Бегущий человек. Худеющий (сборник) - Кинг Стивен 6 стр.

– Мисс Джонс? Клиент готов, дорогая. – Он встал, протянул руку. – Теперь вам в гримерную, мистер Ричардс. Потом светопробы. Ваша комната – за кулисами, и увидимся мы теперь только у лифта. Так что…

– Вот и отлично. – Руки Киллияну он не пожал.

Мисс Джонс увела его. Часы показывали половину третьего.

Ричардс стоял за кулисами, между двумя охранниками, и слушал, как публика неистово аплодирует Бобби Томпсону. Он нервничал. Клял себя за это, но нервничал. Не удавалось ему взять себя в руки, и все. Программа «Бегущий человек» уже минута как вышла в эфир.

– Первый участник нашей сегодняшней игры – изобретательный и решительный парень, который живет в нашем же городе, к югу от Канала, – говорил Томпсон. На экране высветилась фотография Ричардса в мешковатой серой рубашке, сделанная скрытой камерой несколько дней тому назад, как ему показалось, на пятом этаже. Ричардс отметил, что фотографию немного отретушировали: глаза западали чуть больше, чем в реальности, лоб стал ниже, щеки ввалились, рот хищно щерился. Короче, экранный Ричардс вызывал ужас, превратившись в городского ангела смерти, жестокого, не слишком умного, но наделенного звериной хитростью. Настоящее пугало для жителей богатых кварталов.

– Зовут его Бенджамин Ричардс, ему двадцать восемь лет. Запомните это лицо! Через полчаса этот человек выйдет на улицы города. Подтвержденное свидетельство о его местонахождении принесет вам сто новодолларов! Информация, которая позволит его убить, – тысячу!

Голова Ричардса шла кругом. Он едва сдерживался, чтобы не завыть от ужаса.

– …а это женщина, которая получит награду Бенджамина Ричардса после его смерти, если это произойдет.

Портрет не многим напоминал Шейлу. Тут уж потрудился не ретушер, а художник. Нежное, пусть и некрасивое лицо разительно изменилось. Шейла превратилась в настоящую гарпию. Полные кроваво-красные губы, глаза навыкате сверкали алчностью. Двойной подбородок свисал чуть ли не до обнаженной груди.

– Мерзавец! – ахнул Ричардс. Рванулся вперед, но сильные руки удержали его.

– Остынь, приятель. Это всего лишь картинка.

А мгновением позже его то ли вывели, то ли вытащили на сцену.

Зрители отреагировали мгновенно. Студия взорвалась криками: «Ату его! Подонок! Гнать его вон! Убить его! Убить! Вон отсюда! Вон!»

Бобби Томпсон поднял руки, требуя тишины:

– Давайте послушаем, что он скажет.

Публика не сразу, но угомонилась.

Ричардс, набычившись, стоял под яркими лучами юпитеров. Он знал, что излучает ауру ненависти и злобы, как и хотелось организаторам шоу, но ничего не мог с собой поделать.

Он сверлил Томпсона взглядом налитых кровью глаз.

– Кое-кому придется сожрать собственные яйца за такую фотографию моей жены.

– Говорите, говорите, мистер Ричардс! – Голос Томпсона сочился презрением. – Вам за это ничего не будет… по крайней мере пока.

Зрители ответили неистовым ревом.

Ричардс резко развернулся к ним, и они замолчали, как от хорошей оплеухи. Испуг в глазах женщин смешивался с сексуальным возбуждением. Мужчины не пытались скрыть ненависти к нему.

– Мерзавцы! – проорал он. – Если вам так хочется посмотреть, как кто-то умирает в мучениях, почему не перестреляете друг друга?

Последние слова Ричардса потонули в новом шквале криков. Некоторые зрители (возможно, им за это заплатили) попытались прорваться на сцену. Копы сдерживали их. Ричардс стоял к ним лицом, отдавая себе отчет, каким они его видят.

– Позвольте поблагодарить вас, мистер Ричардс, за мудрый совет. – Толпа внимала сарказму, звучавшему в голосе Томпсона. – Не желаете сказать нашим зрителям как в студии, так и у экранов фри-ви, сколь долго вы рассчитываете продержаться?

