Я бросилась за ней, и мы вместе едва не скатились кубарем вниз, наткнувшись на Ярика. Он как раз спускался по лестнице, потрясая какой-то меховой гирляндой.
— Ой, — попятилась Иветта. — Посмотри, что наделал, всю меня измазал! — с досадой воскликнула она и кинулась к чану с водой застирываться. На её переднике теперь красовались буро-красные пятна, в которых я узнала грязь и… кровь?
То, что я приняла за гирлянду, оказалось связкой зайцев и одной куропаткой. Ярик торжественно шмякнул свои мертвые дары в центр стола.
— Так чего по кухне носишься? — справедливо возразил он.
— Господа вернулись, — догадалась Симона.
— Ага, — подтвердил мальчишка. — Велели на ужин приготовить. Леди Фабиана подбила, — кивнул он на крайнюю тушку так гордо, будто сам научил её стрелять.
— Не бог весть что принесли-то, — покачала головой Симона, приподняв за уши и оглядывая тощего зайца. Лапки и брюхо были вымазаны землёй и налипшей травой. — Ну да и то удивительно, при таком-то тумане, — заключила кухарка, тут же проворно положила тушку на спину, вспорола брюхо от головы до хвоста, сделала круговые разрезы на лапках и начала стягивать шкуру снизу, как носок.
Она проделала это так быстро, что я увидела более чем достаточно, прежде чем успела отвернуться.
— Спасибо за чай и сироп, Симона, мне пора.
— А кто в кого влюбился-то? — завертел головой Ярик.
Я бросила взгляд на Иветту, но она стояла, уже пристыженная и, к счастью, молчала.
— Никто и ни в кого, — строго отчитала ни в чём не повинного мальчика Симона. — Экими бреднями голова у тебя забита. Давай-ка дуй с кухни, мы тут делом заняты, а он какими-то любовями отвлекает!
Я была благодарна ей и сочувствовала Ярику, попавшему под горячую раздачу.
— Вы ведь не сердитесь на меня, мисс Кармель? — тронула меня за руку Иветта. — Я просто шутила, и совсем так не думаю, и вовсе не собиралась бежать наверх и всем рассказывать. Просто дразнила вас, и теперь сама не знаю зачем.
Она не притворялась: пылающие щеки говорили об искреннем раскаянии.
— Конечно, не сержусь, но мне правда пора.
Я уже поднималась по лестнице, когда Симона оторвалась от разделки и совершенно серьёзно сказала:
— Не всегда.
— Что, простите?
— Он не всегда был таким. Но, если Иветта права…
— Она ошиблась, — поспешила заверить я.
— … то лучше вам о нём забыть.
Ничего к этому не добавив, она опустила голову и снова погрузилась в работу.
ГЛАВА 21
Уже в третий раз за день я постучала в белую дверь с золотистой лепниной и розовыми завитками по углам. Услышав чинное «войдите», нажала на ручку. Внутри уже ничто не напоминало о недавнем побоище, и комната вновь была похожа на покои принцессы: подушечки были уложены на кровати по размеру, от больших к маленьким, и даже подобраны по цвету и типу материала; куклы продолжили сверлить пустыми кварцевыми глазами потолок, клетка отсутствовала, а двери и окна кукольного замка были приведены в надлежащий вид. Бабочек и сломанную палочку тоже прибрали.
Маленькая хозяйка сидела на стульчике у окна и поила из крохотной фарфоровой чашки с ручкой в виде русалки одну из своих кукол.
— Это вы, мисс Кармель…
Она вскочила и хотела по обыкновению броситься меня обнимать, но неуверенно застыла и смущённо улыбнулась.
— Вам уже лучше, миледи? — мягко спросила я.
— Да, и мне очень стыдно, что я на вас накричала, — сообщила леди Эрселла паркету, раскачиваясь на мысках.
— Вам не за что просить прощения. Давайте просто забудем об этом.
Она радостно вскинула головку:
— Значит, вы меня не возненавидели?
— Почему я должна вас ненавидеть? — удивилась я.
— Потому что я вела себя не как леди.
— Леди отличает, в первую очередь, способность достойно выйти из любой ситуации, и вы это только что сделали.
Леди Эрселла поковыряла розовой атласной туфелькой щель в полу и застенчиво осведомилась:
— Значит, теперь я могу вас обнять?
