Бегущий человек. Худеющий (сборник) - Кинг Стивен 7 стр.

– С ними все в порядке, Бенни, – мягко заметил Моули. – Просто держись от них подальше. Ты меня понял?

– Да. – Внезапно на него накатил вал черного отчаяния. Я тоскую по дому, удивленно подумал он. Но мучило его и другое. Он чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Все рушилось, валилось. Перед мысленным взором замелькал калейдоскоп лиц: Лафлин, Бурнс, Киллиян, Джански, Моули, Кэти, Шейла…

Дрожа всем телом, он вглядывался в темноту. Моули работал, напевая какую-то песенку из далекого прошлого, что-то насчет глаз Бетт Дэвис, кто она такая, черт побери?

– Он был барабанщиком, – вдруг вырвалось у Ричардса. – В английской группе, которая называлась «Битлз». Мик Маккартни.

– Ох уж эта молодежь. – Моули не отрывался от работы. – Все-то вы знаете.

От Моули он вышел в десять минут первого, оставив у него тысячу двести новобаксов. Моули также продал ему простенькие, но достаточно эффективные средства изменения внешности: седой парик, очки, каучуковые защечные вставки, пластмассовые накладные зубы, изменяющие линию губ.

– Прихрамывай, – посоветовал ему Моули. – Чуть-чуть, чтобы не привлекать особого внимания. Помни, ты можешь туманить людям разум, если того захочешь. Знаешь, откуда эта строчка, не так ли?

Ричардс не знал.

С новыми документами он стал Джоном Гриффеном Спрингером, коммивояжером из Хардинга, торгующим обучающими программами. Сорок три года, вдовец, без статуса техника. Оно и к лучшему: техники говорили на своем, особом языке.

На Робард-стрит Ричардс вернулся в половине первого, удачное время для тех, кому охота попасть в руки насильников, грабителей или убийц. А вот чтобы скрыться незамеченным, он мог бы подобрать более удачный час. Но, с другой стороны, к югу от Канала он жил с рождения.

Канал он пересек в двух милях западнее, у самого озера. По пути встретил компанию пьяниц, веселящихся у костра, нескольких крыс, но ни одного копа. В четверть второго пересекал ничейную землю на северном берегу Канала, лавируя между складами, дешевыми барами, конторами судовладельцев. В половине второго на улицах все чаще встречались добропорядочные жители центра, жаждущие ночных наслаждений. Так что такси он остановил, не вызвав ни малейшего подозрения.

Водитель даже не взглянул на него.

– Аэропорт, – бросил Ричардс.

– Будет сделано, приятель, – последовал ответ.

Дорога по пустому шоссе не заняла много времени. Без десяти два Ричардс входил в здание аэропорта. Прохромал мимо нескольких копов и сотрудников службы безопасности, не вызвав у них ни малейшего интереса. Купил билет до Нью-Йорка. Действительно, куда еще он мог полететь? На проверку документов, рутинное дело, ушло несколько секунд. Самолет вылетел в двадцать минут третьего. С Ричардсом летело человек сорок, в основном бизнесмены и студенты. Коп в своей пуленепробиваемой будке проспал весь полет. Какое-то время подремал и Ричардс.

Приземлились они в шесть минут четвертого. И нью-йоркский аэропорт Ричардс покинул без приключений.

В четверть четвертого такси уже въезжало на Линдсей-оверуэй. Центральный парк они пересекли по диагонали, и в двадцать минут четвертого Бен Ричардс растворился в чреве самого большого города планеты.

Он остановил свой выбор на отеле «Брант» в Ист-Сайде. Этот район переживал очередной подъем, но тем не менее располагался неподалеку от трущоб Манхэттена, также самых больших в мире. Убедившись в этом, Ричардс вновь вспомнил слова Дэна Киллияна: «Держитесь своих».

Выйдя из такси, он зашагал к Таймс-сквер. Ему не хотелось регистрироваться в отеле до рассвета: зачем привлекать к себе лишнее внимание. Пять с половиной часов, с половины четвертого до девяти, он просидел на ночном шоу для извращенцев. Безумно хотелось спать, и пару раз он таки начинал дремать, но тут же просыпался от легких прикосновений пальцев к бедру.

– Сколько вы намерены у нас пробыть? – спросил портье, глянув на регистрационную карточку, заполненную на имя Джона Г. Спрингера.