– Я хочу сказать всем, и в студии, и у экранов фри-ви, что они видели не мою жену! Это дешевая подделка…

Толпа заглушила его. Крики ненависти достигли пика. Томпсон подождал с минуту, пока зрители чуть утихнут, потом повторил вопрос:

– Так сколь долго вы намерены продержаться, мистер Ричардс?

– Я намерен продержаться все тридцать дней, – холодно ответил Ричардс. – И не думаю, что у вас есть человек, который сможет до меня добраться.

Опять крики. Взметнувшиеся кулаки. Кто-то бросил на сцену помидор.

Бобби Томпсон повернулся лицом к залу, закричал:

– Оставим браваду на совести мистера Ричардса. С этими словами и отпустим его. Охота начнется завтра в полдень. Запомните его лицо! Он может оказаться рядом с вами в пневмоавтобусе… в самолете… в стереотеатре… на местном стадионе, где играют в киллбол. Сегодня он в Хардинге. Завтра в Нью-Йорке? Бойсе? Альбукерке? Колумбусе? Во дворе вашего дома? Вы донесете на него?

– ДА-А-А-А!!! – проревели они.

И тут Ричардс показал им средний палец, два пальца – на обеих руках. На этот раз на сцену попытались прорваться не за деньги. Ричардса увели, прежде чем толпа разорвала бы его в студии, прямо перед камерой, лишив Сеть череды захватывающих репортажей.

Киллиян ждал его за кулисами, сияя от удовольствия.

– Блестящее выступление, мистер Ричардс. Блестящее! Господи, какая жалость, что я не могу дать вам премию. Эти пальцы… бесподобно!

– Всегда рады ублажить зрителя. – На мониторах уже пошла реклама. – Давайте мне вашу чертову камеру и валите на хер.

– С последним, боюсь, не получится, – Киллиян все улыбался, – а камера – вот она. – Он взял камеру у техника, передал Ричардсу. – Полностью снаряженная, готовая к работе. А это кассеты. – Он отдал Ричардсу небольшую, но на удивление тяжелую коробочку, завернутую в клеенку.

Ричардс сунул камеру в один карман, кассеты – в другой.

– Годится. Где лифт?

– Не так быстро, – остановил его Киллиян. – Ваша двенадцатичасовая фора отсчитывается с половины седьмого.

С экранов вновь донеслись крики ярости. Обернувшись, Ричардс увидел вышедшего на сцену Лафлина. У него защемило сердце.

– Вы мне нравитесь, Ричардс, и, думаю, выступите вы неплохо, – продолжил Киллиян. – Есть в вас грубоватый шарм, который я очень ценю. Я – коллекционер, знаете ли. Сфера моих интересов – пещерное искусство и Древний Египет. Вы в большей степени соответствуете наскальной живописи, чем египетским урнам, но это не важно. Хотелось бы сохранить вас, для коллекции, так же как сохраняются мои наскальные рисунки из Азии.

– Можешь сохранить запись моей проверки на детекторе лжи, гад. Благо она есть в досье.

– Вот я и хочу дать вам совет. – Киллиян словно и не слышал его. – У вас нет ни единого шанса. Никому не устоять против населения всей страны и Охотников, отлично натренированных, активно использующих последние достижения научно-технического прогресса. Но если залечь на дно, вы протянете дольше. Используйте ноги, а не оружие, которое вам удастся раздобыть. И держитесь своих. – Он ткнул пальцем в грудь Ричардса, дабы подчеркнуть значение последних слов. – Не рассчитывайте на средний класс, представителей которого вы видели в студии. Они вас ненавидят. Вы символизируете для них все страхи нашего трудного времени. Не думайте, Ричардс, что реакция публики щедро оплачена. Они действительно вас ненавидят. За смелость, мужество. Вы это почувствовали?

– Да, – кивнул Ричардс. – Почувствовал. Я их тоже ненавижу.

Киллиян улыбнулся.

– Потому-то им и хочется вас убить. – Он сжал плечо Ричардса. Рука у него оказалась на удивление сильной. – Сюда.

А за их спинами Бобби Томпсон, к радости зрителей, обливал грязью Лафлина.

По коридору они прошли вдвоем, сопровождаемые лишь гулким эхом шагов. В конце их ждали сдвинутые двери кабины лифта.

– Здесь мы расстанемся, – молвил Киллиян. – На улицу попадете без остановки. За девять секунд.

В четвертый раз он протянул руку, и опять Ричардс ее не пожал. Хотя на какое-то мгновение такое желание у него возникло.

