— Привет, — прошептала я, старательно имитируя радостную улыбку.
Под пристальным взглядом синих глаз, улыбка стала оскалом, потом я и вовсе кривить моську перестала. А Эран просто стоял и смотрел, а потом, не отводя от меня взгляда, глухо произнес:
— По какому пути они 'никогда не ходили, потому что доказательств у нас нет'? — с изрядной долей сарказма спросил воин.
Я молча повернулась и воззрилась на Гарданга. Тот, кстати, ничего не ответил, просто прямо из руки достал подобную монетке пластинку, и бросил на камни. В следующую секунду возникла трехмерная карта Каарды и прилегающих гор. И вот на этой карте красной пунктирной линией обозначилось наше с мамой путешествие. И вот когда эта пунктирная предательница извивалась по горам и лесам, еще ничего было, когда по ручью и потом с обрыва в озеро…
Далее я смотрела то на Эрана, который словно каменел на глазах, то на обозначение нашего передвижения, и в результате… да, я решила врать!
— Мы передвигались под землей! — и голос такой уверенный… мне бы эту уверенность.
Взглянула на Эрана, тот продолжал следить за курсором, ровно до тех пор, пока путь не прекратился. И вот только после этого, он медленно повернулся не ко мне — к Гардангу, ему же и сказал:
— Следовало остановить!
Под его мрачным, немигающим взглядом, тот, кто был наставником, виновато опустил глаза. Повелитель не ждал оправданий, глава клана Таргар принял вину на себя.
Далее по списку чтения моралей, должна была бы идти я, но, увы — теперь взгляд синих глаз был направлен на мою маму. Ей же Эран и задал абсолютно бескомпромиссный вопрос:
— Я вам настолько не нравлюсь?!
И тон такой… ледяной. Но что самое неприятное — под его прямым немигающим взглядом, мама глаза опустила. Виноватые глаза… Ну, для меня ее негативное отношение к Эрану загадкой не являлось, и мама вообще не скрывала этого, так что мне вообще непонятно к чему вопрос был. Да и не потерплю я, чтобы какие-то:
— А можно с моей мамой повежливее?! — раздраженно спросила я.
Мой вопрос проигнорировали. Эран продолжал гипнотизировать бледнеющую мамулю, а затем произнес крайне непонятную фразу:
— Препятствовать не буду!
Я ожидала всего, чего угодно, только не того, что Гарданг начнет медленно, но с явной неохотой развязывать мамины руки. И когда с веревкой было покончено, Эран произнес еще нечто, малопонятное:
— С дозволения главы клана!
И ведь не понятно ничего. Совсем не понятно. Я и не поняла, потому и спросила:
— Причем тут Араван?
Меня снова проигнорировали. Причем абсолютно. Эран просто стоял, смотрел на возвышающиеся вдали горы и молчал. И ладно бы он только молчал — я-то его эмоции чувствовала, и приятного в этой отчужденности было мало. Да что там мало — совсем ничего не было!
И тут послышалось приглушенное гудение, и на воду опустились три летающие платформы. С недоумением проследила за тем, как Гарданг схватив упирающуюся маму за запястье, властно отвел ее на одну из платформ и не выдержала:
— Эран, — у меня голос дрогнул, — мне сейчас искренне плевать на все Иристанские традиции, но если этот громила из клана охотников, тронет ее хоть пальцем…
— Достаточно! — властно прервал меня блондинистый правитель этого самого Иристана. — Киара МакВаррас, в соответствии с этими самыми традициями, возвращается к главе клана. Она не воин!
Недоуменно смотрю на Эрана. В общем, опять какие-то заморочки с традициям, которые мне не то чтобы не ведомы, мне их даже знать не особо хочется.
— Ладно, — говорю этому застывшему, и гипнотизирующему скалы, — тогда счастливо оставаться, а мы с мамой полетели домой!
К моему искреннему удивлению, стоило сделать шаг, как путь мне преградил один из воинов, выступивших из лесной чащи. Огромный такой, светловолосый. И этот мужик не делал даже попытки прикоснуться, но судя по всему, пройти мне данный перекаченный индивид не позволит.
И уже понимая, что меня ждут проблемы, я медленно повернулась к Эрану. Тот, все так же глядя на скалы, тихо произнес:
— После разрушения тобой лично дворца хассара Айгора, якобы по причине того, что ты и мать желали находиться в доме МакЭдл, у нас с тобой был разговор. Так?
