Под недоумевающими взглядами побратимов он молча перекусил, беззастенчиво опустошив котелок до самого дна. Услышал возмущенный вздох Лакра и почувствовал неодобрение остальных, но только вяло отмахнулся: Белик все равно не притронется. Кусок пирога, оставленный для них обоих, наемник правда, не взял, но зато неожиданно задумался над тем, по какой причине мальчишка старается не приближаться к людям.
С едой теперь все ясно - любит свежее и пойманное своими руками; отказывается от угощения только по причине того, что не желает быть нахлебником; ест редко, но помногу, если судить по количеству жарившегося мяса, и при этом отчего-то не желает, чтобы о его странностях знали посторонние.
Ночи он тоже проводит в одиночестве - то ли по той же причине, по какой взвился намедни из-за недолгого прикосновения, то ли вообще привык быть один. Еще он довольно ловок, очень подвижен и весьма силен, о чем с виду даже не скажешь. Руки у него худые, но поразительно крепкие, будто из канатов свиты. На ощупь вообще - не руки, а стальные пруты. Сам вчера убедился. При всем том пацан совсем не боится рисковать (а судя по некоторым высказываниям - даже специально нарывается). В лесу чувствует себя, как дома. Спокойно ориентируется на местности, отлично зная такие редкие в здешних краях местечки, как тот схрон или особо защищенная полянка, где им довелось однажды остановиться.
Он очень неглуп, хотя зачем-то постоянно выдуривается. Остер на язык, не лезет за словом в карман. Неплохо знает историю этих мест, особенно то, что касается Диких Псов. Явно благоволит и уважает Гончих. Как всякий воин, ценит и признает хорошее оружие. Ножами владеет, вероятно, с неменьшей ловкостью, чем ложкой. Насчет всего остального пока неясно - он очень скрытен. Но не зол по природе, хотя временами умеет быть невероятно жестким. Имеет очень странных и влиятельных друзей среди людей и нелюдей, но все равно предпочитает держаться в стороне. Зачем-то ищет уединения. Способен на преданную дружбу, умеет трепетно заботиться о тех, кто ему дорог. Однако на самом деле редко когда бывает по-настоящему откровенным и за внешней бравадой умело скрывает какую-то давнюю, сильную, отнюдь не притупившуюся с годами боль, которая временами начинает сводить его с ума.
И эта флейта... Стрегон никогда прежде не слышал, чтобы на ней кто-то так играл. Даже проведя немало времени среди Перворожденных, не раз слушая, как играют наученные этому трудному искусству барды... слушая эльфов, смертных, редких полукровок... он даже подумать не мог, что всего лишь одной тихой мелодией можно выразить так потрясающе много. Свою боль. Глухое отчаяние. Сомнения. Смутные страхи. Печаль. Неподдельное горе. Слабую надежду на будущее... Белик умел открывать в музыке свое сердце. И умел тронуть чужую душу так, как это ни у кого и никогда раньше не получалось. Не зря даже взбудораженный Курш сегодня благоговейно притих. Не зря немедленно бросил вожделенное мясо, осторожно опускаясь на землю. Не зря с немым обожанием следил за тонкими пальчиками хозяина. И не зря после того, как он, наконец, открыл глаза, с благодарным урчанием прижался.
Признаться, Стрегон и сам не мог прийти в себя довольно долго. А неловко пошевелился в своем укрытии только тогда, когда последние ноты уже отзвучали, а встряхнувшийся Белик решительно встал.
Конечно, нельзя лишать человека права на тайну. Нельзя заставить его признаться в том, во что он не желает посвящать чужаков. Нельзя насильно вызвать чье-то доверие или потребовать рассказать все свои секреты.
