– Мне жаль, но это – правда.
Рита опускает голову и выбегает из кухни. Слышу, как она поднимается по лестнице. Скорее всего, будет плакать. Не могу избавиться от ощущения, что она все еще любит этого подонка Вагнера. Это терзает ее, заставляя чувствовать себя виноватой перед всем родом. Бросаю взгляд на часы. Мне снова пора уходить. Этим утром меня ждет еще одна встреча.
Глава 20
Поджидаю Сабину на повороте к школе. Она опаздывает, спешит, что есть сил. Меня не замечает. Хватаю ее за руку, девушка тихо вскрикивает от неожиданности. Увидев, что это я, с облечением вздыхает. Отвожу ее в сторону.
– Я, конечно, рада бы поболтать, и все такое… но мне надо бежать. Ада терпеть не может, когда кто-то опаздывает, – запыхавшимся голосом, говорит Сабина, стараясь не смотреть на меня. – Давайте в другой раз, а?
– Нет, меня это не устраивает, – возражаю я. Киваю в сторону машины. – Прокатимся?
– Господи, да что тебе от меня надо-то? – сквозь зубы стонет Саб, однако повинуется. Идет следом за мной, садится на место рядом с водителем.
– Я хочу поговорить с тобой об Аде, – говорю я, заводя мотор.
– Можно курить? – спрашивает Сабина. Она нервничает и не может этого скрыть.
– Да, пожалуйста, – великодушно разрешаю я. Сабина вытаскивает пачку, дрожащими руками достает сигарету и закуривает.
– Ты, это… Не обращай внимания... – заметив мой взгляд, говорит она. – Ночь у меня вчера была веселая, нагрузка на мышцы большая. Поэтому пальцы дрожат. А то подумаешь еще, что я наркоманка.
– Даже мысли подобной не было.
– Спасибо, это приятно. А то уже все достали с этими разговорами о плохой наследственности… – затягиваясь, произносит Сабина. – Так что там с Адой?
– Это я как раз у тебя хотел спросить. Что у вас с ней за конфликт?
– Нет ничего даже похожего. Мы никогда не ругались. Просто она сволочь и лицемерка. И за это я ее до смерти ненавижу.
– Расскажи подробней.
– Она ненавидит Айлин. Люто. До безумия. Я видела, с каким выражением лица она столкнула ее вниз! Это было такое торжество, такая ненависть… Но мне никто не поверил… Мол, ее в тот день не было в школе, – слова Сабины наполнены болью и искренним переживанием. – Но она была! И сделала это!
А как она издевается над ней, когда ее нет рядом! Как высмеивает…
– Ты не пробовала записать это на диктофон, чтобы дать ей прослушать? Иногда человеку без доказательств трудно в такое поверить.
– Она ее словно заколдовала, – с тоской говорит Сабина. – Ада для нее самая лучшая, милая, добрая, красивая. Когда она упала в костер и сильно обгорела, эта сволочь два часа собиралась вызывать скорую. Но Айлин и тогда нашла ей оправдание!
– Кто-то, кроме тебя, это заметил?
– Нет, всем начхать на Айлин. Она лишь груша для битья и насмешек. Ты ведь знаешь, что она трижды пыталась свести счеты с жизнью?
– Да, она мне сказала.
– Всю жизнь осуждала таких слабаков, а тут смотрю на нее и понимаю, что нет у нее сил терпеть подобное, да ни у одного мужика не хватило бы воли пройти через столько унижений. Ты можешь что-то сделать с этим?
– Я хочу увезти Айлин в Лондон.
– Сделай это как можно скорее. Скажу по секрету – она на грани. Когда была у нее в тот вечер, то увидела это по ее глазам. Ведь снова попытается наложить на себя руки… – Сабина выбрасывает окурок в окно и тут же достает вторую сигарету.
– Как думаешь, Ада могла убить Елену? У нее был мотив для этого?
– Да, вполне. Бабушка запретила ей встречаться с Айлин, приходить к ним в дом. Она могла ей мстить, – с уверенностью говорит Сабина.
– Слушай, а тебе не кажется, что у вашей учительницы должны быть каике-то причины, чтобы вести себя так? Ну, что эта ненависть к Айлин, она –не просто так?
