- Белик! - Стрегон тихо застонал, когда мальчишка кувыркнулся в воздухе и сломанной куклой рухнул прямиком в бушующий водопад. Оттуда донесся тихий вскрик, заглушенный ревом воды, промелькнули светлые полотняные одежды, заляпанные на груди бурыми пятнами. Затем пацана снова развернуло в полете, и он с размаху ударился о камни внизу, мгновенно пропав в бурлящем водовороте.
Стрегон на мгновение зажмурился.
- Господи...
Все плохо. Глупо. Нелепо. Все дико неправильно и совершенно невероятно. Потратить несколько недель на поиски, с трудом отыскать эту ниточку, терпеть всю дорогу насмешки и издевательства, кусать губы, смириться с неизбежным. Так странно столкнуться, смириться и теперь потерять этого ненормального, загадочного, совершенно непредсказуемого пацана?!
Какое-то время он стоял неподвижно, пережидая глухое отчаяние. Затем глубоко вздохнул, до боли прикусил губу и, кинув последний взгляд вниз, где из пенных волн медленно выплывало распластанное на воде тело, пошел искать подходящий спуск.
Что ж, ничего не поделаешь. Но хотя бы похоронить по-хорошему надо. По-человечески, хоть и крови он нам попортил немало. Жаль, что так вышло. Жаль, что не получилось с ним поговорить, но... видно, судьба. Похоже, все-таки плохо учил Ходок своего малыша выживать в этих суровых местах. Зря отправил его одного. И зря доверил его хрупкую жизнь шестерым опытным, бывалым ветеранам, которые не сумели ее сохранить. Зря... все было зря.
Стрегон потратил почти полчаса, чтобы обойти водопад и отыскать для спуска приемлемую тропку. Неторопливо слез, цепляясь за жесткую траву и торчащие на склоне камни. Еще какое-то время ушло на то, чтобы найти проход к реке. С трудом его отыскав, полуэльф немного поколебался, но та другую сторону решил перебраться немного дальше, где река поспокойнее и посмирнее. И лишь тогда, когда отыщет тело. Спешить ему теперь незачем: с такой высоты да с теми ранами, что оставил медведь, нечего надеяться на какие-то шансы для пацана. Косолапого он тоже не опасался: его явно швырнуло на камни еще раньше, чем Белика, поскольку наверху его туши нигде не виднелось, а на тот берег зверь точно не выходил. Значит, кувырнулся с обрыва вместе с мальчишкой и вряд ли еще когда сможет безнаказанно нападать на беззащитных детей.
Наемник тяжело вздохнул, со странным чувством покосившись на уютно утроившийся в ладони меч, но тут же отвел взгляд: серебристая рукоять неожиданно стала жечь руку, словно он только что обменял ее на чужую жизнь. Неравный обмен. Тоже - неправильный, как весь этот лес, вся эта нелепая жизнь и еще более нелепая судьба, от которой никто из нас, увы, не убежит.
Приглушенные голоса он заслышал внезапно: возле воды звуки, как ни странно, разносятся очень далеко. Так далеко, как, пожалуй, нигде больше. Сперва ему показалось, что, наконец, наниматель объявился, потому что мелодичный смех был очень похож на нежную трель эльфийского колокольчика, но потом Стрегон уловил нечто знакомое, настороженно прислушался, не веря своим ушам, а потом оторопело замер. Да нет! Не может быть!!! После чего сорвался с места, с громко колотящимся сердцем выскочил на ближайший пригорок, жадно всмотрелся в противоположный берег, где изгиб реки образовывал уютную заводь. Пару мгновений ошарашено таращился, не в силах вымолвить ни слова, а потом в каком-то изнеможении опустился прямо на землю.
- С ума сойти... но как?!
Увиденное потрясло его настолько, что Стрегон долгое время просто сидел, тупо глядя прямо перед собой. Молча следил за тем, как живой и вполне невредимый Белик деловито снует по зеленой лужайке, развешивая на ветвях полотняные штаны и рубаху, которые только что тщательно отстирал от крови. Как теплится в ямке небольшой костерок, где на толстых прутьях как раз доходит свежее мясо. Как довольно суетится под дальними деревьями расседланный Курш, с немалыми усилиями выволакивающий оттуда тяжелую медвежью тушу. Как пацан с усмешкой косится, но дает возможность другу вдоволь наиграться. Как открыто смеется, когда грамарец неловко зацепляет добычу за какой-то корень и едва не падает, тщетно пытаясь высвободить огромную медвежью лапу...
