- Я не утонул, Катя.
Динго раскрыла рот и только беспомощно шевелила губами, будто вытащенная на берег рыба, - молила отпустить. Но Еретик не отпускал. Его слова безжалостно переворачивали ее реальность и формировали что-то новое, как клоун на утреннике складывает из шарика собачку со смешной пимпочкой на хвосте.
- Видишь, я помню твое имя, хотя ты почти забыла мое.
Она захрипела, пытаясь вернуть себе голос:
- К-как?...
Еретик пожал плечами:
- Чистое везение. Случайность. По дну проходило сильное течение, оно затянуло меня, а потом выбросило на поверхность у берега, в камышах. Рядом была песчаная отмель.
- Но... – Динго тряхнула головой, словно надеялась, что рассыпавшиеся мысли сложатся в разборчивую картинку, как в калейдоскопе, - почему мы тебя не увидели?
- Я же говорю, камыш. И потом, - голос Еретика зазвучал глухо, что-то мешало ему говорить, сжимая горло, - вы все смотрели назад, за корму лодки. Орали, собачились.
Между ними повисло холодное молчание.
- Почему ты ничего не сказал? – Динго чувствовала, что начинает верить в эту историю несмотря на всю ее чудовищную фантастичность, и испугалась своего нежелания верить, внутреннего желудочного порыва сохранить все, как есть.
Еретик фыркнул, качнул головой:
- Да я сначала вообще едва дышал. А потом, когда услышал, на что Олег вас подбивает... – он взмахнул руками, будто хотел оттолкнуть ночь. – Я решил затаиться до вечера. Пусть родаки бы начали меня искать, звонить по друзьям. Пусть эти так называемые друзья потряслись бы, пока их расспрашивали. Пусть пожили хотя бы один день в шкуре убийцы, почувствовали, каково... А тут я заявился бы домой, как ни в чем не бывало. Схлопотал бы от отца, конечно, но это ничто, по сравнению с удовольствием глянуть следующим утром в глаза этому козлу Олегу. Так я думал тогда.
- Это... Это жестоко, - прошептала Динго, смаргивая с век слезы, гуманно скрытые темнотой.
- А ваша «игра»?! Этот сговор... Не жестоко?! – Еретик придвинулся, наехал широкой грудью, заставляя вжаться в стену, вцепиться ногтями в бороздки между кирпичей. Не выдержав, Динго всхлипнула в голос, отвернулась, ловя слезы губами.
Его руки обняли, оторвали от каменной кладки, прижали к бухающему сердцу. Оно неслось ей навстречу, как локомотив, а она не могла увернуться, она лежала на рельсах, и его пальцы запутались в ее волосах.
Выше, выше. Его раскачивало от перил до стены, бросало по трапу в жестокий шторм. Да, штормило у него в душе, там торнадо кидался бумажными листьями и разрывал надвое священных коров. Он бежал за тенью птицы, и ноги заплетались в бесконечных ступенях, в восьмерках, повернутых вокруг единственного гвоздика. Огненные бабочки освещали путь короткими яркими жизнями, гораздо более красивыми, чем его собственная. Его годы рассыпались черным вонючим пеплом, который он всюду оставлял за собой.
Еще пара ступеней, пара сгоревших мотыльков, и над ним взошел голубой четырехугольник. Сначала Край подумал, что попал в кино на одну из картин студии Dream Works. Но светящийся экран оказался окном, а паренек, сидящий на подоконнике, болтая ногой – Шивой. Без удочки и в привычных темных очках.
- Луна, - заявил он вместо приветствия и стукнул пальцем по стеклу.
- А мне похрен, - выдавил Край и рухнул грудью на площадку. Ноги его скребли лестницу на расстоянии морских миль от головы, выхаркивающей выпитую этажами ниже воду.
- Ты не прав.
Шива не делал попыток поднять лежащего или помочь ему, и это как-то странно успокаивало. Край вывернул голову и увидел в боковой перспективе, что за плечами шестирукого выросли крылья, и подумал, что правильнее было бы называть его шестикрылым.
- Врата ждут тебя.
- Райские, что ли? – Край сплюнул горечью и приподнялся на руках, отползая от вонючей лужи. – А ты – архангел, охраняющий вход?