– Тоже думала об этом. Но, на первый взгляд, их нет. Ада мутит что-то с Вагнером. Когда возвращается от него, то выглядит просто конченым психом. Не знаю, что он там с ней делает, но она срывается на всех, а Айлин достается особенно.
– И часто это происходит?
– Три-четыре раза в неделю. Вагнер – такая же сволочь, как и Ада. Они друг друга стоят. Тот случай, когда люди стали идеальной парой.
– А в чем выражается сволочизм Вагнера?
– В том, что он бросает своих детей на произвол судьбы. Хорошие люди так не поступают, – Сабина обиженно вскидывает подбородок и отворачивается к окну.
– Тебя это как-то касается?
– Нет, слава Богу, я родилась у родителей в законном браке, – торопливо возражает она.
– Зачем ты подарила Аде заколку?
– Хотела наладить отношения. Айлин очень переживала, что у нас все сложно. Решила пойти на уступки. Пригласила эту горгону на чай. Только ничего хорошего из этой затеи не вышло. С радостью бы придушила эту сучку.
– Или же подставила ее, сделав так, чтобы она получила срок за обвинение в убийстве.
– С ума сошел? – глаза Сабины широко распахиваются.
– Ну, идея-то сама по себе хорошая. Один выстрел, а убиты аж два зайца.
– Эх, я думала, ты нормальный, а оказался тоже из конченых, – вздыхает Сабина.
– Ты узнала, что Елена хочет нанять твоего отца для устранения Айлин. Естественно, ты взбунтовалась. Надо как-то остановить этот произвол. Но как? Ты украла у отца пистолет, спрятала его. Подарила Аде заколку, чтобы видели и знали все – эта вещь ее. Сбежала с физкультуры, позаимствовала машину Вагнера, чтобы добраться до дома Савро, ведь все знают, что он путается с учительницей, а значит, может быть ее соучастником. Застрелила бабушку своей подружки, набрала с ее телефона смс Аде с просьбой срочно прийти. И никем не замеченная снова вернулась в школу.
– Да, я получаюсь гениальной преступницей, – усмехается Сабина. – Прям слушаю тебя и удовольствие получаю, как же ты хорошо обо мне думаешь, какой умницей считаешь. Но нет, все не так.
– Ты представляешь, что будет с Айлин, если она узнает правду?
– Я не думаю, что ты такой дурак, чтобы убеждать ее в подобном абсурде. А вина без доказательств – это просто сотрясение воздуха эмоциональными фразами, не больше, – резко говорит Сабина. – Я люблю Айлин и никогда, никогда не сделаю того, что причинит ей боль. Пусть даже косвенно.
– Ты сделала все это, чтобы защитить ее. И я не могу осуждать тебя. Но это не отменяет того, что ты совершила преступление.
– Найдите улики против меня, свидетелей, которые укажут на меня пальцем и тогда мы все это красочно обсудим. Отвези меня в школу. Я и так с тобой море времени потеряла.
Мне больше не о чем ее спросить. Молча выполняю ее просьбу. Высаживаю возле учебного заведения. Там уже крутится Саид. Увидев Айлин, которая идет, опустив голову, и едва переставляет ноги, он не сводит с нее глаз. И это взгляд безжалостного тюремщика, караулящего свою жертву.
Вернувшись домой, решаю поговорить с Диной. Поднимаюсь на второй этаж. Дверь в ее комнату приоткрыта, девушка сидит на полу в позе лотоса и медитирует. Мне не хочется прерывать это духовное занятие, но времени остается все меньше. Стучу костяшками пальцев по косяку. Блондинка вздрагивает и лениво открывает глаза.
– Что-то случилось? – сонно спрашивает она.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня, – входя к ней, говорю я. Опускаюсь на пол и сажусь напротив, сложив ноги по-турецки.
– Если только это в моих силах.
– Я не собираюсь просить у тебя невозможного. Мне всего лишь нужно, чтобы ты узнала информацию об Аде Грановской. Что она за существо, из какого рода, связана ли с магией…
– Зачем тебе это?
– Она любовница Амалика, и ее поведение можно назвать, мягко говоря, странным. Про Сабину Ковалевскую мне тоже нужно узнать, как можно больше.
– А с ней что не так? По-моему, она хорошо относится к Айлин, девочки так долго дружат… – пожимает плечами Дина.
– Именно поэтому. Все живые существа ее ненавидят и готовы убить, а эта любит так, что готова пойти на преступление. Странно это все. У меня только одно объяснение всему этому: Саб – дочь Амалика.
