Широкая площадка сменила узкую дорогу, одним боком прижимавшуюся к отвесным скалам, а другим — нависшую над глубокой пропастью. Отряд остановился без команды. Поражённые люди замерли. Открывшаяся картина впечатляла. На выходе на небольшое плато, где раньше делали привал торговые караваны, и где принял последний бой отряд Тэрика, стояла отвесная скала, круто уходящая вверх. На этой скале был очень искусно высечен барельеф — группа израненных воинов готовилась к последнему, безнадёжному бою, впереди стоял их командир. Помятые доспехи воинов, нога командира, наступившего на отрубленную голову скальной химеры, меч в его руке, направленный вниз, но готовый взвиться, нанося удар. Весь вид израненных и уставших воинов говорил о решимости принять этот последний бой. Конечно, сражение с химерами выглядело бы совсем не так. Неизвестный скульптор, даже не скульптор, а резчик по камню, изобразил так, словно воины готовились противостоять равному противнику, а не горным чудовищам, такой строй даже одна химера запросто смела бы.
— Тэрик, — покачнувшись, глухо произнёс барон. Гуго поддержал его. Воины–норвеи выразили своё одобрение, тихо загомонив. А капитан повернулся к девочке:
— Кто это сделал?
Удивление Гуго было понятно, такое не под силу одному человеку, тут нужен многодневный труд бригады каменотёсов.
— Я! — гордо ответила девочка. — Я нашла здесь следы битвы и похоронила воинов. А они же были норвеями, доспехи у них были норвейские, — пояснила девочка, как она определила национальность погибших. — Вот я их и похоронила.
А потом продолжила, как бы оправдываясь:
— Но здесь же кругом скалы, копать тяжело. Вот я всё и сожгла, ведь у норвеев же принято огненное погребение? Да? А потом согнала сюда скальных химер и тоже сожгла, ну, как жертву. Мама мне говорила, что когда знатного норвея хоронят, то надо жертву принести, чтоб путь в Валгаллу был лёгким. Ведь они туда же уходят? Правда ведь? Ну и потом решила, что если тут они нашли свою смерть, то надо памятник им поставить, вот я и сделала.
Гуго недоверчиво покачал головой, но вслух свои сомнения не высказал, а вот у де Гривза подобных сомнений не возникло, он хрипло выдохнул:
— Ты всё правильно сделала, доченька!
— А почему в шлеме? — спросил капитан, показывая на фигуру воина с мечом, которая выдавалась вперёд из барельефа и скорее была статуей. — Ведь мы не носим закрытых шлемов!
— Но я же не видела его лица!
— Вот. — Барон снял с шеи медальон, где раньше лежало колечко, и открыл его. На внутренней поверхности крышки было выгравировано лицо юноши. — Вот, вот это он. Тэрик!
Девочка взяла медальон, некоторое время его рассматривала, а потом вернула барону. Листик сделала в направлении скульптурной группы несколько шагов и вытянула вперёд руки. Сорвавшееся с них белое пламя окутало в фигуру, стоящую впереди скульптурной группы. Когда пламя опало, у воина на голове не было шлема. Суровое лицо, выступающие скулы, развевающиеся волосы, крепко сжатые губы. Взгляд, устремлённый вперёд, высеченный из камня воин стоял, будто живой человек. Казалось, он сейчас, с боевым кличем, поднимет меч.
Дружинники барона, словно повинуясь команде каменного воина, выхватив мечи, подняли их вверх, и громкий боевой клич норвеев раскатился по окрестным горам. Барон спрыгнул с коня и встал на одно колено перед девочкой:
— Спасибо, Листик! Спасибо, доченька!
Потом поднялся и громко, как в былые годы отдавал команды, произнёс:
— Я, граф Лэри де Гривз, барон Дрэгис, перед Единым и всеми другими богами, какие есть и воинами своей дружины признаю Листика…
Он вопросительно посмотрел на девочку, та, поняв, что он хочет спросить, сказала:
— Листикалинариону.