– Не знаю. – Ричардс постарался ответить как можно дружелюбнее. – Все зависит от покупателей, вы же понимаете. – Он заплатил шестьдесят новобаксов за двое суток и поднялся на лифте на двадцать третий этаж. Из окна открывался мрачный вид на Ист-Ривер. В Нью-Йорке тоже лил дождь.

Номер ему достался чистенький и безликий. Из примыкающей к спальне ванной доносились неприятные, в чем-то зловещие звуки: тек бачок. Справиться с ним Ричардсу не удалось, хотя он несколько раз дернул за ручку спускного клапана.

Завтрак он заказал в номер: гренок с яйцом, апельсиновый напиток, кофе. Когда коридорный принес поднос, с чаевыми перебарщивать не стал, чтобы клиент не запал в память.

Позавтракав, достал видеокамеру. Под видоискателем блестела металлическая табличка с надписью: ИНСТРУКЦИИ. Ниже Ричардс прочитал:

«1. Вставьте видеокассету в прорезь, отмеченную буквой А. Когда кассета встанет на место, раздастся щелчок.

2. Наведите видеокамеру на нужный объект с помощью перекрестия в объективе.

3. Нажмите кнопку, отмеченную буквой В, чтобы включить микрофон.

4. После звукового сигнала кассета выскочит автоматически.

Время записи – 10 минут».

Отлично, подумал Ричардс. Они смогут посмотреть, как я сплю.

Он поставил видеокамеру на комод рядом с Библией и навел ее на кровать и пустую стену за ней. Едва ли кто смог бы определить по такой стене, в каком отеле велась съемка. Уличный шум такой высоты практически не достигал, но на всякий случай Ричардс пустил воду в душе.

И уже хотел начать съемку, когда вспомнил, что изменил внешность. Конечно, накладные зубы и очки он мог снять, а вот парик – нет. Выход он нашел без труда: натянул на голову наволочку. Затем включил видеокамеру, вернулся к кровати и сел лицом к объективу.

– Ку-ку, – глухим голосом обратился Бен Ричардс ко всем тем, кто вечером с замирающим сердцем будет смотреть и слушать его. – Вы этого не видите, но я просто гогочу над вами, говноеды.

Он лег, закрыл глаза, но ничего другого придумать не смог. Когда десять минут спустя кассета выскочила из прорези, он уже крепко спал.

Проснулся он в четыре пополудни – охота началась три часа назад, учитывая часовые пояса. От этой мысли его прошиб пот.

Он вставил в камеру новую кассету, взял Библию, и десять минут раз за разом повторял вслух десять заповедей, не снимая с головы наволочку.

В ящике стола лежали конверты, но все с названием отеля и адресом, напечатанным на лицевой стороне. Колебался он недолго, понимая, что любое решение мало что изменит. С одной стороны, приходилось верить Киллияну, утверждавшему, что Маккоун и его Охотники не имеют доступа к переписке с ним и не смогут догадаться о его местонахождении по почтовому штемпелю. С другой – без писем не обойтись. Почтовыми голубями его не снабдили.

Почтовый ящик стоял у лифта. С тяжелым сердцем Ричардс бросил кассеты в отделение междугородной корреспонденции. Хотя почтовая служба не получала денег от Корпорации Игр за информацию о местонахождении игроков, риск был слишком велик. Но в противном случае грозила приостановка платежей, а на это он пойти не мог.

Он поднялся в номер, выключил душ, ванная уже превратилась в парную, лег на кровать, задумался.

Куда бежать? Как определить оптимальный вариант?

Он попытался взглянуть на ситуацию как бы со стороны. Как поступил бы на его месте среднестатистический игрок? Первый импульс – следуй инстинкту, доставшемуся от далеких предков. Затаись. Прильни к земле. Вырой нору и залезь в нее.

Так он и поступил. Снял номер в отеле «Брант».

Ждут ли от него Охотники такого шага? Да. Они будут искать совсем не бегущего – прячущегося.

Смогут они отыскать его нору?

Ему очень хотелось ответить, что нет, но обольщаться он не имел права. Да, облик он изменил, но все делалось в спешке. Наблюдательных людей не много, но они есть. Возможно, его уже засекли. Портье. Коридорный, который приносил завтрак. Может, кто-то из любителей шоу для извращенцев на Сорок второй улице.

