Я села и прислонилась спиной к стороне каменного дверного проема — стороне, где можно было укрыться за полусложенной ширмой и при этом наблюдать за Джей ми. Я обхватила руками колени и занялась тем, чем мне предстояло заниматься до тех пор, пока не закончится все это безумие, — своими переживаниями.
Кроме того, я старательно прислушивалась, не раздадутся ли вдали шаги. Неважно, что утверждал Джеб, — я ни за что не допущу, чтобы Джейми рисковал собой в роли охранника. Я лучше сама выйду, не дожидаясь, пока попросят.
«Да», — беспрекословно согласилась Мелани.
На несколько минут Джейми застыл у входа, крепко сжимая ружье — наверное, он не слишком хорошо себе представлял обязанности охранника. Потом он принялся расхаживать взад вперед перед ширмой, но после пары проходов, очевидно, решил, что выглядит глупо. Наконец он опустился на пол у открытого прохода, пристроил ружье на коленях, а подбородок — на сложенных ладонях. Спустя долгое время раздался вздох. Работа охранника оказалась куда менее захватывающей, чем он воображал.
Мне никогда бы не наскучило на него смотреть.
Через пару часов он стал украдкой на меня поглядывать. Его губы несколько раз приоткрылись, словно он хотел что то сказать, но потом передумал.
Я уткнулась подбородком в колени и стала ждать, пока он переборет себя. Мое терпение было вознаграждено.
— Слушай, а планета, с которой ты прилетела, перед тем как стать Мелани… — наконец заговорил Джейми. — Какая она? Похожа на нашу?
Ход его мыслей застал меня врасплох.
— Нет, — сказала я. Наедине с Джейми можно было оставить шепот и перейти на обычный голос. — Нет, там все по другому.
— Расскажи, — попросил он, чуть наклонив голову набок — он всегда так делал, когда заслушивался сказками, которые Мелани рассказывала ему на ночь.
И я рассказала.
Я рассказала ему все о затопленной планете Морских водорослей. Рассказала о двух солнцах, об эллиптической орбите, о серых водах, о неподвижности корней, о поразительном зрении тысячи глаз, о бесконечных разговорах миллионов беззвучных голосов, что слышали друг друга.
Он завороженно слушал.
— А другие места? — спросил он, как только я замолкла, вспоминая, не пропустила ли что нибудь. — Существуют другие инопланетяне? — Он рассмеялся, почувствовав несуразность своего вопроса. — Ну, кроме этих Водорослей?
Я тоже рассмеялась.
— Ну конечно. И их куда больше, чем инопланетян на Земле.
— Расскажи.
Пришлось рассказать ему о Летучих мышах Поющего мира, об их музыкальной слепоте, об удивительной способности летать; о планете Туманов, где обитателей согревает густой белый мех и четыре сердца, что разгоняют горячую кровь по жилам, и где лучше обходить стороной грызодеров; о планете Цветов, на которой царит цвет и свет…
Внезапно Джейми прервал меня новым вопросом:
— А зеленые человечки с треугольными головами и большими черными глазами? Ну, те, что разбились в Роз велле? Это ваши?
— Нет, не наши.
— Так это все придумано?
— Не знаю… Может, и нет. Мы живем в большой, густонаселенной Вселенной.
— Как же вы сюда попали, если не с зелеными человечками? Ведь для передвижения тела нужны и все такое…
— Верно, — согласилась я, удивленная, как быстро он все схватывает. Хотя чему тут было удивляться — он смышленый, впитывает все как губка. — В самом начале мы использовали наши паучьи сущности.
— Паучьи?
Я рассказала ему о поразительных Пауках, обладателях блестящего, самого невероятного разума из всех, встреченных нами. У каждого Паука — по три мозга, по одному в каждой части разделенного на сегменты тела. Пауки решали для нас любые, самые невозможные проблемы, но при этом их настолько увлекал холодный анализ, что мало какая проблема интересовала их самих. Из всех носителей Пауки больше всех приветствовали наше вторжение. Они почти не заметили разницы, и им даже понравилось, что мы предоставили им цель. Души, которые высадились на поверхность планеты Пауков перед внедрением, сообщили, что она серая и холодная, — ничего удивительного, что Пауки видели все в черно белом спектре и почти не ощущали перепадов температур. Жизненный цикл Пауков был короток, но новое поколение от рождения получало знания родителей, поэтому информация не терялась.