Я сама шагнула к ней и прижала кудрявую головку к груди. Девочка снова оживилась, глаза загорелись.
— Вы со мной немножко посидите?
— Конечно.
Она схватила с комода свой серебряный гребешок и протянула мне.
— Причешите меня, мисс Кармель. Мэтти, бывало, причесывала меня — всегда семь раз по семь, мы вместе считали.
Леди Эрселла поудобнее устроилась на стульчике перед зеркалом, и я принялась расчёсывать её завитушки.
— Вам нравились занятия с Мэтти, миледи?
— Да, очень. Она всегда весело рассказывала, и Мэтти была очень красивой.
— Вы по ней скучаете?
— Скучаю, — вздохнула девочка, болтая ножками, — а Микаэль вот не скучает. Он злой, ненавижу его!
— Нельзя так говорить, он ведь ваш брат.
— А можно, чтобы он не был моим братом? Ну, пожалуйста! Можно, чтобы кто-нибудь другой им был? — она откинула голову назад и заглянула мне в лицо.
— Это невозможно, — улыбнулась я. — Знаете, говорят, братья и сестры — это друзья, данные нам природой.
— Значит, природа меня не любит, — совсем уж тяжко вздохнула юная страдалица.
— Это ещё что за глупости, — мягко укорила я. — Взгляните в зеркало: да любая принцесса позеленела бы от зависти при виде эдаких кудряшек! А глаза? Ради таких принцы и совершают подвиги!
При этих словах леди Эрселла широко улыбнулась, обнажив свои неприглядные зубки. Улыбка мгновенно погасла.
— Микаэль прав: я уродина, не то что мама! Поэтому она меня не любит.
Я растерялась.
— Вы не правы, ваша мама вас любит. Просто не всегда взрослые умеют правильно показать свою любовь.
— Но почему? — поразилась девочка. — Это ведь так просто. Вот смотрите: я вас обниму и скажу, что люблю вас, и вы будете об этом знать.
Она повернулась на стульчике и обвила меня руками.
— Я вас тоже люблю, леди Эрселла, — растроганно сказала я, отвечая на ласку, и вдруг поняла, что это правда. — Просто иногда взрослым нужно куда больше смелости и времени, чтобы в этом признаться.
— Как же они тогда дают другим знать, что любят их?
Я задумалась: и правда — как?
— Ну, например, дарят друг другу подарки…
— Значит, мама меня всё-таки любит!
Девочка возбуждённо вскочила со стула.
— Поглядите, сколько она мне подарила.
Я обвела глазами комнату и вздохнула. Взгляд упал на одноногий столик с причудливыми шахматами. На костяной доске помещались тяжёлые фигуры — бронзовые слева и медные справа. По форме они напоминали плоские деревья: крона в виде металлического вензеля на тонком нефритовом основании.
— Их вам тоже мама подарила? — удивилась я.
— Да… то есть не совсем: она разрешила их взять. А раньше они стояли в библиотеке.
Я заметила, что одна фигурка отсутствует. Наверняка это случилось в ходе недавнего погрома.
— Похоже, одной не хватает, — кивнула я на пустующее место.
— Она потерялась, поэтому мне и было позволено забрать их к себе, — пояснила девочка.
Вполне объяснимая потеря: удивительно, как необычные фигуры вообще держались на таком тоненьком, по сравнению с массивным верхом, стебельке и не падали. Очевидно, это фокус со смещённым центром тяжести. Я сама однажды видела в антикварной лавке керамического голубя, выкрашенного белой эмалью. Его можно было держать на кончике пальца за один только клюв.
Юная графиня заёрзала.
— Я голодна, — сообщила она. — Беула скоро придёт?
Я взглянула на настенные часы.
— До ужина ещё час, но, кажется, у меня кое-что для вас есть.
Я извлекла из кармана подаренное Вауханом яблоко. Сердцевина — там, где оно было насажено на изгородь, — покоричневела и заветрилась. Но, когда я разрезала его пополам, на руки брызнули прозрачные липкие капли, и душистый аромат заполнил комнату.
Яблоко было очень сочным, а насыщенный цвет, казалось, не уместился в кожице и растекся красными прожилками внутрь плода, сделав его похожим на мраморное.
Я протянула одну половинку леди Эрселле, а за вторую принялась сама.
Вкус оказался просто волшебным!
