Хранитель - Сара Ланган 22 стр.

Он подумал о Кэтти и о том, как сильно гордится, что она вырвалась; вспомнил Джорджию, которой это не удалось. Сыновья… еще бы один день, и он обязательно сказал бы им, как сильно их любит. По крайней мере он не сбежал — это хорошо. Хотя бы раз пустить все на самотек, обрести божью благодать.

Последнее, что Пол увидел, была стоявшая над ним Сюзан. Она дотронулась до его щеки, только в этот раз не больно. Он прошептал ее имя, и голос пронесся по всему городу, каждый человек в Бедфорде услышал его мольбу. Затем так же внезапно он умолк.

Эйприл Уиллоу чувствовала себя на грани истерики. Дело было не в том, что приходилось спать в грязном подвале церкви с чумазыми жителями трейлеров (у них чесотка — она точно знала!!!); и не так сильно ее, расстраивала открытая наверху исповедальня, где можно было покаяться во всех грехах; она даже перестала обращать внимание на дождь, капавший сквозь щели в окнах прямо на лицо. Причина горя была в другом: Бенджи. Он, должно быть, погиб. Какой-нибудь сосед переехал его машиной и закопал, совершенно справедливо опасаясь встретиться лицом к лицу с Эйприл. Бедненький маленький песик… а вдруг он все-таки жив, бродит один-одинешенек по улицам больной и голодный, скучает без своей мамочки?..

Никто не спал. Они слушали дождь. Как колыбельная, он убаюкивал их, производя странный, особенный звук, похожий на легкий шум голосов во сне. Когда это началось? Эйприл не знала, но они казались ей знакомыми, и она не могла точно понять, стоит бояться или нет.

Умственно отсталый ребенок Бернард Макмуллен свернулся клубком в массивных руках матери; Эмити Йоргенсон и ее дочь Андрэа прижали ладони к окну, словно вступая в тесное общение с тяжелыми каплями, падавшими с неба. Полчаса назад они стали темнее, и в нос ударил едкий химический запах. Томас Шульц сидел в окружении своих собак. Некоторые лежали на койках. Остальные стояли. В тишине. В покое.

«Теперь ясно, — подумала Эйприл, — каково это — когда ходят пешком по твоей могиле».

Она положила руку на большой мягкий живот Дэнни. Иногда по ночам дома она обхватывала его полностью — показать, что вполне может сделать это.

— Дэнни, что там происходит?

— Слушай, — ответил он. — Просто слушай.

Закрыв глаза, она услышала множество голосов — непонятная болтовня, будто куча радиостанций соревновались друг с другом.

«Вот что чувствуешь, когда кто-то стучится в твою дверь», — подумала Эйприл.

— Там Бенджи?!

— Тихо, Эйприл! — сказал Дэнни и стыдливо отвернулся от жены. Она видела, что он плачет. И не только Дэнни — у многих по щекам лились слезы.

«Вот что чувствуешь, когда крадут твое сердце».

Она тихо выбралась из подвала. Никто, даже Дэнни, не заметил — все были слишком заняты, слушая дождь. Эйприл поднялась по лестнице в церковь и, войдя в исповедальню, закрыла за собой дверь. Усевшись в крохотной каморке, где пахло горячим металлом и электричеством, она отодвинула перегородку.

— Прости меня, отец, ибо я согрешила. Прошло уже шесть недель с момента моей последней исповеди.

Ответа с той стороны не последовало. Эйприл стала вслух читать текст раскаяния, написанный на стене. Внизу ее ждали. Возможно, даже слышали, что она сейчас говорила. Может быть, ее слова доносились до них вместе с дождем.

— Прости меня, Господи, — сказала она. — Прости, что никогда не делилась этим. Яни одной живой душе не хотела говорить. Боже милостивый, прости… пожалуйста, верни мне моего Бенджи.

Она долго ждала, но дверца с той стороны не открылась, и Эйприл так и не увидела лица грозного судьи.

«Вот что чувствуешь, когда душа отделяется от тела».

Дверь в церковь вопреки обыкновению была не заперта. Сегодня, на случай если придут еще люди или кому-то понадобится выйти покурить, Дэнни и отец Алессандро решили оставить ее открытой. Может быть, Бенджи сейчас там, на улице?.. Свернулся калачиком на ступеньке, и ей нужно только выглянуть. А если нет, то она встретит его потом, в чистилище, потому что собакам вход в рай запрещен. Бенджи.

Почему она не искала его? Почему оставила совсем одного?