— Листикалинариону, — повторил барон. — Признаю своей законной дочерью и объявляю наследницей!
Боевой клич норвеев снова разнёсся над горами, потом воины баронской дружины во главе со своим капитаном спрыгнули с коней и опустились на одно колено перед девочкой. Барон назначил своего наследника, вернее, наследницу. То, что она девочка — то такова воля их командира и сеньора. И ещё воины были благодарны ей за то, что она сделала для их павших товарищей. Ведь что может быть лучше для воина–норвея чем погибнуть в бою? Только погибнуть в бою с последующим огненным погребением!
Говорят, путь домой вдвое короче, чем путь из дома, неизвестно так ли это, но дружина барона Дрэгиса ночевала не в ущелье, где начиналась дорога на перевал, а у Драконьей пещеры. На этот раз свежего мяса у девочки не оказалось, ведь Листик не летала на охоту, но того, что осталось с прошлого раза, вполне хватило на всех, в хранилище с заклинанием стазиса мясо не портилось довольно долго.
— Кто накладывал заклинание? — спросил барон у Листика, показывая на каменный ящик. — Веточка?
— Не–а, это я. Мне Тайша показала, как это делать. А то заклинание, что накладывала мама, так долго не продержалось бы, — ответила Листик, она, Лэри де Гривз и два воина зашли в пещеру за мясом, девочка не стала говорить, что её заклинание в отличие от маминого держится всего неделю. Но видно поняв это, барон погладил дочь по голове, Листик прижалась к отцу и замерла.
На следующий день, ближе к вечеру, дружина барона подъехала к замку. Замок, построенный на большой скале, казался огромным, впрочем, таковы были все пограничные замки — бывшие имперские крепости, предназначенные для обороны рубежей Империи и для того, чтоб тут могло укрыться всё окрестное население с домашней живностью. Из замка заметили подъезжающих воинов и опустили подъёмный мост. Встречающих было немного, кроме нескольких воинов–норвеев, был гном и пожилая полная женщина. Гнома заинтересовало сообщение о том, что перевал открыт. А женщина, увидев девочку, сидевшую на коне перед бароном и закутанную в его плащ, подбежала и поинтересовалась:
— Что ж ты такая худая! Где тебя господин барон такую подобрал!
— Герда, это дочь господина барона, — пояснил женщине Гуго.
Барон слез с коня и аккуратно снял свою дочь
— Ой! Где же ты была? Как же он тебя потерять умудрился? И почему ты совсем неодетая! — не смущаясь, запричитала Герда и захлопотала вокруг Листика, как квочка, нашедшая своего потерянного цыплёнка. Листик не захотела забирать платье из пещеры, мотивировав это тем, что ей не во что будет одеться, если придут гости.
— Он меня не потерял, а нашёл, — ответила Листик и добавила: — Ага!
Лэри де Гривз улыбнулся и взял девочку за доверчиво протянутую ручку, так они и ушли в покои: Листик держалась за руку своего отца.
В большом камине горело жаркое пламя, последнее время де Гривзу нездоровилось, и он старался держаться поближе к огню, при этом кутаясь в тёплый плед. У него в ногах, барон расположился в большом кресле, на маленькой скамеечке сидела Листик. С недавних пор такие вечерние посиделки стали каждодневными. Барон рассказывал, а девочка внимательно слушала.
В первые же дни Листик облазила весь огромный замок и хотела устроиться жить на верхушке донжона. Гуго, поддержанный Лэри де Гривзом, отговорил девочку, мотивируя это тем, что там находится воин, наблюдающий за окрестностями, и ему нельзя мешать нести службу, с этим девочка согласилась, а вот то, что наследнице барона не пристало жить под самой крышей, Листика не убедило. Она всё равно облюбовала себе верхушку башни, но уже другой, и поселилась там. О том, что с этой башни иногда взлетал дракон, Гуго приказал молчать всем это видевшим. Но Листик редко так делала, обычно она шла к своей пещере и уже оттуда взлетала. Листик из замка к пещере могла бы «прыгнуть», но это в облике человека у неё не получалось, «смотреть» получалось, но очень плохо, возможно это были последствия заклинания «подчинения», возможно ещё что?то. Разобраться без помощи Раманы или Тайши Листик не смогла, но и обращаться к ним она не хотела, это могли бы заметить другие дракланы, а попадаться им на глаза было очень нежелательно.