Сам Белик при этом выглядел здоровым, полным сил, бодрым и поразительно добродушным, будто и не падал какое-то время назад с обрыва. Вернее, падать-то он падал, но не потому, что не смог выплыть, а просто так, оттого, что захотелось ему просто. Да еще покувыркался в воздухе в свое удовольствие и бездумно покружился, лежа на воде, как морская звезда на песчаном дне - раскинув руки и ноги в разные стороны и отчего-то совершенно не собираясь тонуть. Кажется, с медведем все было не так, как выглядело на первый взгляд? Кажется, этот странный пацан его ранил, а не наоборот? Утащил за собой в воду намеренно, собираясь притопить? Да не просто утащил, а еще и с обрыва сбросил, чтобы не спускать вниз на собственном горбу?!
Сейчас он снова оказался на суше, снова был чистым и умытым, с еще влажной кожей и небрежно отброшенными назад мокрыми волосами. Снова надел свои темные штаны и шелковую рубаху, в которых ходил всегда. Только рукава и порчины высоко закатал, чтобы было удобно, благодаря чему Стрегон сумел рассмотреть, что загадочный рисунок, светившийся в ночи зеленоватыми узорами, на самом деле имеет не изумрудный, а сочный алый оттенок, подозрительно напоминающий свежую кровь. И в действительности не заканчивается на правом плече, а сперва дразняще выглядывает из-под ворота рубахи, затем пропадает на груди и выныривает наружу уже из-под левой штанины, истончаясь на узкой лодыжке изящной эльфийской вязью. Более того: именно сейчас стало видно, что этот странный рисунок раскрашивает хрупкое тело Белика и со спины тоже, однако почему-то охватывает не всю кожу, а только часть (правда, большую), смутно походя на накинутую сверху, богато расписанную тогу.
Но, что изумляло больше всего, на шее у мальчишки висел тонкий кожаный шнурок, который он раньше тщательно скрывал и на котором равномерно покачивался подозрительно знакомый треугольный камешек. Гладкий, тщательно отполированный, темно-серого цвета, в центре которого виднелась полуистершаяся от времени руна. Стрегон, как ни напрягал глаза, не смог ее разглядеть. Понял только, что камешек точно такой, какой по древней традиции носили все до единого Братья и какой ни один здравомыслящий человек не посмеет надеть не по праву. И это открытие, вкупе с неожиданно обнаружившимся пацаном, поразило его настолько, что он не только не пошел навстречу, выражая радость и удивление, но напротив - инстинктивно подался назад, под прикрытие зеленых зарослей, и навострил уши.
- Вот видишь, Курш, - наставительно заметила Белка, искоса поглядывая за мучениями скакуна. - Иногда надо делать какие-нибудь безумства, чтобы сбросить накопившееся напряжение.
- Гр-р! - недовольно фыркнул грамарец, наконец-то, высвободив проклятого "мишку", после чего цапнул тушу зубами и уверенно поволок к кустам.
- Знаю, знаю, что тебе не нравится, когда я рискую. Но, честное слово, иногда на меня находит какое-то помутнение. Если не вытравлю вовремя, могу сорваться и кого-нибудь зацепить. А ты же не хочешь, чтобы из-за этого пострадали люди?
- Гр-рд-р!
- Вот и я не хочу, - вздохнула она, закончив с одеждой. - Траш слишком многое мне передала, чтобы это не сказалось по жизни. Так что порой мне просто необходимо побыть одному и устроить что-то дикое. Например, сигануть головой вниз с обрыва или побороться со здешним лесным хозяином. Прости, что я убил его без тебя, но он просто не оставил мне выбора - налетел, дурак мохнатый, лапой шарахнул, да еще и пасть раззявил, будто я ему мошка какая. Вот я и... не сдержался.
Курш сердито засопел, раздирая клыками добычу, на которую рассчитывал сам, но что теперь сделаешь? Хорошо, он хоть успел ее выловить из воды, пока туша не уплыла, иначе пришлось бы устраивать еще одну охоту.