Эйприл выглянула за дверь. На крыльце курил Розов. Он пришел сюда, сказав, что его дом затопило, но на самом деле ему не хотелось оставаться в этом убогом месте после смерти Сюзан Мэрли. Там воняло, и сколько бы хвойного раствора он ни лил на пол, запах не пропадал. Она являлась к нему даже днем: сидела на его постели, злостно смеялась, истекая кровью (однажды, когда она еще была жива, он ударил ее). Прошлой ночью из всех кранов текла красная жидкость.

Бедный, скоро умрет, подумала Эйприл. Откуда ей было известно об этом и о его боязни дома? Розов повернулся, слегка коснувшись шляпы. Эйприл попыталась улыбнуться ему, но не смогла. Маленькие, похожие на вшей червяки ползали по всему его уродливому телу.

Послышалось тяжелое дыхание. Но это был не Розов.

— Кто здесь? — спросила она в темноту.

Вверх по ступеням церкви плавно поднялась ее собака. Бенджи! Малыш вернулся домой, Господь услышал ее молитвы! Она где угодно узнает эти светящиеся глазки. Только вот шерстка сильно испачкалась, он был так измучен, бедняжечка. Пес приблизился, и Эйприл увидела в его зубах мусорный пакет — тоже в грязи, словно его только что выкопали.

«Вот что чувствуешь, когда выкапывают твое тело».

Вздрогнув, Эйприл схватилась за воздух длинными, шевелившимися, словно паучьи лапки, пальцами. Все десять сжались в коротком, моментальном спазме. Бенджи бросил перед ней пакет и отошел чуть поодаль, предлагая принять его драгоценный дар.

— Кажется, ребенка твоего принес, — сказал Розов. Выползая изо рта, черви спускались по бороде. — От которого ты избавилась. Девочка, верно?

— Да, — ответила Эйприл. — Она даже не заплакала.

— Неужели?

— Только один раз…

Розов выбросил окурок и зашел внутрь. Посмотрев вниз, на пакет, Эйприл сжала кулаки, унимая дрожь.

— Бенджи! Иди сюда! — позвала она.

Пес присел на задние лапы, залаял на нее и, рыча, ждал, когда она возьмет подарок. Эйприл еще раз окликнула его, но он не послушался. Бенджи напряг мускулы, готовый напасть.

Эйприл отступила. Еще шаг назад. В пакете что-то пошевелилось и начало извиваться. Она попятилась и, переступив через порог, закрыла дверь. Чтобы захлопнуть ее до конца, она подвинула пакет, соприкоснувшись ногой с чем-то мягким, бесформенным. Бенджи, оставленный снаружи, заскулил. Вода будет прибывать, и он утонет в ожидании, пока хозяйка вернется за ним. Сердце Эйприл сжалось от невыносимого плача, но… ты ли это, Бенджи?..

«Вот что чувствуешь, не зная, кто ты. Я могла научить тебя, маленькая девочка, но ты ничего не хотела знать».

Когда Эйприл вернулась в подвал, все разом обернулись к ней. Не выдержав, она отвела глаза.

«Вот что значит помнить».

Дэнни протянул руку.

Они не одобряли? Ненавидели ее? Эйприл Уиллоу — лицемерка? Мегера? Зажав рукой свой детский ротик, она прислушалась. Нет, их голоса были слышны в шуме дождя. Они не испытывали ненависти к ней, а наоборот, приветствовали.

— Дэнни!

Он поманил жену к себе, обнял, и они вместе с остальными продолжили смотреть на дождь, проникавший сквозь стекла черными ядовитыми каплями.

Опять они залаяли, что ж это творится такое!

Томас Шульц наворачивал с собаками круги по двору церкви. Тоже мне святое, благословленное место, ворчал он. На самом деле что храм, что бумажная фабрика — работали одни и те же подъемные краны. И никто тут ничего не освящал, как, собственно, и весь Бедфорд. Богом забытое место! А как еще объяснить эту ночь?

Джек и Пит никак не могли успокоиться. Мальчики прямо-таки взбесились: только Томас приступил к эклерам, которыми угощали в доме пастора, как хаски залаяли на маленькую Андрэа Йоргенсон. Ему пришлось вывести их, чтобы охладили пыл на улице. Сейчас собаки на первой космической гоняли по двору и скоро так устанут, что сил обращать внимание на странные ночные звуки уже не останется. Это жужжание… и запах дождя — такой, будто горели старые тухлые носки. В чем дело? Явно не к добру. В таких случаях Томас жалел, что он не собака.