Обычно Листик уходила к своей пещере утром, а в замок возвращалась на утро следующего дня и приносила тушу горного козла. Где девочка брала архарусов никто не знал, вернее, знали, но очень немногие. Хоть какие бы не были большие козлы, но на всю дружину уже не хватало, в последнее время она увеличилась почти вдвое. Открывшуюся через перевал дорогу надо было патрулировать, да и застава на самом перевале нуждалась в хоть небольшом, но постоянном гарнизоне. Заставу построили в основном из тех толстых брёвен, что остались от завала. Гном Фримуандидор, носивший странное звание — главный старшина дружины, а на самом деле бывший казначеем баронства, был очень благодарен неизвестному за то, что тот сохранил такой хороший строительный материал.
На оборудования заставы, да и на увеличение дружины, требовались деньги, о чём гном не преминул уведомить де Гривза, а их?то в казне баронства, последнее время едва сводившего концы с концами, не было. Барон, по обыкновению сидевший у камина, задумался, а примостившаяся у его ног рыжая девочка спросила:
— А сколько надо?
Гном назвал сумму, совершенно невероятную, по его меркам. «Ага» девочки было ответом, что Листик этим хотела сказать, баронский казначей не понял. Но каково было его удивление, когда на следующий день барон вручил ему кошель с суммой в два раза большей. Правда, большие золотые монеты были неизвестной чеканки. Фримуандидор не удержался и спросил — откуда? Листик, усмехнувшись, ответила:
— Из фонда помощи маленьким и бедным дракончикам.
— Как это? — не понял гном.
— У всех драконов есть же сокровищницы, да? — спросила девочка. Действительно, бытовала легенда, что каждый дракон собирает золото и драгоценности, хотя совершенно непонятно, зачем таким большим зверям это надо? Есть сокровища нельзя, да и купить на эти деньги большие и хищные ящеры ничего бы не смогли, не получилось бы объяснить — что они хотят, уж очень речь у них была неразборчивой. А хитро прищурившаяся Листик пояснила:
— У одного бедного и маленького дракончика совсем нет своей сокровищницы. Вот добрые люди и наполнили золотом подвал, чтоб этот дракончик мог оттуда брать сколько нужно. Вот сейчас мне понадобилось…
— И дракончик тебе принёс? — улыбнулся барон.
— Ага! — ответила тоже заулыбавшаяся Листик. А де Гривз, перестав улыбаться, укорил дочь:
— Чужое брать нехорошо!
— Это не совсем чужое, там моё тоже есть, — ответила Листик.
— Столько много! — поразился Фримуандидор.
— Не–а, просто мои денежки перепутались с ихними, а я не могу теперь отличить, где чьи. А потом они моих друзей обидели, так что пускай платят.
Листик не стала говорить, что банкиры Арэмии, на свою беду, поступив нечестно с её друзьями — цирковыми артистами, показали, какое отношение к себе заслуживают. А Листик, восстанавливая справедливость, поняла, что из хранилища их банка можно взять больше — в качестве компенсации. Кроме того, решив, что все банкиры — жулики, Листик стала и в других мирах наведываться в банковские хранилища.
Это было несколько месяцев назад, а сейчас Листик сидела и слушала, что рассказывал ей отец:
— На западе нашей страны расположена Гринея, она, как и Зелия, была имперской провинцией. Потом старая империя распалась, и Никойя, провинция, расположенная между новыми странами была поделена пополам — восточная её часть отошла Зелии, а западная — Гринее. Но каждая из стран считает эту провинцию полностью своей, вот так и происходят гринейские войны.