ГЛАВА 22
Шум в обеденной зале стоял такой, будто там собрался целый полк, а не пять человек. Мне лишь нужно было убедиться, что все они там и никто не помешает мне в ближайшие полчаса. Я всё-таки надеялась довести до конца отложенное дело.
В холле помещалось плоское серебряное блюдо на низкой ножке и с загнутыми волнистыми краями. На нём обычно оставляли визитки и корреспонденцию, которые мистер Бернис потом забирал и торжественно нёс, зажав двумя пальцами (будучи при этом непременно в перчатках), графу.
Сейчас там лежало несколько конвертов, и дворецкого поблизости не было. Я решила воспользоваться ими в качестве предлога. Но едва я подхватила письма, как из-за угла вынырнула миссис Меррит. Экономка перевела удивлённый взгляд с меня на конверты и обратно.
— Надеюсь, мистер Бернис не станет возражать? Милорд просил принести почту, — соврала я.
— Я сейчас позову мистера Берниса.
— О, не стоит его беспокоить, мне это совсем не трудно! А его сиятельство просил поторапливаться. Надеюсь, мистер Бернис не воспримет это как покушение на свой кусок хлеба, — неловко пошутила я.
— Надеюсь, нет, — выдавила миссис Меррит неуверенную улыбку.
— Думаю, нам вовсе необязательно рассказывать ему об этом. Он может расстроиться, узнав, что не оказался на месте в нужный момент.
— Наверное, вы правы.
Я поспешила в зал, чтобы не столкнуться с самим мистером Бернисом. Войти я так и не успела: у самого входа меня кто-то схватил за локоть, и я узнала Дезире. Она прихорашивалась перед огромным, во всю стену, зеркалом в массивной золочёной раме. Цепко удерживая меня одной рукой, второй она кинула пудреницу в свой крохотный расшитый стеклярусом ридикюль и потащила меня за цветочную кадку под лестницей.
— А теперь скажите, что за чертовщина здесь творится? — безапелляционно потребовала она и с сухим неприятным щелчком застегнула сумочку.
— О чём вы, мисс Ардэн?
— Вы ведь служанка?
— Гувернантка.
— Не вижу разницы. Слуги всегда и всё знают про своих господ. Итак: что, черт побери, здесь происходит? Что не так с вашей хозяйкой?
— Вы про леди Фабиану?
— А в Ашеррадене есть другие хозяйки? — раздражённо прошипела она.
— А что с ней не так? — я подняла брови в притворном удивлении, которое мне никогда не удавалось.
— Вы прекрасно понимаете, о чём я. Дамиан уже все колени протёр и напускал ведро слюней. А не далее как днём пристрелил своего коня, масть которого, видите ли, пришлась леди Фабиане не по вкусу. Так что повторяю вопрос в последний раз: что не так с леди Фабианой?
— Не понимаю, о чём вы, — сухо ответила я.
Она смерила меня задумчивым взглядом и желчно улыбнулась. Потом раскрыла ридикюль, извлекла оттуда несколько монет и протянула мне.
— Так лучше? Теперь вы поумнели достаточно, чтобы понять мой вопрос?
Меня возмутила кривая ухмылка на её лице — уверенность человека, полагающего, что всё в этом мире можно купить. Возможно, Дезире Ардэн была недалека от истины. Я тоже считаю, что всё имеет свою цену. Вот только многие ошибочно считают золото универсальной платой.
— Простите, мисс, но мне пора вернуться к своим обязанностям, — холодно ответила я и попыталась пройти, но она снова вцепилась в мой локоть.
— Считаете себя лучше всех? — прошипела она мне прямо в ухо. — Деньги — это слишком низко и пошло для вас? Так смотрите же, что они для меня!
С этими словами она засунула золотые кругляшки в стоявшую рядом цветочную кадку и поглубже утопила их. Потом вытерла пальцы в перчатке о мой подол и, не спеша, направилась обратно в зал.
Я, как могла, отёрла грязь платком и последовала за ней. Ещё на входе меня встретил заливистый смех Дезире, которая о чём-то увлечённо щебетала графу, ни дать ни взять трепетная канарейка. Но звук этот был искусственный. Интересно, другие это замечают?