– Только этого не хватало… – сокрушается Дина. – Сегодня же все узнаю.
– Хорошо. А я поговорю с ее матерью. Думаю, она подтвердит мои предположения.
– Ты все еще не готов сдаться и ищешь способы, чтобы спасти Айлин? – беря меня за руку, спрашивает Дина. Ее взгляд полон тепла и сочувствия.
– Да. И рассматриваю самые безумные варианты… Скажи, она может потерять свою магию, если переспит с вампиром?
– Нет. Она – темная, для нее это, скорее, будет подпитка сил, а не их обнуление, – разрушает мою надежду Дина.
– А если обратить ее в вампира?
– То ее способности усилятся десятикратно.
– Черт! Почему у меня нет в запасе этих долбаных трех с половиной лет?! – в отчаянье вырывается у меня.
– Зотикус, ты влюбился в нее? – осторожно спрашивает меня Дина, и я с удивлением смотрю на нее.
– Нет, конечно. Что за бред пришел тебе в голову? – сержусь я.
– Айлин не так проста, как кажется. Она может играть с тобой, как кошка с мышью, даже сама не осознавая этого. Давать тебе то, чего ты хочешь почувствовать. Считывать с твоего лица эмоции и подстраиваться под них. Ее психика гибкая, как пластилин. Ей ничего не стоит подключиться к тебе и соответствовать твоим ожиданиям.
– Если все так, то почему вокруг нее столько ненависти? Не от большой радости она трижды пыталась убить себя. Не находишь, что при таких способностях это странно?
– Мощный у нее хранитель получается… – задумчиво произносит Дина. – Но я думаю, что все дело в том, что заклятье блокирует ее способности в отношении людей. В этом все дело. Ты уже мертв, поэтому ей просто манипулировать тобой.
– Почему ты в этом так уверенна? Она что, не может быть просто искренней? – сопротивляюсь подобным утверждениям я.
– Ты очарован ею, а потому слеп, – с грустью делает выводы Дина. – Послушай свое сердце. Ты любишь ее, и хорошо это ни для кого не закончится.
За тебя уже все решили, ты лишь исполнитель. Нельзя нарушить обещание, данное мертвой.
Поднимаюсь на ноги. Дина делает тоже самое. Подходит ко мне сзади и кладет руки на плечи.
– Давай найдем другой выход.
– Зотикус, ты же такой древний, такой мудрый… Неужели жизнь не научила тебя смиряться? – голос ведьмы звучит вкрадчиво, ласково.
Не успеваю ответить ей на это. В дверь раздается настойчивый звонок. Дина убирает руки с моих плеч. Снова садится в позу лотоса, а я спускаюсь вниз, чтобы встретить гостя.
На пороге оказывается Рудольф Вагнер. Он одет в светлый бежевый костюм. На руке у него висит кашемировое пальто такого же цвета. Пальцы, украшенные массивными перстнями, сжимают трость. От него пахнет дорогим парфюмом и кожей.
– Господин Дорадо? – мягко произносит он, слегка наклонив голову в бок.
– Именно так, – откликаюсь я, изучая лицо незваного гостя. Он выглядит таким лощеным, словно отполированным, отчего кажется ненастоящим.
– Мы виделись вчера в клубе, но я подумал, что это не самое лучшее место для личного разговора. Меня зовут Рудольф Вагнер. Впрочем, вы уже это знаете. И я пришел поговорить с вами о своей дочери. Вы пригласите меня в дом?
– Мне кажется, что наша беседа будет короткой, но я буду вежлив, – проходите, располагайтесь, – жестом приглашаю его войти. Он царственно переступает порог, вешает пальто на вешалку. Садится в любимое кресло Риты, перекидывает ногу на ногу. Прищурившись, внимательно изучает меня. У него теплый, приятный взгляд, от которого исходит ощущение безопасности. Вспоминаю слова подруги о том, что он может воздействовать на волю, стараюсь не смотреть ему в глаза, убеждая себя, что это всего лишь иллюзия.
– Итак, слушаю вас, Рудольф. Или может быть, мне называть вас Амаликом? – садясь напротив, спрашиваю я. На миг его лицо становится хмурым, но тут же преобразуется улыбкой.