Я прожила один короткий жизненный цикл среди Пауков, а потом покинула планету, не испытывая желания вернуться. Ни поразительная ясность мысли, ни ответы на любой вопрос, что приходили сами, без усилий, ни пляшущие колонки цифр не могли заменить эмоций и ярких красок, которые почти не ощущались внутри этих тел. Я не понимала, как можно довольствоваться подобным существованием, но планета прекрасно функционировала тысячи земных лет. Она была открыта для заселения по единственной причине: Пауки очень быстро размножались, откладывали огромное количество яиц.
Я перешла к рассказу о завоевании Земли.
Пауки были нашими лучшими инженерами — сконструированные ими корабли, проворные и незаметные, легко скользили меж звезд. Тела Пауков оказались почти такими же удобными в использовании, как и их умы: у каждого сегмента — четыре длинные ноги, из за чего, собственно, их и прозвали Пауками, на каждой ноге — по двенадцатипалой ладони. Пальцы с шестью суставами, гибкие и сильные, как стальные прутья, приспособлены к самым тонким операциям. Похожие на пучок прутьев, невысокие и тонкие, Пауки с легкостью проникли на планету. Они были сильнее людей, умнее и, конечно, подго товленнее…
Я осеклась на полуслове: на щеке Джейми блеснул прозрачный кристаллик.
Он сидел, плотно сжав губы, уставившись в пустоту. По щеке у него медленно стекала крупная соленая капля.
«Дура! — набросилась на меня Мелани. — Ты что, не понимаешь, как твой рассказ его задел?»
«А ты что, не могла раньше меня предупредить?»
Мелани не ответила. Наверняка ее не меньше, чем меня, увлекло повествование.
— Джейми, — хрипло прошептала я. От одного вида его слез почему то запершило в горле. — Джейми, прости меня. Я не подумала.
Джейми помотал головой.
— Все в порядке. Я сам попросил, хотел узнать, как все произошло. — За сердитым, грубым тоном скрывалась боль.
Желание утереть ему слезы было неосознанным. Сперва я попыталась не обращать внимания: я все таки не Ме лани. Но слезинка словно застыла, как будто и не собиралась падать. Глаза Джейми по прежнему смотрели в никуда, губы дрожали. Я протянула руку и провела пальцами по его щеке; слеза растеклась по коже и исчезла. И снова, повинуясь инстинкту, я не отдернула руку, а прижала ее к теплой щеке, лаская его лицо.
Поначалу Джейми притворился, что не замечает, а затем, с закрытыми глазами, прильнул ко мне, уткнулся щекою в плечо — совсем как когда то, — и зарыдал. Он плакал, но не слезами ребенка — и тем священнее и трогательнее были эти слезы, скорбь взрослого мужчины, хоронящего свою семью.
Руки мои обвились вокруг Джейми — как он подрос! — и я заплакала вместе с ним.
— Прости меня, — повторяла я снова и снова. Я словно просила прощения за все: за то, что мы наткнулись на эту планету; за то, что мы ее выбрали; за то, что мне досталась его сестра; за то, что я привела ее сюда и причинила ему боль… За свой рассказ, который довел его до слез.
Его рыдания стихли, но я не отвела рук — мне не хотелось его отпускать. Казалось, мое тело с самого начала изнывало от желания его обнять, но я осознала это, лишь когда желание осуществилось. Непостижимая связь матери и ребенка, столь крепкая на этой планете, — я ее все таки постигла. Готовность отдать жизнь за другого — что может быть прочнее этой связи? Я и прежде понимала незыблемость данной истины, но не догадывалась, почему это происходит. Теперь же я знала, почему мать с готовностью отдаст жизнь за свое дитя, и знание это навсегда изменило мое видение Вселенной.
— Да, видно плохо ты мои уроки усвоил!
Мы отпрянули друг от друга. Джейми вскочил на ноги, а я сжалась у стены.
Джеб наклонился и поднял с пола ружье, о котором мы оба забыли.
— За оружием надо приглядывать, Джейми. — Голос Джеба звучал мягко, сглаживая укор. Старик взъерошил лохматую шевелюру Джейми.