- Нет, - Шива покачал головой. В отражениях его очков уходило вверх две лестницы, исходящие из переносицы, и ответ прозвучал двусмысленно. – Я всего лишь проводник.
- Вергилий, - предположил Край.
- Сравнение мне льстит.
- Боюсь, я уже не смогу идти, - он оперся о стену, ощутив затылком ее крашеный холод. - Устал.
- Ничего, - Шива глянул в окно, снова заболтал ногой. – Мы подождем остальных здесь.
- Смерть – дело личное, - парень старался не смотреть на раскачивающийся ботинок, от которого у него начиналась морская болезнь. – И вообще, ты занял мое окно.
- Статистика с тобой не согласится, - усмехнулся Шива. – К тому же, сигать с пятого этажа – банально и не эстетично. Насчет эстетики, кстати, можешь спросить у Лилит. У нее есть кой-какой опыт по части падений.
Звук ее имени ранил, как битое стекло. Несколькими этажами ниже вздохнула, открываясь, дверь. Зашуршали шаги, голоса. «Зола», «дым», «пожар»! Две пары ног бросились вниз по лестнице, эхо донесло воронье карканье «Край!» и ответило самому себе – «рай». Крылья сорвались с плечей Шивы и опустились поэту на голову. Голубиный клюв стал мягко перебирать спутанные волосы. Темные очки кивнули, поймав звездное небо.
- Мы подождем их здесь.
- Я никогда не желал тебе зла, - дыхание Еретика щекотало ей волосы над ухом. – Помнишь, там, на площади? Ты видела меня. Я не хотел мучить тебя, как других. Думал, улучить момент, когда ты будешь одна, и... Но ты все время была с этой дурой Наташкой, а потом вышла из калитки с матерью и сумками.
- Ты следил за мной?!
- Да. Дошел до самой остановки. Но твоя мать стояла рядом с тобой, и я...
- Ты струсил, - Динго отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. – Ты ничем не лучше меня. Но ты считал меня лучше. Почему? Почему я, а не Наташка? Она хоть пыталась нас остановить.
- Ты разве ничего не поняла?! – Его руки разжались, впуская холод, быстро заполнивший пространство между их телами.
Динго покачала головой.
- Помнишь, как я дежурил у сада? Как помогал таскать воду для огорода?
Она нахмурилась, припоминая.
- А-а, да, ты - один из тех мальчишек, что вечно висели на заборе. Тетя Люда еще называла вас Наташкиными ухажерами.
- Верно, - Еретик глубоко вдохнул, будто собирался нырнуть, и выпалил на одном дыхании. – Только я не из-за Наташки к Петровым таскался. Из-за тебя. Втрескался, блин, по уши. Дурак.
На самом деле, дурой чувствовала себя Динго. Она испытывала контакт третьего рода с представителем иного измерения реальности и не понимала его языка. События одного дня из ее прошлого, оставшись теми же, приобрели иное значение, и потянули за собой всю ее жизнь, переворачивая кверху неприглядной изнанкой, полной мокриц и дождевых червей.
- Жаль все-таки, что ты больше не приехала в Порхов.
Сочтя молчание за ответ, Еретик натянул шапочку ниже на глаза:
- Пойдем, поищем подъезд. Ты вся дрожишь.
Его спина медленно смешивалась с туманом, и Динго испугалась, как бы она не пропала совсем, как бы все происшедшее не оказалось только сном. Ноги вспомнили, что могут ходить, и бросились за Еретиком.
- Подожди! Сергей, подожди!
Он остановился, устало поникнув плечами.
- Ты здесь, - выпалила она, запыхавшись, - потому что искал меня?
Он ответил не сразу, будто раздумывал, стоит ли она правды.
- Я жил, чтобы найти тебя
[1] Стихи Сергея Чегры
Интермедия
«вон там гляди еще не зная ада
на нас глядят живые - я и ты
так сохрани от нас их о преграда...»