– Вы хорошо осведомлены, это приятно. Мне не придется притворяться. Честность – очень важный критерий во время переговоров. Могу я называть вас по имени?
– Нет, по имени меня называют только друзья. Вы к ним не относитесь.
– Хорошо, – Рудольф улыбается. – Мне нравится ваша ершистость. Она символизирует молодость вашей души, несмотря на ваш возраст. Вне всякого сомнения, Елена сделала лучший выбор для своей внучки. Вы могли бы быть для нее идеальным опекуном, но вы умираете. А, следовательно, не сможете больше заботиться о девочке.
– Пока я жив, Айлин будет со мной.
– Ну, вы же понимаете, что это ненадолго. Если вы хорошо к ней относитесь, то должны подумать о ее будущем.
– Подумал уже, и не раз, – сопротивляться влиянию Амалика становится все сложнее. С каждым сказанным словом он все больше берет власть надо мной. – Но она не достанется вам ни до моей смерти, ни после.
– Я один из ее ближайших кровных родственников, – возражает Амалик, и в его глазах вспыхивает золотистое пламя. Едва заметное, но уверенное.
– Который изнасиловал и убил ее мать. Вы, правда, считаете, что Айлин, узнав правду, захочет с вами жить?
– Вы не можете судить о том, как все было на самом деле. Не присутствовали, как говорится, свечку не держали. Я любил Василису. Ее убийство было необходимостью для становления Айлин. Она знала, что ее ждет после родов и приняла это. Я выполнил все ее предсмертные пожелания. Отдал ребенка на воспитание Елене, назвал именем, которое она выбрала. Даже согласился наблюдать за воспитанием девочки со стороны, не принимая в нем участия. Я не был жесток к ней.
– Какое-то у вас извращённое понимание доброты.
– Уверен, что моя дочь меня поймет, – спокойно говорит Амалик. – И, в отличие от вас, не будет осуждать. Хотя лично у вас меньше всего прав на это. Вы по горло в чужой крови.
– Грешен, не отрицаю. Но все равно убийство матери своего ребёнка считаю кощунством.
– В каждой ситуации – свои правила. И это тоже необходимо учитывать. Есть такие, где смерть – единственный выход. Но ведь мы не будем пускаться в философские рассуждения об устройстве мира, не так ли? У нас есть конкретная тема для разговора – вы отдаёте мне мою дочь по-хорошему.
– Елена поручила ее мне, и я не могу нарушить ее волю, – упрямлюсь я.
Рудольф вздыхает. Поднимается на ноги, неспешно проходится по гостиной.
– Понимаю, вам сложно мне верить, особенно после того, что эти милые женщины вам наговорили про меня. Вы видите во мне врага и варвара, а я всего лишь творец, который хочет сделать своего ребёнка идеальным. У Айлин есть предназначение, и она должна его исполнить. И я сделаю для этого все, что в моих силах.
– Именно поэтому девочка останется со мной, – мне хочется спать, веки становятся свинцовыми. Жаждать сна – для вампира это нонсенс.
– Айлин не будет счастлива в мире людей. Если она останется здесь, то они ее уничтожат.
– Я позабочусь, чтобы этого не случилось.
– У вас это плохо получается, – резко говорит Амалик и останавливается. – Я знаю о том, что случилось. И для меня как для отца это большое горе.
– Вы его заслужили, в отличие от вашей дочери. Я только не понимаю, как вы столь мудрый и могущественный, не смогли предвидеть такого развития событий, и не придумали, как защитить свою дочь от насилия?
– В судьбе каждого существа есть так называемые «слепые пятна». Моменты, в которые жизнь может круто измениться и перескочить на другую спираль развития. Их нельзя ни увидеть, ни просчитать. Этим как бы Вселенная напоминает о том, что невозможно держать под контролем все. Ее встреча с вампиром была как раз той самой роковой точкой. Но когда я это понял, было поздно, и уже ничем нельзя было ей помочь, – в голосе Амалика звучит искреннее сожаление.
– Для ваших планов это существенный минус, – замечаю я.
– Ну что вы, это не так. Я предполагал, что наш разговор касательно Айлин может зайти в тупик, – говорит Амалик, – поэтому предлагаю вам сделку. Вы отдаете мне мою дочь, а я, в свою очередь, исцеляю вас от болезни. Каждая из сторон получает желаемое, и мы мирно расходимся.