Джейми отдернул голову и залился краской.
— Прости, — пробормотал он, развернулся, словно собираясь убежать, и вдруг остановился и посмотрел на меня. — Я не знаю, как тебя зовут.
— Меня называли Странницей, — прошептала я.
— Странницей? Я кивнула.
Он кивнул и зашагал прочь, красный от смущения.
Едва лишь Джейми скрылся из виду, Джеб оперся о камень и опустился на пол у стены. Как и Джейми, ружье он держал на коленях.
— Интересное тебе дали имя… — К Джебу, похоже, вернулось словоохотливое настроение. — Может, как нибудь расскажешь, почему тебя так назвали? Интересно же. Только вот звучит имя длинновато, тебе не кажется? Странница…
Я уставилась на него.
— Ты не против, если я буду называть тебя коротко: Анни? Произносится легче.
На этот раз он ждал ответа. Я пожала плечами. «Детка» или другие странные человеческие словечки — какая разница? Лишь бы не хулили.
— Ну что же, Анни… — Джеб улыбнулся, довольный своей придумкой. — Приятно, что мы поняли друг друга. Как старые друзья.
Он снова широко, от уха до уха, улыбнулся; я не удержалась и улыбнулась в ответ, хотя улыбка у меня вышла не радостная, а вымученная — ведь Джеб считался моим врагом. Вдобавок, скорее всего, он выжил из ума. Но он был моим другом. Разумеется, он меня убил бы, если бы понадобилось, но без всякого удовольствия. А разве можно требовать большего от друга человека?
Глава 22
Перелом
Джеб закинул руки за голову и с задумчивым видом уставился в темный потолок. Его словоохотливое настроение не исчезло.
— Знаешь, я долго старался представить себе, каково это — быть схваченным. Я не раз видел, как вы нас ловите, несколько раз даже чуть сам не попался. Вот я и задумался, на что это похоже. Как полагаешь, когда в твою голову лезут, оно больно? Между прочим, я видел, как это делается.
Я раскрыла глаза от удивления, а он и бровью не повел.
— Похоже, все вы используете какое то обезболивающее — хотя это пока всего лишь догадки. От боли никто не кричит, так что вряд ли применяются пытки. — Я поморщилась. Пытки. Нет, пытки — это по человеческой части. — Интересные вещи ты тут мальцу рассказывала.
Я напряглась, а он вдруг тихо рассмеялся.
— Ну да, я все слышал. Подслушивал, признаюсь. Прощения не прошу, потому что это был отличный рассказ, к тому же мне ты ни за что бы не открылась, а вот Джейми — другое дело. Меня аж зацепило: и про Летучих мышей, и про Водоросли, и про Пауков. Наводит на мысли. Всегда зачитывался безумными историями про внеземную жизнь, научной фантастикой и всяким таким. Прямо взахлеб читал. А этот малец, он как я, — все книги по два, три раза перечитал. Ему твой рассказ только в радость. Да и мне тоже. У тебя талант.
Я потупила взгляд, чувствуя, как смягчаюсь, теряю бдительность. Я повелась на лесть, как и любой другой в этом уязвимом для эмоций теле.
— Все думают, что ты нас выслеживала, чтобы сдать Ищейкам.
Меня всю передернуло от этого слова. Челюсть свело, я прикусила язык. Во рту появился вкус крови.
— А зачем еще? — продолжил он, притворившись, что не заметил моей реакции. — Только сдается мне, они стали жертвами стереотипа. Я один любопытствую… ну сама посуди, что за странный план: пуститься в странствие по пустыне без плана, без карты, без подмоги? — Он усмехнулся. — Странствия — вот что по твоей части, верно, Анни?
Он наклонился и подтолкнул меня локтем в бок. Я уставилась в пол, нерешительно поглядывая на Джеба. Он рассмеялся.
— На мой взгляд, твой маршрут пролегал в двух шагах от самоубийства. Тебе, должно быть, знакомы методы Ищеек? Так вот, ничего общего с ними я не увидел. Если рассуждать здраво, мыслить логически… Итак, у тебя не было ни прикрытия, ни способа вернуться. Значит, ты преследовала иную цель. С тех пор как ты сюда попала, ты не отличалась разговорчивостью, только с мальцом и пообщалась, но я слушал, что ты говорила, и сделал кое какие выводы. Полагаю, ты пошла на заведомую гибель, потому что помешалась на поисках этого мальчика и Джареда.
