Но крупицы моего предыдущего радостного настроения остались со мной на целый день. Может, всё дело в том, что мне наконец-то удалось поспать пару часов подряд. А может, во сне я осознала, что в наши дни чахотка не смертельна. А может, мои слёзные железы тоже решили передохнуть.
— Как думаешь, могло ли случиться, что Гидеон действительно хотел во что бы то ни стало влюбить меня в себя, а потом, как в стихах, и сам влюбился? — осторожно спросила я Лесли, когда после уроков мы складывали наши вещи в рюкзаки. Всё утро я даже словечком об этом не обмолвилась, чтобы сохранить ясную голову и составить наш генеральный план. Но сейчас мне необходимо было выговориться, иначе я просто лопнула бы от наплыва мыслей.
— Да, — сказала Лесли, немного помолчав.
— Правда? — ошарашено переспросила я.
— Может, именно это он хотел сказать тебе вчера. В фильмах мы всегда так переживаем, когда перед самым хэппи эндом возникают какие-то страшные недопонимания — нельзя же лишить зрителя напряжения. Но вот в реальной жизни их вполне можно избежать, всего лишь добавив чуточку общения.
— Точно! В фильме на этом месте ты всегда кричишь в экран: «Да просто скажи ему об этом, ты, нерешительная корова!»
Лесли кивнула.
— Но в кино всегда появляется какое-нибудь препятствие. То ли собака перегрызла телефонный провод, то ли подлая завистница не передала герою записку, то ли мать уверяет, будто он переехал в Калифорнию… Ну, ты понимаешь! — она протянула расческу и внимательно посмотрела на меня. — Знаешь, чем больше я об этом думаю, тем менее реальной кажется мне идея того, что он не влюбился в тебя.
От облегчения мои глаза снова наполнились слезами.
— От этого он не перестаёт быть мерзавцем, но… но мне кажется, что я могла бы его простить.
— Мне тоже так кажется, — сказала Лесли, весело подмигнув, — я тут прихватила водостойкую тушь и блеск для губ — тебе дать?
Вреда они точно не причинят.
Из класса мы снова вышли последними. Я чувствовала себя такой счастливой, что Лесли просто обязана была успокоить меня тычком в бок.
— Мне бы не хотелось охладить твоё воодушевление, но вполне может оказаться, что мы просчитались. Просто потому что насмотрелись романтических фильмов.
— Да знаю я, знаю, — сказала я. — О, а вот и Джеймс, — я обернулась. Почти все ученики уже направились к выходу, поэтому лишь немногие удивлённо косились на меня, когда я разговаривала с пустой аркой.
— Привет, Джеймс!
— И я вас приветствую, мисс Гвендолин, — на нём как всегда были сюртук с цветочками, укороченные брюки с манжетами и кремовые чулки. Обут он был в парчовые туфли с серебряными пряжками, а его шейный платок был повязан таким изящным и мудрёным способом, что просто невозможно было поверить, будто он сделал это сам. Но самыми странными были его кудрявый парик, слой пудры на лице, и накладные пятна, которые он почему-то называл «мушками». Безо всей этой чепухи и в нормальных шмотках Джеймс выглядел бы очень даже неплохо.
— Где ты пропадал сегодня целый день, Джеймс? Мы же договаривались встретиться на второй перемене, ты что, забыл?
Джеймс покачал головой.
— Ох уж эта лихорадка! Этот сон мне вовсе не по душе. Здесь всё так… отвратительно! — он тяжело вздохнул и закатил глаза к потолку. — Я задаю себе один и тот же вопрос: какие невежды могли закрасить столь прекрасные фрески? Мой отец истратил на них целое состояние. Милее всех моему сердцу пастушка посередине, она изображена так искусно, пусть даже матушка не устаёт повторять, что одета она слишком фривольно.
Джеймс печально посмотрел на меня, затем на Лесли, причём его взгляд задержался на плиссированных школьных юбках выше колен, а потом и на самих наших коленках.
— Знала бы бедная маменька, во что будут обряжены герои моего болезненного забытья, ах, как бы она испугалась! Надо сказать, я и сам напуган. Никогда бы не подумал, что моё воображение обладает столь испорченным вкусом.
Кажется, денёк у Джеймса выдался не ахти.