Стрегон уже успел убедиться: Белик, если не хочет чего-то делать, никогда не станет, как бы на него ни давили. Но, в то же время, если что-то решил, то уже не отступится. И неважно, чем это будет грозить ему самому. Неважно, каких трудных решений это потребует. Ясно одно: он никогда не бросает слов на ветер и никогда не обещает того, чего не сможет выполнить. Умело прячет свою настоящую суть под маской дурашливого сорванца, искусно играет на чужих чувствах, охотно изучает других, испытывая при этом какое-то необъяснимое удовольствие. Но сам настойчиво держится в стороне. Не доверяет, не ищет дружбы, не стремиться оказаться ближе, чем может себе позволить. И это, как ни странно, вызывает смутное желание все изменить. Как молчаливый вызов. Как брошенная на землю перчатка. Как аромат древней тайны, который неуловимо дразнит чуткие ноздри и заставляет упорно стремиться вперед. Заставляет не обращать внимания на едкие речи, прощать разные дерзости, закрывать глаза на подколки и вызывает невероятно острое, ничем не объяснимое желание понять: ПОЧЕМУ ТАК?!!
Стрегон задумался настолько глубоко, что на какое-то время просто выпал из реального мира. Отрешился от звучащих неподалеку голосов побратимов, непонимающих взглядов, вопросительно поднятых бровей. И даже когда из-за дальних деревьев выступили три молчаливых тени, закутанные в плотные зеленые плащи, он не сразу сообразил, что, наконец-то, дождался тех, ради кого отправился в столь долгое путешествие. А пришел в себя лишь тогда, когда вернувшийся в этот же самый момент Белик с извечным недовольством в голосе бросил:
- Слава тебе, господи... явились! Стрегон, вон те три зеленых стручка и есть типы, которых ты искал?
Во внезапно наступившей тишине наемник упруго поднялся, прислушался к громко заколотившемуся сердцу, всмотрелся под густую тень низко надвинутых капюшонов, где отчетливо блеснуло нечеловеческой зеленью, а потом, буквально на секунду опередив побратимов, с нескрываемым почтением наклонил голову.
- День добрый, Seille.
Наниматель, выйдя из тени, быстро огляделся и коротко кивнул.
- Здравствуй, Стрегон, - властно бросил он. - Далеко же вы забрались.
- Прошу прощения. Нам показалось неразумным держаться на виду.
- Вижу. Понимаю. Одобряю твой выбор.
- Та-а-к, - неожиданно нахмурилась Белка, заслышав мелодичный голос незнакомца. - Мне показалось или тут действительно завоняло эльфятиной? Да не простой, а редкостной? Я бы даже сказал: ОТМЕННОЙ эльфятиной!!
Курш, принюхавшись, недовольно заворчал. А Стрегон, вздрогнув от неожиданности, внутренне похолодел: боги, да что же вытворяет этот мальчишка?! Совсем сдурел?! Как смеет говорить в ТАКОМ тоне?!! Да еще в глаза!! Не таков был их наниматель, чтобы стерпеть подобное: от его присутствия порой мороз драл по коже, слабела воля и пересыхало в горле. Даже у Братьев. Иначе не стали бы сразу два (ДВА!!) лучших ситта, состоящие из одних только Магистров, ему беспрекословно подчиняться. Перворожденные даже сейчас слыли непревзойденными бойцами и крайне опасными в гневе существами. Никогда не спускали неуважения или пренебрежения к своим персонам. А Белик... Белик всего в трех словах успел их оскорбить смертельно! И это при том, что сам Стрегон вряд ли на это когда-нибудь бы решился, потому что нанявший их эльф был действительно немолод и ОЧЕНЬ опасен. А это значило, что, скорее всего, на поляне очень скоро станет одним человеком меньше.
- Что это за дерьмо?! - громко возмутилась Белка, словно не заметив, как побледнели лица у ее спутников. - Стрегон, ты почему не сказал, что с вами будут ушастые?!
Лакр с тихим стоном закрыл глаза: ну, все. Худшего нельзя было и придумать. Терг обреченно сжал кулаки, понимая, что больше они Белика уже не увидят, а остальные только сглотнули, когда тяжелые взгляды эльфов уперлись в раздраженно сплюнувшую Гончую.
- Зар-р-раза! Вот уж подстава, так подстава! Не ожидал я от вас... никак не ожидал. Ну, сволочи... и ты, рыжий... даже не намекнул... э-эх, надо было вас сразу к стенке ставить и трясти, как хмера - оленя... Курш, пошли-ка отсюда! На кой ляд нам нужны эти зеленые стручки! Я не нанимался вести никаких ушастых нелюдей. С меня и этих шестерых недотеп вполне довольно. Если б люди, я б еще стерпел, но ЭТО... с детства не переношу ушастых! Аire, господа, было очень НЕприятно с вами познакомиться!