Я закрыла глаза.
— Только вот с чего бы? — спросил Джеб, как бы размышляя в ожидании моего ответа. — Значит, вот как я это себе представляю: или ты и впрямь отличная актриса — супер Ищейка, какая то новая порода, хитрее прежней, — с неким хитроумным планом, который мне не постичь, или ты не играешь. Первый вариант как то не вяжется с твоими поступками, и я отказываюсь в него верить. А вот если ты не играешь… — Он помолчал. — Я давно слежу за вашим братом. И все время ждал, когда же они изменятся, ну, когда перестанут изображать из себя людей, потому что играть то уже было не для кого. Я все следил и ждал, а они продолжали вести себя, как люди. Оставались в прежних семьях, в солнечные дни выезжали на природу, сажали цветы, рисовали картины и так далее, вплоть до мелочей. Я все гадал, а не очеловечились ли вы, не повлияли ли мы на вас, в конечном итоге.
Он подождал, давая мне возможность ответить. Я молчала.
— Несколько лет назад я увидел кое что, что меня потрясло. Пожилые мужчина и женщина — ну, или, скорее, тела пожилых мужчины и женщины. Прожили вместе так долго, что обручальные кольца почти вросли в кожу. Они держались за руки, и он поцеловал ее в щеку, а она залилась краской, словно под всеми этими морщинами пряталась юная девушка. И тогда мне пришло в голову: вы чувствуете то же самое, что и люди, потому что вы больше не кукольники, управляющие марионетками, вы стали нами.
— Да, — прошептала я. — У нас те же чувства. Человеческие чувства. Надежда, боль, любовь.
— Значит, если ты не играешь… что ж, тогда я уверен, что ты любишь их обоих. Ты, Анни. Не просто тело Мела ни, а ты сама.
Я уронила голову на руки. Этот жест был равносилен признанию, но мне уже было все равно — сил держать это в себе не осталось.
— Значит, я угадал. Но все таки интересно, что стало с моей племянницей? Что с ней произошло, что грозит мне? Если кого то засовывают тебе в голову, куда деваешься ты сам?… Исчезаешь? Пропадаешь безвозвратно? Это похоже на смерть? Или на сон? Ощущаешь ли внешний контроль? И ощущает ли твое присутствие новый хозяин? А может, ты сидишь, запертый в собственном теле, и заходишься в беззвучном крике?
Я сидела очень тихо, стараясь выглядеть невозмутимо.
— Очевидно, вы отказываетесь от прежнего поведения и воспоминаний. Что же касается сознания… Похоже, некоторые люди не желают сдаваться без боя. Черт, я вот точно сражался бы до последнего — я еще тот упрямец, любой подтвердит. Я по натуре боец. Как и все, кто остался. И, знаешь, я уверен на все сто, что Мелани тоже билась до конца.
Он не отрывал взгляда от потолка, а я уткнулась в пол — разглядывала его, изучая узоры на красно серой пыли.
— Да, я много об этом думал…
Теперь, даже не поднимая головы, я чувствовала на себе его взгляд. Я не шевелилась, только медленно вдыхала и выдыхала, на что уходили все мои силы. Пришлось сглотнуть; язык все еще кровоточил.
«Имы думали, что он из ума выжил? — удивилась Мел. — Он всех насквозь видит. Да он гений».
«Одно другому не мешает».
«Но это же значит, что нам больше не надо молчать. Он знает». — В Мелани проснулась надежда. Последнее время она совсем притихла и почти не появлялась. В относительно благополучные периоды ей было сложнее сосредоточиться. Она выиграла главную битву — привела нас сюда. Ее тайнам больше ничто не угрожало; ее воспоминания больше не предадут ни Джареда, ни Джейми. Теперь, когда необходимость сражаться отпала, ей было сложнее найти в себе силы, чтобы поддерживать разговор — даже со мной. А сейчас ее словно оживила мысль о том, что нас обнаружили, что другие люди признали ее существование.
«Джеб знает, да. Но это ничего не изменит».
Она подумала о том, как Джеба воспринимали остальные.