— Ага, а в Гринее они называются — зелийскими, да?
Барон собрался ответить, но не успел — в зал вошли Гуго Норек, Фримуандидор и Герда, она, как и капитан баронской дружины, была норвейкой. Когда?то, наслушавшись рассказов о воинских подвигах, молодая девушка, мечтавшая стать грозной воительницей, ушла с группой молодёжи из своей страны на юг. Но война оказалась совсем не тем, что представляла себе девушка северного воинственного народа. Воевать ей расхотелось, но и возвращаться домой было стыдно, да и голодно там было. Герда стала маркитанткой в отряде своих соплеменников, так она сдружилась со старшиной этого отряда, Фримуандидором, в этом отряде были не только норвеи. Вообще?то гномы живут своими замкнутыми кланами или не менее замкнутыми общинами — в городах людей. Но и среди них бывают молодые личности, жаждущие приключений. А война таким искателям кажется именно тем местом, где и происходят самые замечательные приключения. Таким был и Фримуандидор, но он тоже быстро разочаровался и потерял былой энтузиазм, а вот его гномья хозяйственная жилка никуда не делась. Отряд норвеев, к которому прибился гном, благодаря его стараниям почти ни в чём не нуждался. Командир отряда заметил молодого как для гнома, Фримуандидору было всего двести лет, хозяйственного наёмника и назначил его старшиной. Тогда?то гном и сдружился с молодой норвейкой. Надо сказать, что отряд капитана де Гривза бросали в самые горячие места и даже тыловой службе, как величал своё хозяйство Фримуандидор, приходилось участвовать в боевых действиях и, хоть неудавшаяся, северная воительница не раз спасала гному жизнь. Когда капитан стал генералом — командиром корпуса, то и Фримуандидора повысили в звании, он стал величать себя главным старшиной, хотя его должность называлась по–другому. А потом вместе с генералом в отставку вышел главный старшина и многие ветераны. Ну а когда де Гривзу король пожаловал баронство, к тому времени бесхозное, то бывшие солдаты с радостью приняли предложение своего командира. Так у барона Дрэгиса появилась хоть и малочисленная, но очень боевая дружина со своим главным старшиной. Но даже воинственным норвеям не удалось справиться с той стаей скальных химер, что поселились на Ларнийском перевале.
Вошедшие поклонились, и гном начал доклад о текущих делах. Капитан слушал, время от времени кивая, в нужных, по его мнению, местах, а Герда налила из принесенного ею кувшина молока в большую кружку и теперь с умилением наблюдала, как пьёт Листик. Девочка допила молоко и протянула кружку:
— Ещё!
— Вот я удивляюсь, куда в неё столько влазит? — прервал гном свой доклад. — Я боюсь, что она может лопнуть!
— Ага, — согласилась Листик и снова протянула пустую кружку.
— Что ты налетел на ребёнка! — вступилась за девочку Герда. Она, в отличие от гнома, знала — кто Листик. После одной из охот Листик решила свою добычу нести не в пещеру, а на кухню замка. Закричать Герде не позволила гордость, когда в большое окно кухни, окна кухонного помещения были большими, потому что выходили во внутренний двор замка, всунулась сначала туша архаруса, а потом драконья голова! Эта голова хриплым голосом попросила освежевать козла и замариновать мясо. А потом к испуганной женщине подскочила девочка и тем же голосом попросила молока — Герда в руках держала кувшин. Превращение дракона в рыжую девочку произошло прямо перед ошеломлённой управительницей замка. Такова была должность норвейки, но несмотря на столь высокое положение, она считала что кухня требует её особого присмотра. Потому Герда появлялась там каждое утро, ещё до прихода поваров. С тех пор Листик, если была в замке, всегда приходила по утрам на кухню, где Герда угощала её молоком. Вечером норвейка сама приносила девочке молоко в каминный зал.