– А если я смогу подняться наверх? – Он указал на потолок, десятки и десятки этажей наверху. – Кого мне там убить? Кого мне убить, если я поднимусь до самого верха?

Киллиян рассмеялся и нажал кнопку. Двери разошлись.

– Вот это мне в вас и нравится, Ричардс. Вы мыслите по-крупному.

Ричардс шагнул в кабину. Двери начали сходиться.

– Не высовывайтесь, – повторил Киллиян, и Ричардс остался один.

Кабина ухнула вниз, и желудок Ричардса едва не выскочил из горла: от свободы его отделяли считанные секунды.

Две кабины открылись прямо на улицу. Перед воротами Мемориального парка Никсона стоял коп. На Ричардса он даже не посмотрел. Стоял и стоял, похлопывая электрошоковой дубинкой по ладони, вглядываясь в морось, висящую в воздухе.

Моросящий дождь принес с собой ранние сумерки. Переходы в тени Геймс-билдинг более всего напоминали бесплотные тени, и Ричардс полагал, что он ничем не отличается от остальных. Он глубоко вдохнул влажный, пахнущий серой воздух. Хорошо, однако. Он словно вышел из тюрьмы. Хороший воздух. Отличный воздух.

Держитесь своих, посоветовал ему Киллиян. Ричардс не собирался с ним спорить. В этом совет Киллияна ему не требовался. Не сомневался он и в другом: именно в Ко-Оп-Сити поиски будут наиболее интенсивными, и начнутся они ровно в полдень, с завершением перемирия. Но к тому времени он будет уже далеко.

Он прошагал три квартала, поймал такси. Надеялся, что фри-ви будет сломан, как в большинстве машин, но в этой экран ярко светился последними кадрами программы «Бегущий человек».

Не повезло, мысленно вздохнул Ричардс.

– Куда, приятель?

– Робард-стрит. – И останется пять кварталов до цели. К дому Моули он мог пробраться дворами.

Автомобиль набрал скорость, древний бензиновый мотор чихал и кашлял. Ричардс откинулся на спинку сиденья, стараясь уйти в тень.

– Слушай, а ведь я только что видел тебя по фри-ви! – воскликнул таксист. – Ты же Причард!

– Причард. Все так, – смиренно признал Ричардс. Геймс-билдинг остался позади. И его громада уже не давила на него, хотя ему и не повезло с таксистом.

– Господи, а ты смельчак. Точно говорю. Настоящий смельчак. Знаешь что? Они же тебя убьют. Не задумываясь. Да, ты смельчак.

– Есть такое. Никуда не денешься.

– Никуда не денешься! – Таксист аж подпрыгивал от волнения. – Ну, здорово. Круто! Не возражаешь, если я скажу жене о том, что подвозил тебя? Она от этих Игр просто слюной исходит. Я бы с радостью заложил тебя, но смысла в этом нет. Для этого у таксиста должен быть хотя бы один свидетель. А никто не видел, как ты садился ко мне в машину, так?

– Да уж, тут удача от тебя отвернулась. К сожалению, ты ничем не поспособствуешь моей смерти. Или оставить тебе записку: «Я здесь был»?

– Господи, а ты можешь? Вот…

Они как раз пересекли Канал.

– Я выйду здесь, – резко бросил Ричардс. Достал новобакс из конверта, полученного от Томпсона, бросил на переднее сиденье.

– Слушай, я же ничего такого не говорил, а? Я не собирался…

– Не собирался, – согласился Ричардс.

– А записку-то…

– Отвали, гнида.

Он выскочил из такси и зашагал к Драммонд-стрит. В темноте на него надвигался Ко-Оп-Сити. Сзади долетел вопль таксиста:

– Надеюсь, они быстро поймают тебя, дешевка!

Через двор, через дыру в заборе, отделяющем одну асфальтовую пустошь от другой, через заброшенную строительную площадку, назад в тень, чтобы не угодить под колеса летящего, ревущего грузовика, фары – горящие глаза вервольфа. Наконец прыжок через последний забор (поцарапав руку), и он уже стучал в дверь черного хода Моули Джернигана, одновременно и парадную.