Похоже, по-настоящему весело здесь было только леди Фабиане. Она царственно расположилась в самом большом кресле, откинувшись назад, так что черные волосы змеями разметались по бархатной обивке, спускались по груди. Мистер Дрейк сидел на полу у её ног, держа её за руку и пожирая восторженным взглядом. Глаза у него ввалились ещё больше и теперь блестели совсем уж лихорадочно, а на восковых щеках проступили пятна, похожие на крупную сыпь. Светлые кудри спутались и слиплись от пота. Мистер Браун похрапывал в кресле в углу.
— Вы обещали веселье, а я помираю со скуки, — заявила леди Фабиана, но расплывшаяся по лицу улыбка свидетельствовала об обратном. — Если вы тотчас что-нибудь не придумаете, я поднимусь наверх.
И она сделала движение, будто собирается уйти. Я видела, что это лишь игра, но лицо сидевшего подле неё несчастного исказилось в неподдельном испуге. Он тут же крепче ухватился за её руку, как слепой за поводыря.
— Нет-нет! Давайте я вам сыграю? — с надеждой взмолился он.
— Хм, отчего нет, — смилостивилась графиня и снова откинулась в кресле, искоса бросив взгляд на Дезире и графа, но те казались поглощенными беседой (точнее, монологом Дезире). — Только выпустите мою руку, у вас потные пальцы.
Её перчатка и правда была вся покрыта влажными пятнами. Мистер Дрейк тут же послушался и принялся отирать пальцы о сюртук, пристыженно улыбаясь и заискивающе глядя на неё снизу вверх.
— Пожалуй, я даже спою, — совсем уж подобрела графиня. — Я нынче в голосе.
Молодой мужчина с готовностью бросился к роялю и откинул крышку. Его красивые пальцы ловко пробежались по клавишам, извлекая гармоничные звуки. Надо сказать, он был не лишён слуха и хорошо владел техникой. Пожалуй, у мистера Дрейка довольно чувствительная артистическая натура. Только этим можно объяснить его абсолютную неспособность противиться чарам графини. Судя по растерянному выражению, появлявшемуся на его лице в те минуты, когда она ничего не говорила, проблески всё же были, но тут же сменялись мучительным восторгом при звуках её голоса. Он едва понимал, что происходит.
Я направилась к графу, намереваясь быстро вручить ему письма и покинуть зал. Тут мистер Дрейк заиграл лиричную композицию, со множеством тремоло и переливов, а леди Фабиана запела. Граф поднял злое лицо, на котором отразилась уже знакомая мне борьба. Дезире не сразу всё это заметила и ещё с минуту трещала в пустоту. Но, поняв, что её никто не слушает, нахмурилась и принялась недоумённо оглядывать мужчин. Внезапно на её лице проступила догадка. Даже мистер Браун проснулся и, всё ещё сонно хлопая глазами, настороженно прислушался.
Меня тоже пронзила дрожь, и от этого стало гадко, будто кто-то непрошеный забрался в душу и неволит мои чувства. Против желания я ощутила, как внутри поднимается волна благоговейного трепета. Леди Фабиана продолжала петь с довольной улыбкой, видя, что всё внимание обращено на неё.
Пересилив себя, я приблизилась к графу и протянула письма.
— Корреспонденция, милорд.
Он не сразу оторвал взгляд от графини. Но даже когда опустил глаза на письма, вряд ли понял, что я имела в виду.
В этот момент кто-то отделился от шторы, шагнул ко мне и выхватил письма. Я и не заметила мистера Фарроуча — так он слился с тёмной нишей окна.
— Что-то ещё? — осведомился он, как всегда одарив меня взглядом густой пустоты.
— Нет-нет, это всё.
Я непроизвольно посмотрела на его руки, будто ожидала увидеть на них остатки кладбищенской грязи, и попятилась к выходу. Граф уже окончательно пришёл в себя, взял у мистера Фарроуча письма и принялся перебирать их.
Леди Фабиане надоело петь.
— А знаете, Дамиан, кудри вам не идут, — заявила она. — Да, теперь я вижу, что они совсем вас портят — так немужественно.
— Вы так считаете?
Тут же оборвав игру, он с готовностью бросился к накрытому столу и схватил нож для фруктов с изогнутой наподобие клыка ручкой. Когда я выходила за дверь, он лихорадочно отрезал свои локоны под звонкий смех леди Фабианы. Граф уже снова равнодушно отвернулся.