Маловероятно, но возможно.

А его липовые документы, сработанные Моули? Надолго ли их хватит? Таксист, который вез его от Нетворк-геймс-билдинг, обязательно покажет, что он отправился в Южный город. И Охотники не зря едят свой хлеб. Они как следует тряхнут всех его знакомых, от Джека Крейгера до Эйлин Дженнер, этой сучки, что жила с ним на одном этаже. Не просто тряхнут, а размажут по стенке. И сколько пройдет времени, прежде чем кто-нибудь, к примеру, слабачок Флеппер Донниган, сболтнет, что Моули изготовляет желающим подложные документы? А если они выйдут на Моули, он расколется. Поначалу, конечно, поупирается, не будет возражать и против того, чтобы ему пару раз двинули в ухо: потом будет оправдываться боевыми шрамами. С тем чтобы однажды ночью его хибара не вспыхнула свечкой. А потом? Элементарная проверка трех аэропортов Хардинга покажет, что Джон Г. Спрингер глубокой ночью улетел в Нью-Йорк.

Если они нашли Моули.

Исходи из того, что найдут. Ты обязан исходить из того, что найдут.

Значит, бежать. Куда?

Он не знал. За всю жизнь он ни разу не выезжал за пределы Хардинга. Никого не знал даже там, на Среднем Западе. И уж тем более на Восточном побережье. Не было места, где он мог чувствовать себя своим. Так куда? Куда?

Он и сам не заметил, как погрузился в тревожный, нервный сон. Моули они нашли без труда. В течение пяти минут выяснили, что Ричардс стал Спрингером после того, как выдернули два ногтя, залили пупок бензином и пригрозили поднести к нему зажигалку. Сразу же узнали номер рейса и прибыли в Нью-Йорк в половине третьего по местному времени. А сейчас они уже окружают отель. Места коридорных, официантов, швейцаров занимают Охотники. Полдюжины затаились у пожарной лестницы. Еще пятьдесят – у лифтов. Гораздо больше кружит вокруг отеля в пневмокарах. Вот они в холле, сейчас вышибут дверь и ворвутся в номер, чтобы вытащить его на всеобщее обозрение и превратить в гамбургер.

Ричардс сел, обливаясь потом. А он даже не вооружен.

Бежать! Быстро!

Для начала сойдет и Бостон.

Номер он покинул в пять вечера, спустился в вестибюль.

– Добрый день, мистер… э…

– Спрингер, – улыбнулся Ричардс. – Похоже, мне везет, старичок. Три клиента… проявили интерес. Придется задержаться в вашем замечательном отеле еще на пару дней. Я могу заплатить вперед?

– Разумеется, сэр.

Деньги поменяли хозяина. По-прежнему улыбаясь, Ричардс поднялся в номер. В коридоре ни души. Он повесил на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» и направился к пожарной лестнице.

Ему сопутствовала удача, по пути никто не встретился. Он спустился вниз и незамеченным выскользнул через боковую дверь.

Дождь перестал, но над Манхэттеном плыли низкие тучи. В воздухе стоял резкий запах электролита. Ричардс шел быстро, забыв про хромоту, держа курс на автовокзал. Билеты на «грейхаунд» по-прежнему продавались без предъявления удостоверения личности.

– Бостон, – бросил он бородатому кассиру.

– Двадцать три бакса, приятель. Автобус отходит ровно в шесть пятнадцать.

Он отдал деньги. Из выданной Томпсоном суммы у него осталось чуть меньше трех тысяч новобаксов. До отхода автобуса оставался час, автовокзал кишел людьми, то и дело на глаза попадались солдаты Добровольческой армии, в синих беретах, с мальчишескими, но жестокими лицами. Он купил порнографический журнал, сел и закрылся им. Так и просидел час, уставившись на него, изредка переворачивая страницу, чтобы не вызывать подозрений.

Когда автобус подкатил к терминалу, он захромал к открывшимся дверям.

– Эй! Эй, ты!

Ричардс огляделся. К нему бежал коп. Он застыл, не в силах сдвинуться с места. Какая-то часть мозга исходила криком: беги, беги, беги, а не то с тобой разделаются прямо здесь, на заплеванном жвачкой полу автовокзала, среди стен, исписанных похабщиной. Беги, а не то станешь добычей тупоголового копа.