Разговор… ну был разговор, был… Но там еще не все довзрывалось, так что я не особо расслышала.
— И по результатам той беседы, я выдвинул тебе только одно требование. Так? — продолжил мой воин.
— Кажется так, — я безмятежно пожала плечами.
Эран посмотрел на меня с высоты своего роста, и властно приказал:
— А теперь потрудись вспомнить то единственное требование, что я предъявил тебе!
Вспомнила… поежилась и… И что тут скажешь, если его единственной просьбой было — 'Не лги мне'. Но 'не лгать' как-то не выходило. Эран — правитель, мама — всенародная любимица, особенно после того, как были обнародованы преступления папиной бегемотихи, и потому к маме обращаются те, кто… скажем так, судьбой обижен. И попробуй я расскажи Эрану, что четыре дня назад мы фактически сожгли и чуть-чуть ограбили дом одного из воинов первой руки хассара, чтобы инсценировать смерть двух его жен и трех детей, которые сейчас летели на Нгеру. А грабили, чтобы у них просто были деньги. Эран подобного не поймет, он считает, что все нужно решать по закону. А это прилюдные разбирательства, да и детей бедным женщинам никто не отдал бы. Ну а мама… как и я не смогла пройти мимо чужой беды. Вот и получается — скажи я правду, будут проблемы у меня, у мамы, да и нами спасенных вернут на Иристан. А если буду лгать, проблемы коснутся лишь меня. Паршивый расклад.
Подняла голову, взглянула на Эрана. Тот злиться перестал — почувствовал видимо мое состояние. И я глаза отвела, посмотрела на горы…
В принципе, мама хотела сделать хассаром Аравана. Ар пока был против, но это пока. Мама объяснила, что мужчины в двадцать лет резко стремятся к власти, но вот к тридцати брат будет достаточно взрослым и сильным, чтобы понять — хассарат Айгора разрывают внутренние противоречия. Ар лидер, так что сумеет и захватить и удержать власть, а после наведет порядок, как минимум, отменив некоторые из законов. Единственное что тревожило маму, так это необходимость сражения между Араваном и папандром… а теперь мы решили и эту проблему. И все было бы хорошо, если бы не… необходимость лгать Эрану.
Короче, если честно:
— Лгала! Лгу! И лгать буду! — заявила я любимому. — Потому что, правда, она у каждого своя, Эран. Но если твою правду я еще хоть как-то пытаюсь понять, то ты мою нет!
Это было почти страшно, и очень-очень резко — Эран в мгновение оказался рядом, схватил за запястье, рванул на себя и, склонившись, уже не сдерживая ярость, прорычал:
— Хорошо! И что теперь должен делать я, как правитель планеты, которую ты не то, что не уважаешь — ты ее ненавидишь, с этой твоей правдой?
Мне, конечно, не по себе было, но с ответом оно как-то само получилось:
— Как у правителя, у тебя доказательств нет, Эран… — и судорожно вздохнув, я просто попросила. — Поступи как человек.
Воин мрачно посмотрел на скалы. Потом еще раз на трехмерную карту, потом снова на скалы и честно признался:
— Не могу!
— Как человек? — вдруг догадалась я.
— Да!
И почему-то несмотря ни на что схлынуло это чувство обреченности и безысходности. Я Эрана чувствовала, просто чувствовала, и, наверное, это ощущение выхода из тупика, которое он испытывал, ощутила и я.
А Эран… взгляд его вдруг метнулся к моей маме, затем к Гардангу и после я испытала невероятное чувство… предвкушения, что ли.
— Как человек не могу, — задумчиво проговорил повелитель Иристана, — но как мужчина — вполне!
Наш разговор слышен был только нам, так как остальные отошли едва мы начали, скажем так, общение. А потому я позволила себе повышенный тон:
— Не смей отдавать маму этому Гардангу!
Синие глаза мгновенно метнулись ко мне, и от этого взгляда стало даже как-то не по себе, как и от его слов:
— Ты мое сердце! Я не могу тебе приказывать! Я не могу тобой командовать! Я не могу на тебя влиять… но все это с успехом проделывает твоя мать, Киран! Что ж… если я не могу изменить твое мироощущение и отношение к Иристану, пусть этим занимается Киара!