Хорошо хоть, что Химериус (которого, кстати, Джеймс терпеть не мог!) решил остаться сегодня дома (чтобы не спускать глаз с сокровищ и с мистера Бернхарда, как он уверял. Мне же казалось, что он просто хотел снова позаглядывать через плечо бабушки Мэдди, которая как раз читала очередной бульварный роман).
— Испорченный вкус! Что за удивительный комплимент, Джеймс, — мягко заметила я. Мне давно уже надоело объяснять бедному призраку, что он не спит и не бредит, а на самом деле умер примерно двести тридцать лет тому назад. Могу представить, насколько неприятно слышать такое в свой адрес.
— До этого доктор Бэрроу снова лечил меня кровопусканием, и я даже сделал пару глотков, — продолжал он.
— Мне так хотелось бредить в этот раз о чём-нибудь Другом, но, увы… я снова здесь.
— Вот и хорошо, — радостно сказала я. — Мне бы очень тебя не хватало.
Губы Джеймса растянулись в улыбке.
— Да, я лишь лгал сам себе, повторяя, что вычеркнул вас из своего сердца. Вы хотите продолжить наши уроки хороших манер?
— К сожалению, мы уже спешим. Но завтра как обычно, правда?
На лестнице я снова обернулась и спросила:
— Да, кстати, Джеймс, в 1782 году, в сентябре, как там звали твоего любимого коня?
Двое мальчишек, которые как раз несли по коридору стол с проектором, остановились как вкопанные, а Лесли захихикала, когда оба одновременно отозвались:
— Это ты мне?
— В прошлом году? В сентябре? — переспросил Джеймс.
— Конечно же, Гектор. Он всегда будет моим излюбленным скакуном. Самая величественная пегая лошадь, которую лишь можно представить.
— А какое твоё любимое блюдо?
Мальчишки с проектором таращились на меня как на сумасшедшую. Джеймс нахмурился.
— К чему эти вопросы? Я вовсе не голоден.
— Ну, это может подождать до завтра. Пока, Джеймс.
— Меня зовут Филни, ты, дурочка, — сказал один из мальчишек, а второй улыбнулся и добавил:
— А меня — Адам, но ты не волнуйся! Обойдёмся без деталей, можешь называть меня Джеймсом, если тебе так хочется.
Не обращая на них ни малейшего внимания, я подхватила Лесли под руку, и мы побежали вниз.
— Земляника! — крикнул мне вслед Джеймс. — Земляника — вот моё самое любимое из блюд!
— Это ещё зачем? — хотела знать Лесли, пока мы спускались по лестнице.
— Когда мы с Джеймсом встретимся на этом балу, я хочу предупредить его, что он заразится оспой, — объяснила я. — Ему всего двадцать один. Слишком ранняя смерть, тебе не кажется?
— Но можно ли тебе в это вмешиваться? Ну, ты же знаешь, судьба, предопределение, всё такое.
— Да, но ведь почему-то он до сих пор тут ошивается. Может, моя судьба именно в том, чтобы ему помочь.
— И поэтому тебе снова надо попасть на этот бал? — спросила Лесли.
Я пожала плечами.
— Наверное, всё это записано графом Сен-Жерменом в этих дурацких хрониках. Чтобы получше со мной познакомится, или что-то в этом роде.
Лесли многозначительно подняла брови.
— Что-то в этом роде.
Я вздохнула.
— Как бы там ни было. Бал состоится в сентябре 1782-го, а заболеет Джеймс уже в 1783 году. Если мне удастся его предупредить, он бы мог, например, уехать в деревню, как только услышит о начале эпидемии. Или, по крайней мере, будет держаться подальше от этого лорда Дингенса. Ты чего смеёшься?
— То есть, ты скажешь ему, что прилетела из будущего, и что скоро он заболеет оспой? А в доказательство тому назовёшь имя его любимой лошади?
— Ну… план пока находится в разработке.
— Лучше бы ты сделала ему прививку, — сказала Лесли и толчком открыла дверь во двор. — Но это будет не так-то просто.
— Ну и что. Разве остались на свете простые вещи? — сказала я и простонала: — О, нет!
Шарлотта стояла возле лимузина, который сегодня, как и каждый день, отвозил меня в штаб-квартиру хранителей. А это могло значить только одно: сегодня меня снова будут пытать менуэтами, реверансами и Великой осадой Гибралтара.