– Остановите его! Остановите этого парня!

Коп бежал не к нему. Показывал не на него. У Ричардса отлегло от сердца. Коп бежал за оборванцем, который слямзил дамскую сумочку и теперь бежал к лестнице, расталкивая идущих навстречу.

Он и его преследователь взлетели по ступеням, исчезли. Отъезжающие, приезжающие, встречающие проводили их взглядами, а затем вернулись к прежним занятиям, словно ничего и не произошло.

Ричардс встал в очередь, его трясло.

Он плюхнулся на сиденье в конце салона, а несколько минут спустя автобус мягко отъехал от терминала и влился в транспортный поток. Коп и его жертва растворились в человеческом море.

Если бы у меня был пистолет, я бы его прикончил, думал Ричардс. Господи, о Господи.

А в голове зазвучала другая мысль: в следующий раз он будет гнаться не за мелким воришкой – за тобой.

И в Бостоне надо обязательно разжиться пистолетом. Любым способом.

Ричардс вспомнил обещание Лафлина выкинуть из окна нескольких копов, прежде чем те отправят его к праотцам.

В сгущающихся сумерках автобус катил на север.

Здание бостонского отделения ИМКА[10], огромное, почерневшее от времени, старомодное, располагалось на Хейнингтон-авеню. В середине прошлого столетия этот район считался в Бостоне едва ли не самым престижным. Теперь здание служило стыдливым напоминанием о других днях, другой эпохе, а его неоновая вывеска подмигивала всеми своими буквами кварталу порнографических кинотеатров, где христианством, мягко говоря, и не пахло.

Когда Ричардс вошел в вестибюль, портье яростно спорил с немытым негритенком, одетым в блузу для киллбола, такую длинную, что из-под нее торчали только манжеты джинсов.

– Я потерял мой пятицентовик, хонки. Я потерял мой гребаный пятицентовик.

– Если ты сейчас не уберешься отсюда, я вызову охрану, парень. Вот и все. Я тебе все сказал.

– Но этот чертов автомат сожрал мой пятицентовик!

– Прекрати ругаться при мне, маленький негодяй. – Портье, выглядел он лет на тридцать, протянул руку, схватил негритенка за грудки, тряхнул. – Убирайся отсюда. Не о чем нам больше говорить.

Видя, что портье настроен серьезно, негритенок чуть не расплакался.

– Послушай, это же единственный пятицентовик, который у меня был. Дерьмовый автомат сожрал мой пятицентовик, а жвачку не дал. Это…

– Я звоню в охрану. – Портье повернулся к коммутатору. Его пиджак, явно с чужого плеча, висел на нем как на вешалке.

Негритенок пнул ногой автомат, зажавший жевательную резинку, и выбежал из вестибюля, крикнув на прощание:

– Дерьмовая белая свинья. Гребаный сукин сын!

Портье проводил его взглядом, так и не нажав на кнопку вызова охраны, настоящую или выдуманную. Улыбнулся Ричардсу, в ряду зубов чернели прорехи.

– С этими ниггерами просто сладу нет. Если б я руководил Сетью, то держал бы их в клетках.

– Он действительно остался без пятицентовика? – спросил Ричардс, расписавшись в регистрационной книге как Диган из Мичигана.

– Если и остался, то этот пятицентовик он наверняка украл, – ответил портье. – Я в этом не сомневаюсь. А вот если бы я дал ему пятицентовик, то к вечеру две сотни попрошаек требовали бы у меня того же. Кто их только научил ругаться? У них же через каждое слово – брань. Неужели их родителям на это наплевать? Как долго вы у нас пробудете, мистер Диган?

– Еще не знаю. В город я приехал по делам. – Он попытался изобразить сальную улыбку, а когда почувствовал, что получается, улыбнулся еще шире. Портье узнал ее мгновенно (вероятно, потому, что не раз видел нечто подобное на отражении собственной физиономии в отполированной миллионами локтей мраморной стойке) и улыбнулся в ответ:

– С вас пятнадцать долларов и пятьдесят центов, мистер Диган. – Он пододвинул к Ричардсу ключ, висящий на одном кольце с деревянным бочонком. – Ваш номер пятьсот двенадцать.