Выпрямившись, и сложив руки на груди, повелитель всей планеты произнес:
— Поступаете в подчинение к Гардангу! Обе! На месяц! — и мстительно добавил. — Заодно будет, чем развеять скуку, глядишь и пожары в хассарате прекратятся!
'Сволочь ехидная!' — раздраженно подумала я.
'Ты хотела сказать 'осведомленная'?'
'Даже подумать спокойно нельзя!'
'В смысле 'позлиться'?
— И чего ты этим хочешь добиться?! — перешла я на нормальное общение, тоже сложив руки на груди.
Эран еще раз посмотрел на маму, напряженно следящую за нашим разговором, потом на Гарданга, не отрывающего взгляда от мамули, и чуть слышно выдохнул:
— Увидишь.
На этом воин попросту развернулся, и ушел в кусты!
Кусты, как ни странно, даже не шелохнулись, и не скрипнули, и не зашумели… в общем Эран растворился в зелени лесов… и даже не поцеловал на прощание!
'Атом нестабильный!'.
'Да, у вас с ним сходство определенно есть, — меланхолично ответили мне.'
Возвращали нас с мамой под конвоем. Вернули в дом МакЭдл, причем Гарданг всю дорогу держался за шею — явно с некоторыми общался.
А мы с мамой молчали. Напряженно и совсем не весело. В итоге я не выдержала:
— Мам…
— Я все слышала, — тихо ответила она. — Точнее не слышала, а прочитала по губам.
И на этом опять тишина.
Мама молчала даже когда нас доставили домой, и передали с рук на руки чрезвычайно возбужденному Аравану. Тот, несмотря на удивление, молча выслушал ноту недовольства от Гарданга, затем уже сурово наш приговор на месяц. Но едва воины взмыли вверх на летательных платформах, брат крутанулся на пятках, радостно улыбнулся и абсолютно счастливым голосом произнес:
— Действует!
Мама улыбнулась. Сначала устало и как-то грустно, а потом тряхнула головой, будто прогоняя невеселые мысли, улыбнулась шире и потребовала:
— Показывай!
Каюсь, лично я просто пошла есть… Так как последний раз поесть удалось утром, а ночью был только сок, после вода в ручье. Все! У меня желудок сводило от голода.
К счастью, едва я вошла в дом, как услышала встревоженное:
— Кирюсь, с тобой все в порядке?
Хорошие у Аравана жены, действительно хорошие.
Ужинала я на террасе, внизу мама тренировалась с Араваном, так я и дожевала под звук сталкивающейся стали…
А ночью я увидела глаза. Синие-пресиние, а вокруг бушевало пламя. И я почему-то протянула руку и коснулась ладони… охваченной пламенем. И кто-то вдруг сказал 'Спасибо…'. 'За что?' спросила я. 'Ты рядом, я не один.' — прозвучал очень странный ответ. И огонь погас. А потом я увидела того самого капитана. Мы стояли на высоком покрытом ярко-зеленой травой холме и держались за руки. А там, внизу, из огромного космического корабля выходили люди… дети вырывались вперед и гонялись за бабочками. Какой-то робот вымерял участок, а двое мужчин стояли на берегу странного, такого неправильной формы озера и обсуждали невероятно больших рыб…
История третья, воинов воспитательная.
Мне снился удивительный сон, об удивительной планете. Прекрасной настолько, что мы с Виэрном летали часами, забывая о времени. Планета была покрыта лесами, степями, горами с заснеженным вершинами. Удивительный рай для тех, кто с трудом избежал смерти. И Виэрн радостно сказал: 'Это наш дом, Киран. Наш новый дом, тебе нравится?'.
Я не успела ответить! Из чудесного сна меня резко вырвал звук шагов. Шесть, пять, четыре, три, два, один… скрипнула приоткрытая дверь, порыв ветра из раскрытого окна пробежался по обнаженным рукам, коснулся волос…
— Кирюш, пора вставать. За нами прилетят с минуты на минуту.
И странное, неприятное чувство, что моя левая рука в огне…
— КИРА!!! — мамин крик окончательно заставил проснуться.
Я подскочила на кровати, села, привычно поднесла руки к лицу, потому как вечно глаза растирала, и вскрикнула.
— Что это? — мамин голос дрожал от… страха.