Перворожденные издали какой-то странный звук, когда она, подхватив свой мешок, с ходу взлетела на спину грозно оскалившегося грамарца и решительно повернула к лесу. Стрегон даже подумал: не сдержатся, швырнут в спину чем-нибудь острым и - поминай, как звали. Да и виданное ли дело - оскорблять эльфов?! В лицо?! При всем честном народе?! Да еще так страшно, как это умудрился сделать неугомонный пацан?!
Он даже приготовился перехватить чужой клинок, прыгнуть, закрыть мальца собой, начать что-то объяснять, чтобы Перворожденные успели успокоиться, но наниматель неожиданно тихо вздохнул:
- Подожди, Бел...
- Что такое?! - изумилась Белка, стремительно обернувшись.
- Не уходи. Пожалуйста. Нам надо поговорить.
Курш неожиданно споткнулся на ровном месте и растерянно замер, почувствовав на боках мгновенно сжавшиеся колени хозяйки. Эльфы тревожно застыли на своих местах, со странным выражением уставившись на напрягшуюся Гончую. А Братья, приготовившиеся к кровавой бойне, ошарашено разинули рты.
- Так! Я не понял, откуда... эй! А чегой-то мне знаком твой голосок?! - вдруг насторожилась она и с нескрываемым подозрением всмотрелась. - А чегой-то вы все морды прячете? Непорядок... ну-ка, ушастики, дружно подняли ручки и быстро сняли капюшоны! И живо, пока у меня еще есть желание выяснять ваши личности!
Под оторопелыми взглядами наемников эльфы без единого возражения открыли свои лица - правильные, поразительно красивые, отмеченные знаками несомненной власти и печатью внутренней силы. Черноволосые, как все обитатели Темного Леса. Подтянутые, с уверенными движениями опытных воинов, прекрасно знающих, с какого конца браться за меч. С раскосыми зелеными глазами, в которых необъяснимо отсутствовал даже намек на раздражение. С широкими плечами... подозрительно широкими для остроухих! С решительными волевыми лицами, в которых за версту видать непростых стражников. И удивительной ковки парными мечами за крепкими спинами.
Один - тот, что слева - оказался совсем молодым: лет двести, не больше, что для Перворожденного - самая пора взросления. Но в его глазах уже сейчас тихонько тлели красноватые огоньки, выдающие потомственного мага, которые, как известно, ВСЕГДА имели отношение к правящему Дому. А невероятно правильные черты лица с безупречно выточенными скулами, идеально ровным обводом губ и гладкой алебастровой кожей носили слишком уж явные следы сходства с Владыкой Изиаром, чтобы знающий человек мог хоть на мгновение усомниться в их близком родстве.
Второй эльф выглядел гораздо старше, имел цепкий взгляд натасканного телохранителя, холодный прищур пронзительно зеленых глаз, которые излучали редкую силу, заставляющую сильно задуматься перед тем, как вообще открывать рот в присутствии подобного гостя. А торчащие из-за плечей рукояти не оставляли сомнений в том, что он в долю секунды способен вырвать свои родовые клинки, избавить противника от глупой головы и аккуратно вернуть их обратно. В отличие от первого, он не обладал изысканной утонченностью черт, не казался ошеломляюще прекрасным или идеально сложенным. Нет, это был воин. Превосходный воин без всяких магических штучек. И белесый шрам на левом веке, опасно пересекающий бровь, только лишний раз это доказывал.