— Завтра баронский суд в Малых Родниках, — начал Гуго, с сомнением посмотрев на своего командира, сможет ли он поехать в самую дальнюю деревню? Уж очень тот плохо выглядел. Барон понял и погладил Листика по голове.
— Ага! — ответила девочка на не высказанный вопрос своего отца.
— Баронский суд будет, — кивнул де Гривз, — его проведёт Листик. Не думаю, что там будут серьёзные вопросы, обычные споры о меже и другие мелкие тяжбы между соседями. Так что…
— Ага, я справлюсь, если что, Гуго мне поможет. — Листик посмотрела на капитана дружины своего отца: — Ты же поведёшь туда отряд? Да?
— Листик, ты могла бы там разобраться сама, — усмехнулся Гуго.
— Ага! — согласилась девочка. — Только зачем пугать селян?
— Тогда завтра, на рассвете, выезжаем, — кивнул капитан, — там переночуем, завтра проведём суд, а послезавтра — домой.
— Ага, вы выезжаете, а я вас там встречу. Я ещё на охоту успею. Козла в пещеру заброшу, на обратном пути заберём. Хорошо?
— Хорошо, Листик, — согласился Гуго.
Гном вертел головой, пытаясь понять, как это Листик успеет и на охоту, и в дальнюю деревню, куда был почти день пути. Судя по тому, что из присутствующих никто не удивился — всё так и должно было быть, но как, гном сообразить не мог.
Лес недобро шумел, словно предостерегая и в то же время что?то замышляя против охотника, осторожно пробиравшегося через чащобу. Невысокий житель пограничья крепче сжимал большой для него арбалет. Маленький рост охотника, а кто ещё может прийти в лес с арбалетом, указывал на его юность. Мальчик, лет тринадцати, с типичной для жителей севера королевства внешностью, одетый в куртку из плотной ткани и такие же штаны. Великоватые сапоги не мешали охотнику двигаться почти бесшумно. Арбалет, казавшийся большим, таким не был — обычный арбалет, с магическим взводом, позволявшим сразу стрелять, но при этом не державшим постоянно натянутой тетиву. Мальчик отправился на охоту, потому что он остался самым старшим в семье, после гибели отца. Мать и сёстры не в счёт — кормильцем должен быть мужчина! А после того, как отец Грумта, так звали юного охотника, не вернулся из леса, именно сын должен взять на себя ответственность за семью. Нельзя сказать, что родные Грумта голодали — община помогала, здесь всё же пограничье, а не центральные районы королевства. Но и сытой такую жизнь назвать нельзя было, вот Грумт и отправился на охоту, в надежде добыть свежего мяса. Деревня Малые Родники находилась почти у самых гор, в самой глухой части огромного Дрэгисского леса. Единственная дорога, идущая на юг, к Подгорцам, связывала это селение с остальным миром. Поэтому жители рассчитывали только на себя: урожай с маленьких полей, с трудом отвоёванных у леса, позволял только не умереть с голоду, так что охота была не подспорьем, а основным промыслом. Потеря охотника сильно ударила по семье Грумта. Правда, отец уже брал старшего сына на охоту, но так далеко в лес они не заходили. Так что опыт, хоть и небольшой, у Грумта был. Но около деревни дичь держалась настороже. Конечно, забегали на поля кабаны и олени, но это было ночью, а в тёмное время выходить за охранный периметр деревни было очень опасно. Не дикие звери представляли основную угрозу, им хватало добычи и в лесу, хищная нежить — вот кто подстерегал жителей деревни. Слишком медлительная, чтоб суметь поймать быстрых обитателей леса, нежить охотилась на людей. А где лучше всего охотиться как не у селения? Затаившаяся днём, нежить ночью активно искала себе добычу, и если в селение ей проникнуть не позволял охранный магический круг, то тот, кто оказался вне этого круга, был обречён.