С трудом открыла глаза, морщась от боли, и уставилась на собственную левую руку… покрытую волдырями от ожогов! Причем это были не просто ожоги — следы от пальцев прослеживались четко.
Мама у меня боевая, панику поднимать не стала и вскоре вернулась с гелликсом, тем самым, что с нами путешествовал. Через минуту от ожога не осталось и следа, только малоприятные воспоминания.
— Кажется, я начинаю склоняться к идее твоего брака с Эраном, — сказала сидящая на полу мама, отключая гелликс.
— Мне казалось, что это вопрос решенный, — рассматривая собственную ладонь, ответила я.
— Да нет, Кирюш, откровенно говоря, вот до этого самого ожога на твоей руке, я была абсолютно убеждена, что сумею отговорить тебя от данной глупости.
Мы переглянулись, и одновременно вновь уставились на мою руку.
— Что снилось? — стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила мама.
— Виэрн, — почему-то я улыбнулась, — он пришел, и я протянула ему руку. Потом мы гуляли…
— Держась за руки? — мамуль у меня проницательная.
— Да… потом летали.
— Держась за руки? — а вот теперь ее голос дрогнул.
— Да, — тихо ответила я, и снова улыбнулась.
Вот кто бы мне еще сказал, с чего это я улыбаюсь. А мама на меня смотрела, смотрела и вдруг как заплачет. Сидит все так же на полу, в утреннем халате и ревет, причем молча. Подбородок дрожит, плечи вздрагивают, по щекам ручейками просто, но при этом ни звука.
— Мам, — я слезла, села рядом с ней, обняла, — ну, мам, ну чего ты?
А она плачет, уже и захлебывается, потом резко потянулась, схватила подушку, опустила голову, и заревела уже в подушку, так надрывно что я вдруг про все забыла, и про капитана, и про Эрана, и даже про весь Иристан.
— Мам, ну хватит, — осторожно глажу ее по плечам, и что делать не знаю совершенно. — Ну, мама…
Сначала раздался протяжный всхлип, а потом приглушенное подушкой:
— Долбанная планета! Идиотские традиции! Воины эти, симбиозом пристукнутые! Тени! Ненавижууууууу…
И вдруг во дворе послышался шум, протяжный скрип растворяемых ворот, стук ног верховых животных. Потом приветствие Аравана, в котором, впрочем, не было ничего кроме сдержанной холодности. Резкий, отрывистый мужской голос, смутно знакомый… Пока я все пыталась вспомнить чей он, мама вдруг вздрогнула, резко прекратила истерику, и подскочила, встревожено глядя на двери.
Шаги! Я расслышала их очень четко… Вообще как-то слух обострился.
Дверь распахнулась, и теперь я тоже вздрогнула — папандр собственной персоной.
Хассар Айгора не вошел, влетел от ярости. Замер на пороге, глядя не на меня, на маму, и злость его испарилась мгновенно.
— Что случилось? — впервые с момента разрушения его дворца до основания, вижу отца вменяемым.- Киара?!
Он сделал шаг, но словно в нерешительности остановился. Мама вытерла мокрое лицо, судорожно вздохнула, посмотрела на окно и словно к нему же и, обращаясь, тихо спросила:
— Зачем ты приехал?
Повторный шум во дворе. Потом послышались полные благоговейного трепета приветствия, гораздо более радостное приветствие Аравана, а после тишина. Я даже прислушиваться постаралась, и беготню детей на первом этаже расслышала, а вот шаги воина нет. Даже не подозревала, что кто-то идет ровно до той секунды, как дверь распахнулась, являя Гарданга.
Воин-охотник вошел легко и спокойно, более того — широко улыбаясь. Кстати мужик был в жилетке, причем застегнутой! Но уже через мгновение улыбка на смуглом до черноты лице, сменилась выражением встревоженности, причем смотрел охотник на меня, а вопрос задал маме:
— Что с Кирой?
Мамуль даже всхлипнула от неожиданности и недоуменно спросила:
— Что?
— Она единственно-возможная причина твоих слез, — спокойно пояснил Гарданг. И повторил вопрос. — Что с Кирой?
Мама промолчала, бросив на меня быстрый взгляд.
— Ясно, еще сама не разобралась, — резюмировал охотник, после чего величественно обернулся к папандру и выдал, — уважаемый хассар Айгора, вы готовы назвать место и время?