Крайне полезные знания для подготовки к балу 1782 года, по крайней мере, так считали хранители.
Странно, но сегодня, увидев Шарлотту, я расстроилась гораздо меньше обычного, наверное, я слишком переживала из-за скорой встречи с Гидеоном.
Лесли прищурилась.
— А что это за тип там, рядом с Шарлоттой? — она указала на рыжего мистера Марли, адепта первого уровня, который отличался не только своим званием, но и способностью краснеть до самых кончиков ушей. Он стоял рядом с Шарлоттой, втянув голову в плечи.
Я объяснила Лесли, кто это.
— Мне кажется, он боится Шарлотту, — добавила я. — Но вообще, наверное, считает её восхитительной.
Шарлотта, заметив нас, нетерпеливо махнула рукой.
— Как бы там ни было, но с точки зрения цветовой гаммы они прекрасно друг другу подходят, — сказала Лесли и обняла меня. — Удачи. Помни всё, о чём мы с тобой сегодня говорили. Будь осторожна. И пожалуйста, сфотографируй для меня этого мистера Джордано!
— Джордано, прошу вас, просто Джордано, — передразнила я, пытаясь говорить в нос, как это делал мой учитель. — До вечера.
— Да, вот ещё что, Гвенни. Не сдавайся Гидеону слишком быстро, договорились?
— Ну, наконец-то! — пробурчала мне в лицо Шарлотта, когда я подошла к машине. — Мы ждём тут уже целую вечность. И все на нас пялятся.
— Когда тебе это мешало, скажи. Привет, мистер Марли. Как у вас дела?
— Э-э-э… хорошо. Э… а у вас? — мистер Марли снова покраснел.
Мне было его жалко. Я тоже достаточно легко заливалась краской, но мистер Марли не ограничивался красными щеками, его уши и шея тоже приобретали цвет спелого помидора. Вот уж кому не позавидуешь!
— Просто чудесно, — сказала я. Посмотрела бы я на его лицо, скажи я, например, «хреново».
Он открыл дверцу автомобиля, и Шарлотта грациозно впорхнула внутрь — она присела на заднее сидение, а я плюхнулась напротив.
Машина тронулась. Шарлотта смотрела в окно, а я, уставившись в пустоту, размышляла, какую тактику лучше выбрать в общении с Гидеоном: быть холодной и непреступной, подчёркнуто дружелюбной или безразличной. Я злилась на себя за то, что не обсудила этот вопрос с Лесли. Когда лимузин выехал наверх к Стрэнду, Шарлотта перевела взгляд из окна на свои ногти. Затем она внезапно подняла глаза, осмотрела меня с ног до головы изучающим взглядом и злорадно спросила:
— С кем же ты собираешься быть на вечеринке у Синтии?
Кажется, она напрашивалась на серьезную ссору. Как хорошо, что мы уже подъезжали. Лимузин проскользнул на парковку делового центра Лондона.
— Что тебе сказать, я пока не решила, может, с лягушонком Кермитом или со Шреком, если он найдёт для меня время.
— Гидеон хотел пойти туда со мной, — сказала Шарлотта, с интересом заглянув мне в лицо. Было видно, что ей не терпится узнать, как я на это отреагирую.
— Очень мило с его стороны, — дружелюбно сказала я и улыбнулась.
Мне ничуть не сложно было это сделать, потому что в глубине души я решила для себя всё, что касалось Гидеона.
— Прямо не знаю, смогу ли я принять его предложение, — Шарлотта вздохнула, но взгляд её при этом остался таким же выжидающим, — он наверняка будет чувствовать себя страшно неловко среди этой малышни. Гидеон и так слишком часто жалуется мне, что ему приходится сталкиваться с наивностью и незрелостью некоторых шестнадцатилетних…
На долю секунды мне даже показалось, что её слова могут быть правдой, а не просто попыткой меня позлить. Но если и так, ни за что не доставлю ей наслаждения задеть меня за живое.
Я кивнула, всем видом выражая сочувствие:
— Как хорошо, что он будет находиться в обществе такой зрелой и уравновешенной дамы как ты, Шарлотта, а если ему этого недостаточно, он всегда может обсудить с мистером Дейлом фатальные последствие юношеского алкоголизма.
Машина остановилась на специально выделенном для её парковки месте, прямо перед домом, в котором вот уже несколько столетий располагалась штаб-квартира ложи хранителей.