Луна выкатилась на небо неожиданно, словно неоновое рекламное яблоко. Хотя, скорее всего, зрела она там давно, только туман обложил ее ватой, а вот теперь прошелся по двору бомж-ветер и унес последние млечные клочки на своих пятках. Тут же стал виден подъезд – тот самый, с единственным горящим окном – всего в десятке метров от Еретика. А напротив, в ажурной рамке ветвей, высились Врата – тоже неоновые, праздничные и нелепые между детскими качелями и горкой-слоником. И не было вокруг ни воронки от взрыва, ни реки, ни резиновой лодки. Будто Врата хотели, чтобы в них вошли. Не хватало только бегущей к ним красной ковровой дорожки и таблички «Добро пожаловать!». Вопрос был в том, хочет ли он все еще туда входить. И хочет ли этого ундина теперь, когда заклятие снято без обязательного поцелуя?
- Смотри, они вернулись, - возбужденно выдохнула Динго, теребя Еретика за рукав. Ее глаза отсвечивали зеленью. – Только... как же теперь Фродо? – Зелень набухла влагой и потемнела.
- Зубы морзянку бьют, а все туда же: Фродо, - проворчал он, подхватывая ее под локоть и волоча к подъезду. – Вот переоденемся, тогда и разберемся, кто тут вернулся и куда.
Еретик придержал дверь, и лунный прилив захлестнул ступени, неся с собой уродливый черный мусор. Или он валялся тут раньше, просто никто этого не заметил?
- Дымом пахнет, - сморщила нос Динго, входя внутрь. – Будто жгли что-то.
Кусок битого кирпича под створкой не дал двери закрыться. Еретик подобрал с полу обугленный клочок, поднял на свет.
- Бумага, - прокомментировала девушка собственную находку. – И написано что-то.
На площадке первого этажа грохнуло. Лучи фонарей скрестились на клетке почтовых ящиков.Две тени метнулись через стену, обрастая плотью. Динго пискнула, подскочила, зашарила рукой там, где обычно висела корзинка. Пальцы Еретика раскрошили почерневший край листка в пепел.
- О! А вы тут откуда?! – Удивление сидело на лице Фактора, как плохо скроенный костюм. – Видок у вас, что у жертв мирового потопа!
Лилит подвинула его в сторону, оперлась на перила:
- Вы Края случайно не видели?
Динго мелко затрясла головой, а Еретик поднял повыше недогоревший клочок:
- Самого не видели, но вот это, похоже, страничка из его дневника. Ну или что там он строчил в своем блокноте.
Фактор сбежал на пару ступеней вниз, взял бумажку из дрожащих негнущихся пальцев:
- «Он рассыпается на голос и свеченье»... Ты уверен, что это принадлежит Краю?
Еретик пожал плечами:
- Бумага, вроде, та же, а что он на ней писал, я не разглядывал.
- Это стихи! Вот, послушайте, что я нашла, - вставила Динго, щуря глаза на сливающиеся в полумраке строчки.
Ты ангел ты поешь мне сотворенье
Ты тень моя и кость и теплое сплетенье
Сеченье золотых и угольных волос
Ты камень мой ты вдох остановивший речь
Ты все дороги...[1]
- Дальше сгорело, - закончила она упавшим голосом.
- Некогда нам поэтические чтения устраивать, - резко объявила Лилит. – Тут выше вся лестница пеплом усеяна. Надо найти этого лирика-пиромана, пока он еще чего не... отжег!
Без всяких объяснений она бросилась вверх по ступеням. Фактор, помедлил, будто что-то хотел сказать, передумал, развернулся на каблуках и потопал следом. Динго рванулась было за ними, но Еретик поймал ее за рукав.
- Эти двое с Краем прекрасно справятся. У нас был план – помнишь? Переодеться.
- Но... - Динго ткнула пальцем в потолок, откуда доносился удаляющийся стук подошв по бетону.
- Никуда они без нас не денутся. В конце концов, тут всего одна лестница.
- Я бы не согласился, - пробормотал Шива себе под нос, теребя клипсу плеера.
- Что? – Край не понял, относилось ли это замечание к долетавшим снизу звукам или к тому, что нашептывала цифровая запись.
- Он здесь! – Лилит возникла в лунном квадрате у порога лестницы. Мокрые растрепанные пряди через лицо, глаза отражают свет, словно волчьи. – И не один.