Он спокойно наблюдал, как его четвероногие приятели увлеченно бегают за собственными хвостами. Глупые создания, но такие хорошие. Проведя всю жизнь среди животных, Томас научился понимать их. Он знал, что даже самые преданные и добрые псы, если им некомфортно, могут напасть. Испуганный зверь опасен. Однажды в детстве Томас увидел, как его черный лабрадор Кудря, разлегшись в кухне, грызет кость от плохого мяса, которое мама выбросила в мусор. Томас ухватился за пасть собаки, желая отобрать вредную еду, но Кудря тут же вцепился ему в руку. Мальчик заорал так, что любой мертвец начал бы страдать бессонницей. Через пару секунд в кухню прогулочным шагом вплыла мама в розовых бигудях, готовая, как обычно, к решению очередной проблемы. Она пнула пса в живот, и тот неохотно отпустил покалеченную руку Томаса. Позже эта история, получившая название «Великий и ужасный Франкенштейн. Трагикомедия в одном акте» была рассказана им сотни раз. Сухожилие было сильно повреждено, поэтому Томас до сих пор не мог до конца сжать кулак. Лабрадор же обиделся на маму и больше не подпускал ее к себе. Она, подыгрывая ему, говорила людям, что, мол, ее нога всегда бьет по-разному.

Но Кудря все же испугался. Оставив кость, он поплелся вслед за Томасом по комнате, жалобно скуля при виде капавшей на пол крови. Возможно, он даже и не понял, на ком лежит вина. Такие вот они, собаки, простые существа. Поэтому Томас любил их больше, чем людей. Мотивы псов всегда были предельно ясны.

Джек и Пите горящими глазами совершали очередной забег сквозь дождь и темноту. Джек взял на себя лидирующую позицию. Обычно, если Томас слишком долго отсутствовал, Джек начинал нервничать и громко лаять, а еще у него была привычка ловить птиц и выкладывать у порога их перья.

Пит был старшим. Обожал сидеть у плиты.

Они бросились к нему наперегонки, и Томас вдруг испугался: их глаза сияли так ярко, нетипично, словно зверям были известны все его грехи. «Тоже превратились», — подумал он. Но собаки замедлили ход. Тяжело пыхтя, они подошли к Томасу и уселись по обе стороны от него. Он похвалил их за лучший способ избавления от лишней энергии.

Через окна он увидел людей в подвале. Они сидели замерев и слушали дождь. Из темноты доносились звуки. Голосов было слишком много, чтобы расслышать каждый в отдельности. Томас с трудом собирал свои мысли, сыпавшиеся, как песок с горы, из-за отсутствия опоры.

«Собаки опять залаяли. Вот напасть!»

Хм, забавно: эта мысль застряла в голове, как невысказанное признание священника.

Чтобы убедить самого себя в непричастности собак, Томас погладил их по головам. Они угомонились, и только тогда он осознал, что псы действительно гавкали.

Иногда, во времена одиночества и тоски, он задумывался над тем, почему не прожил ни с одной женщиной дольше месяца, ведь попадалось множество таких, которые соответствовали всем его требованиям. Томас чувствовал, что чего-то не хватает… какой-то жизненно важной детали, заставлявшей его нуждаться в близком человеке. Даже Джорджия О’Брайен, если уж на то пошло, могла стать достойным выбором. Однажды вечером она позвонила ему, но Томас по необъяснимой причине сделал вид, что не узнал ее. Он часто думал, что Мэтью — его сын. Мысли, конечно, странные, но если задуматься, жизнь могла сложиться совсем по-другому. В такие вот унылые моменты по ночам, когда Томас погружался в размышления о непоправимом, Джек и Пит были лучшей поддержкой. Они пристраивались у его ног и начинали облизывать пятки.

Он видел в окнах церкви жителей Бедфорда, их голубые глаза… голубые?

Что удерживало его в этом городе? Томас пришел к однозначному выводу — ничего. Он мог уйти хоть сегодня ночью — к вершине холма и дальше через лес. Из далекого скаутского прошлого он помнил, что мох растет с северной стороны. Элементарно. Стоит ли забрать женщину с мальчиком? Провозгласить их своей собственностью и сматываться отсюда. Прямо сейчас? Эта мысль очень взволновала, взбудоражила его… да! Уйти сейчас. Но Томас чувствовал себя уже слишком старым, никакая женщина не захочет его. Тогда зачем?..

— А вы что думаете, ребята? — спросил он у собак.