Водитель выключил мотор, и в тот же момент мистер Марли выпрыгнул с переднего сидения. Но я всё же успела открыть дверцу раньше него. Теперь мне слишком хорошо было известно, как чувствует себя королева. Бедняжка, даже выйти из машины сама не может.
Я схватила рюкзак и выбралась из лимузина, оставив без внимания протянутую руку мистера Марли. Затем, стараясь, чтобы мой голос звучал весело, я произнесла:
— А зелёный — это цвет Гидеона, так сказать.
Ха! Шарлотта и бровью не повела, но в этом раунде победа осталась за мной, это было ясно. Я отошла на пару шагов, и, удостоверившись, что никто за мной не наблюдает, позволила себе победно улыбнуться.
На ступеньках, ведущих к двери штаба хранителей, на солнышке грелся Гидеон. Надо же! Я была слишком увлечена придумыванием колких ответов на вопросы Шарлотты, и даже не удосужилась оглядеться вокруг. Глупое марципановое сердце в моей груди не знало, сжаться ли ему от неприязни или забиться быстрее от радости. Завидев нас, Гидеон встал и отряхнул свои джинсы. Я замедлила шаги и попыталась сообразить, как же мне всё-таки себя вести. Моя нижняя губа так дрожала, что вариант «приветливо, но при этом подчёркнуто безразлично» не выглядел бы очень уж правдоподобно.
К сожалению, тактика «холодная и оскорблённая» тоже казалась мне невыполнимой, настолько сильно мне хотелось упасть в его объятия. Поэтому я прикусила предательскую губу и попыталась придать себе как можно более повседневный вид. Подходя к дому, я не без удовольствия отметила, что Гидеон тоже покусывает свою нижнюю губу и вообще плохо справляется с волнением.
Он был небрит, а его тёмные локоны выглядели так, будто расчёска их и не касалась, в лучшем случае он пригладил их рукой. Но даже в таком виде Гидеон казался мне невероятно красивым.
В нерешительности я остановилась прямо перед входом, и несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза.
Затем он перевёл взгляд на фасад соседнего дома и одарил меня безразличным «Привет!».
Я не поняла, обратился ли он ко мне или к кому-нибудь другому, а тем временем Шарлотта проскочила мимо меня и поднялась по ступенькам к двери. Она обвила руку вокруг шеи Гидеона и поцеловала его в щёку.
— Ну, привет, — сказала она.
Стоит признать, этот жест выглядел намного более элегантным, чем моё тупое стояние и глупый взгляд. Мне показалось, что мистер Марли принял моё поведение за приступ внезапной слабости, потому что он спросил:
— Может, позволите понести ваш рюкзак, мисс?
— Нет, спасибо, всё в порядке.
Я заставила себя сдвинуться с места, поправила рюкзак и зашагала дальше. Вместо того, чтобы откинуть назад волосы и смерить Гидеона и Шарлотту ледяным взглядом, я еле вскарабкалась по ступенькам с таким усилием, будто превратилась в старую виноградную улитку. Может, мы с Лесли действительно посмотрели слишком много романтических фильмов.
Но Гидеон пропустил Шарлотту вперёд и взял меня за руку.
— Можно с тобой поговорить, Гвен? Это не займёт много времени, — спросил он.
От облегчения мои колени чуть было не подогнулись.
— Конечно.
Мистер Марли нервно переступил с ноги на ногу.
— Мы немного опаздываем, — пробормотал он, уши его при этом пылали.
— Он прав, — с улыбкой прощебетала Шарлотта. — Гвенни перед элапсацией должна ещё попасть на урок, а ты и сам знаешь, каким может быть Джордано, если его заставляют ждать.
Понятия не имею, как ей это удавалось, но её заливистый смех звучал очень естественно.
— Гвенни, ты идёшь?
— Она будет на месте через десять минут, — сказал Гидеон.
— Ты не мог бы немного подождать? Джордано…
— Я сказал, десять минут! — Интонация Гидеона перешла границу вежливости и мистер Марли, казалось, не на шутку струхнул. Да и я, признаться, тоже.
Шарлотта пожала плечами.
— Как считаешь нужным, — сказала она, откинула назад волосы и прошествовала вперёд. Она-то как раз умела это делать как никто другой. Мистер Марли поспешно последовал за ней.