Однако оба Перворожденных моментально терялись на фоне своего рослого спутника: заказчик даже сейчас стоял так, словно остальные были лишь незначительным дополнением к его персоне. Смотрел властно, жестко, прицельно. И такая мощь плескалась в его зеленых глазах, что от малейшего ее касания становилось неуютно. От этих глаз хотелось убежать, отвернуться, запрятать голову в песок, чтобы не почувствовать на себе даже легкую тень неудовольствия их хозяина. Они заставляли почтительно опускаться на колени и смиренно сгибаться до земли, ожидая того времени, когда эти странные глаза соизволят обратить на тебя свой величественный взор. И за ними, как ни парадоксально, совершенно терялось, казалось неуместным его сравнительно невзрачное (ну, для эльфа, конечно) лицо. Оно выглядело... чужим по сравнению с бездонными изумрудами, в глубине которых бушевал настоящий вулкан. И именно эти, ужасающе притягательные глаза сейчас внимательно смотрели на раздраженного пацана: долго, открыто, пристально. Очень и очень странно, потому что в них, несмотря на трижды прозвучавшие оскорбления, до сих пор не появилось даже смутного намека на гнев.
- Оп-па, - ошарашено застыла в седле Белка, переводя изумленный взгляд с одного Темного эльфа на другого. - Картис?! Тебя каким ветром сюда занесло?!
- Здравствуй, Rairrae, - почтительно поклонился старший эльф со шрамом на веке.
- Хрена себе сюрпризы! Привет, конечно... вот уж кого не ожидал увидеть... как ты решился выбраться из Чертогов?! Тебя что, выгнали?!
- Нет. Приказ Владыки Л'аэртэ.
- Та-а-к... кажется, я перестаю что-либо понимать вообще. Ланниэль, а ты?!
- Здравствуй, Бел. Меня отец прислал, - тепло улыбнулся молодой эльф, игнорируя пошатывающихся Братьев и неподвижный взгляд их вожака. - Велел привет тебе передать и сказать, что сюрпризом доволен.
- Линни?! Он что, спятил?! - окончательно растерялась она, а потом медленно сползла с седла, напрочь позабыв про судорожно хватающих ртом воздух побратимов. - А чего так не позвал? Что у него вообще случилось, раз вы вдруг бросили все дела и приперлись сюда?!
- Нам нужен Ходок, - вдруг тонко улыбнулся наниматель, с нескрываемым удовольствием изучая ее хрупкую фигурку. - И, кажется, двух лучших ситтов Братства все-таки хватило для того, чтобы его найти.
Белка снова сильно вздрогнула от звука его красивого, мелодичного баритона и подошла вплотную, непонимающе, но, вместе с тем, со странным ожиданием всматриваясь в красивое, слегка неправильное лицо, которое... ну, никак не соответствовало его удивительным глазам. А они сейчас совсем не выглядели опасными. В них, против всех правил, не было раздражения, злости или ярости. Там не горело неудовольствие чужим пренебрежением или откровенной фамильярностью. И даже сомнений уже почти не осталось. Только искренне облегчение, нескрываемая радость от встречи и необъяснимая, какая-то отеческая нежность, которую сложно было ожидать от столь властного существа.
Она вдруг нахмурилась, точно зная, что не раз слышала этот голос раньше. Уверенная, что уже смотрела когда-то в эти исполненные внутренней силы глаза. Готова была поклясться, что никогда прежде не видела его лицо, но Картис... и Ланниэль... они явно казались слабее своего спутника. И, хотя это было невозможно, но начальник личной охраны Темных Чертогов, лучший клинок Темного Леса, признанный мастер боя даже среди Перворожденных, которого она каких-то три века назад всего за две минуты уложила на обе лопатки... а вместе с ним младший сын Старшего Хранителя Знаний... безоговорочно признавали за своим странным спутником право повелевать. Склонялись перед его силой. Почтительно уступали дорогу. И были готовы на все, чтобы сохранить в неприкосновенности его жизнь, честь и его настоящее имя.
Белка еще раз посмотрела, стараясь взглянуть в эти глаза глубже, беспрепятственно увидеть их суть, понять, отчего же разница его истинного "я" по сравнению с внешностью оказалась ТАК велика. Наконец, все-таки смогла отбросить искусственно наведенную личину, запоздало признала. Неожиданно поняла, КОМУ могли подчиняться столь высокопоставленные особы, а потом ошеломленно моргнула.
- ТИЛЬ?!
- Здравствуй, малыш, - облегченно выдохнул Владыка Л'аэртэ и ласково улыбнулся. - Я так долго тебя искал...
Конец первой части.