Они подняли головы и взглянули на него с подозрением, словно не узнали голоса любимого хозяина. Вероятно, странное жужжание вокруг настораживало их, и они испугались. Это игра воображения, решил Томас, раз начинает казаться, что у его мальчиков голубые глаза…

— Да. Пойдем, я думаю. Приключение! Вам понравится, — сказал он, потрепав Пита по загривку. Пес ощетинился.

Они втроем отправились к холму. В северном направлении — город, затем кладбище и лес. Томас шел, дрожа от холода, джинсы промокли, но ничего страшного — это не смертельно. В конце концов, это всего лишь прогулка без намеченной цели.

«Надоело слушать, как они лают».

Пит снова занервничал. Эти собаки сильно отличались от Кудри. Наверняка выродки. Что ж, случается. Он долго дрессировал их: учил давать лапу и выполнять другие трюки. Но несмотря ни на что, Джек и Пит были его хорошими друзьями.

Идя по дороге, Томас наконец-то осознал, что уже ночь. Тени сгущались, как он и предвидел. Часть его знала все наперед. Еще до рождения Сюзан Мэрли он был уверен, что однажды такая девушка появится.

Чак Брэнн застрял в паутине. Чем больше он боролся, тем сильнее застревал в белых волокнах, опутавших его, как свадебное платье… Томас остановился. Какого дьявола?..

Дом семьи Ходкин покрыл слой льда. Улица затоплена. Из фабрики шел дым… что, черт возьми, происходит?

Томас ускорил шаг. Джорджия звонила только один раз, но он знал, где она живет и что нужно делать, если удастся разыскать ее. Не важно, понравится он ей или нет, главное — будет кого защищать.

Томас дернулся вперед, и собаки, встревожившись, залаяли. Сибирские хаски по природе своей крупные животные, им нет нужды повышать голос — только в крайних случаях, когда их намерения очень серьезны. Томас в страхе побежал. Его ухватили за куртку, но он не останавливался и через секунду был сбит с ног. Джек повалил его на землю и придавил лапами плечи, не давая пошевелиться. Из оскалившейся пасти текла слюна, голубые зрачки быстро увеличивались и сужались. Собаки не узнавали Томаса, смотрели на него как на пожирателя их добычи.

Он хорошо знал этих животных. За одну лишь ночь прямо у него на глазах они одичали, превратились из ласковых приятелей в обезумевших монстров. Томас знал, что сейчас произойдет. Напуганное животное опасно. Он знал, что они сделают, — голоса сказали ему.

Пит наклонился вперед, раскрыв огромную пасть.

— Успокойся, маль… — попытался сказать Томас, но его голос привел пса в ярость. Щелкнув зубами, Пит выдрал хозяину глотку.

Боль длилась недолго. Хлынул адреналин, и Томас уже ничего не чувствовал. Он в ужасе смотрел, как из трахеи льется кровь.

Злобно рыча, собаки начали есть.

В церкви Андрэа Йоргенсон сидела на раскладушке рядом с матерью. Сегодня она рассказала Лиз о своих тревогах и даже позвонила Дэнни Уиллоу, но никто не стал слушать. Видимо, потаскушка в высоких сапогах, живущая с семьей в трейлере, недостойна этого. Но она чувствовала зло внутри себя! Сюзан Мэрли. Надо было избавиться, вытолкнуть ее наружу.

Андрэа пошла в ванную, взяв из сумки какой-то предмет и спрятав его под куртку. Новенький, блестящий, с ровными правильными краями. По ночам он, как страстный любовник, звал ее к себе; в школе она постоянно думала о том, что сделает дома, когда останется одна. Никто ни о чем не узнает.

Ее бедра служили доказательством боли и переживаний, не известных ни одной живой душе. Ей приходилось резать себя, чтоб выпустить наружу глубоко зарытые страдания.

Заперевшись в ванной, Андрэа достала огромные ножницы — в особенную ночь и боль предстояла серьезная. Ее карие глаза стали голубыми.

«Давай, — велел ей голос. — Ты же хочешь!»

Кто это? Сюзан? Андрэа не знала наверняка, но сейчас она вырежет ее из себя, как раковую опухоль. В отличие от секса этим Андрэа занималась не впервые. Она не была шлюхой — это Бобби Фулбрайт пустил слух о том, что они переспали в машине на парковке «Кей Март». Но Андрэа не очень переживала. Потому ей и нравились острые предметы — своей примитивностью и простотой. Всегда точно знаешь, что случится, если проткнуть ими кожу.