Моули держал на Портовой улице ломбард-магазин, где состоятельный покупатель мог приобрести полицейскую электрошоковую дубинку, полностью снаряженный автомат, героин, пуш, кокаин, любые «колеса», пластиковую псевдоженщину, обычную шлюху, если на пластик денег не хватало, один из адресов трех подпольных казино, текущий адрес постоянно переезжающего с места на место Клуба извращенцев и многое, многое другое, запрещенное законом. Если у Моули не было необходимого клиенту товара, он знал, где заказать.

Доверенные лица могли приобрести у него и подложные документы.

Когда Моули выглянул в смотровое окошечко и увидел, кто стоит у него на пороге, он отечески улыбнулся:

– Почему бы тебе не уйти, приятель? Я тебя никогда не видел.

– Новобаксы, – коротко ответил Ричардс.

Последовала пауза. Ричардс внимательно разглядывал манжету рубашки.

Замки и засовы открылись быстро, словно Моули боялся, что Ричардс передумает.

Ричардс вошел. И попал в комнатку за торговым залом, где хранились старые журналы, краденые музыкальные инструменты, краденая видеотехника, коробки с продуктами. По необходимости Моули приходилось играть роль Робин Гуда. Южный берег Канала имел свою специфику. Едва ли Моули долго оставался бы в деле, если б жадничал. С богатеньких из центра он драл три шкуры, соседям продавал практически по себестоимости, иной раз и ниже, если видел, что человека сильно приперло. Поэтому в Ко-Оп-Сити его уважали и берегли. Если коп спрашивал стукача (а их число измерялось сотнями) о Моули Джернигане, ему отвечали, что Моули уже впадает в старческий маразм и приторговывает по мелочам левым товаром. Некоторые респектабельные горожане из центра, с необычными сексуальными наклонностями, могли бы рассказать кое-что еще, но полиции нравов давно уже не существовало. Все знали, что в среде порока нет места революционным настроениям. Не знали в полиции и о том, что Моули приторговывает и поддельными документами: последняя услуга оказывалась исключительно жителям Ко-Оп-Сити. Однако Ричардс понимал, что тот, кто брался за изготовление документов для такого, как он, навлекал на себя смертельную опасность.

– Какие нужны документы? – спросил седой как лунь Моули – ему давно перевалило за семьдесят, – тяжело вздохнув и включив лампу, залившую ярким белым светом рабочий стол.

– Водительское удостоверение. Военный билет. Идентификационный талон. Налоговая карточка. Пенсионное удостоверение.

– Нет проблем. Шестьдесят баксов для любого, кроме тебя, Бенни.

– Ты сделаешь?

– Для твоей жены – да. Для тебя – нет. Не собираюсь совать голову в петлю ради такого психа, как Бенни Ричардс.

– Сколько потребуется времени, Моули?

Глаза Моули хитро блеснули.

– Учитывая обстоятельства, я потороплюсь. Час на каждый документ.

– Господи, пять часов… можно я пойду…

– Нет, не пойдешь. Ты совсем рехнулся, Бенни? На прошлой неделе к твоему дому подъезжает коп. С конвертом для твоей жены. В «черном вагоне» с шестью приятелями. Флеппер Донниган и Джерри Ханрахан торчали на углу, когда они приехали. Флеппер рассказывает мне все. Парень болтлив, ты знаешь.

– Я знаю, что Флеппер болтлив, – нетерпеливо бросил Ричардс. – Я посылал ей деньги. Она…

– Кто знает? Кто видит? – пожал плечами Моули, выкладывая на стол бланки, ручки, печати. – Дом они окружили в четыре ряда, Бенни. Если кому захочется заглянуть к ней и принести свои соболезнования, его запихнут в кутузку и отметелят резиновыми дубинками. Даже хорошим друзьям это ни к чему. И деньги, которые теперь есть у твоей жены, тут не помогут. Фамилию любую или…

– Любую, только английскую. Господи, Моули, ей же надо ходить за продуктами. И врач…

– Она посылает сына Баджи O’Санчеса. Как там его зовут?

– Уолт.

– Точно. Теперь такие мелочи в памяти не задерживаются. Старею, Бенни. Теряю форму. – Он вскинул глаза на Ричардса. – Я еще помню время, когда Мик Джаггер ходил в знаменитостях. Ты небось понятия не имеешь, кто он такой, так?

– Знаю я, кто он такой. – Ричардс, нахмурившись, повернулся к окну. Все оказалось хуже, чем он рассчитывал. Шейла и Кэти тоже в клетке. До того момента, пока…