Край поднял руку, прикрываясь от яркого луча фонарика. Испуганный голубь вспорхнул с головы и, обдав пухом, ретировался на подоконник. Фактор вымахнул на площадку рядом с девушкой. Не останавливаясь, запрыгал через ступеньку к Краю:
- Как ты?!
- Нормально.
Бодрись - ни бодрись, а лужу блевотины в карман не спрячешь – воняет. Эскулап-иуда присел на корточки, посветил, потянулся к запястью – щупать пульс. Край отдернул руку:
- Слушай, дантист, шел бы ты... зубы лечить.
- Пока ты будешь играть в Гоголя? – Лилит махнула почерневшим комком, от которого оторвались обуглившиеся хлопья и запорхали спиралями, как пепельные бабочки.
- Я же сказал, я в порядке! – Рявкнул Край сквозь сжатые зубы и перевел стрелку. – А где остальные? Я слышал голоса.
- Кажется, Динго и Еретик хотели переодеться в сухое, - «дантист» нерешительно покосился в лестничный пролет. – Похоже, они попали под дождь.
- Вместе с Лилит?
Фактор непонимающе захлопал атрофированными ресницами, а девушка откинула влажные пряди с лица и поставила ногу на верхнюю ступеньку, словно капитан Морган на бочонок с ромом.
- Вот уж не думала, мы снова тебя увидим, Сусанин, - смерила она Шиву подозрительным взглядом. – Где тебя, интересно, носило?
- Надеюсь, меня не будут пытать? – Парень поднял ладони в примирительном жесте. – Как-никак я привел вас к цели.
- Да ну? – Лилит выгнула бровь в своей фирменной «я-вижу-тебя-насквозь-гусь-лапчатый» гримасе.
- Ну да, - Шива расцвел рекламной улыбкой и ткнул пальцем в окно. – Врата – вот они.
- Сп-пасибо, - выдавила Динго, зябко обнимая себя руками. – А ты как же?
Она смотрелась трогательно в закатанных джинсах, державшихся на тощих бедрах с помощью ремня, и клетчатой рубашке, спадавшей до колен, как фланелевое платье. Взъерошенная голова торчала из ворота на цыплячьей шее, постепенно сменявшей синеватый оттенок на розовый.
У Еретика имелась только одна запасная пара штанов, так что он довольствовался сухим свитером, натянутым на голое тело.
- Да ничо, - он закинул на плечи рюкзак. – Остальное само высохнет.
Они вышли на лестницу молча, молча стали подниматься наверх, как будто сказали друг другу все, исчерпали себя в словах. Еретику казалось, что они теперь – два несообщающихся сосуда, боящихся стукнуться стенками и разбиться. Он шагал впереди, потому что зрелище ее бедер, запакованных в те самые штаны, что свисали с его собственного зада еще пару дней назад, было физически непереносимым. Та часть ее, что принадлежала ему, теперь улетала в ночное небо, как отпущенный детской рукой воздушный шарик, а то, что осталось – было чужим, и он сомневался, что когда-либо получит право узнать, из чего оно состоит.
- А что, если это иллюзия? – Лилит так сверлила стекло взглядом, что Край не сомневался – еще немного, и оно начнет плавиться, а за ним и Врата. – Тут вообще многое – не то, чем кажется, не заметили? – Вопрос был адресован всем, но она наставила лазерные гляделки на Шиву. Тот все улыбался, как Чеширский кот, и парировал очками:
- Многое – это кто, например?
Так именно и сказал, «кто». Лилит вздрогнула и побелела, точнее пожелтела, потому как кожа у нее была смуглая. Края тоже тряхнуло, но этого никто не заметил – Фактор смотрел на звездный дуэт в окне, а те ели глазами друг друга. И вот в этот драматический момент явился хоббит.
По лестнице затопотало. Голубь, которого Край про себя уже окрестил Невермором, оторвался от преследования паука под батареей и поднялся на крыло.
- Фродо! – Визг рванул барабанные перепонки. Птица ринулась через воздух и упала в объятия Динго, та запнулась о верхнюю ступеньку и повалилась на площадку, чудом избежав лужи с блевотиной. Пернатый оказался юрким и торжественно опустился на плечи поверженной, осеняя крылами мужскую рубашку в клеточку.