Белка, тем временем, уселась у костра, скрестив ноги и подтянув поближе мешок, вытащила подарок Крикуна, а затем бережно развернула чистые тряпицы. Со вздохом повертела в руках причудливые ножны, сделанные из мелких черных чешуек, смутно напоминающих новый доспех Стрегона. Хмыкнула при виде клейма - гномий молот на фоне семилучевой звезды. Осторожно провела пальцем вдоль изящно изогнутой гарды и, увидев возле навершия тонкий золотой ободок в виде свернувшего кольцом дракона, покачала головой.
- Ну, это лишнее. Да он еще и изумруд сюда вставил... Торк! У нас, конечно, в Роду особое отношение к драконам, но мне и одного вполне достаточно. Курш, глянь-ка! - осторожно высвободив узкий, всего в половину ладони, и длиной в две ладони клинок, она многозначительно присвистнула. - Ого! Черный аконит! Да не простой, а с какой-то примесью...
Стрегон судорожно вздохнул: подобный клинок - несусветная редкость; дико дорогая вещь и поистине королевский подарок. А ножны отлично смотрелись бы рядом с его новым доспехом, потому что оказались сделаны из чешуи того же странного змея, названия которому он еще не знал. Только здесь чешуйки были гораздо мельче, аккуратнее. Зато подобраны одна к одной - ровные, идеально повторяющие друг друга, матово поблескивающие и словно бы... закаленные?
- Ну, питон - это я понимаю, - задумчиво повертела подарок Гончая. - Даже понимаю теперь, куда исчезали в последние годы все слухи про больших змеюк... интересно, сколько это стоило Браду и нашему Крикуну? Но вот узор пока не признаю. Курш, ты видишь? Я бы сказал, что это - аконит, если бы тут не было вот этих зеленоватых прожилок. Вон идут, вдоль самой кромки, как раз за рунами Защиты и Имени. Но их, как правило, только ушастики вплетают в свои клинки, да и магии это требует ого-го какого уровня - никак не ниже Старшего Хранителя, а то и самого Владыки. Но поверить в то, чтобы Крикун пустил кого-то в свою кузню... да еще и попросил помочь... такого просто не бывает! А сами они ни в жизнь не поделятся секретом! Надо будет потом узнать у нашего ворчуна, кого из остроухих и сколько времени он страшно пытал, чтобы добыть эту великую тайну. Правда, нож хорош. Даже, я бы сказал, один из лучших, что он когда-либо делал. И знаешь, что? Пожалуй, я его все-таки прощу, потому что медведя мне этот клиночек разделал совершенно бесподобно.
Курш громко всхрапнул, выражая неудовольствие.
- Да брось, - поморщилась Белка, когда грамарец сердито толкнулся плечом. - Ничего бы со мной не случилось. Надо же было отвлечься? Лучше на мясо глянь: как там? Дошло?
Скакун послушно обернулся и принюхался.
- Гр-р.
- Эй! Не вздумай пробовать! - неожиданно обеспокоилась она. - А то получится, как с рыбой, и мне придется есть сырое! Курш, убери оттуда нос!
Грамарец смущенно попятился. А Гончая бережно вернула клинок в ножны, снова старательно закутала в тряпицы и убрала в мешок. Но мяса так и не тронула - неожиданно засмотрелась на левую руку, где на безымянном пальце поблескивало изящное колечко в виде свернувшегося кольцом дракона, сжимающего зубами крупный изумруд. Долго смотрела, внимательно, тоскливо. С таким странным выражением, что затаившийся на другом берегу Стрегон даже нахмурился - столько в ее лице было тоски и отчаяния.
- Я так устал, Курш, - вдруг прошептала она, зажмурившись. - Столько времени... каждый час - как день, а год - как век... ни знака от него, ни весточки, ни слова... только и знаю, что живой... да и то, даже в этом уже не уверен...
Курш немедленно бросил медведя и громадным прыжком оказался рядом. Успокаивающе заурчал, улегся возле хозяйки, оберегая и заботливо согревая; даже всунул морду под ее руки, с любовью заглянул в огорченное лицо, всем видом уверяя, что поддержит, поможет, будет ждать вместе с ней столько, сколько потребуется. Хоть день, хоть год, хоть целый век. Всегда, пока жив. Всегда, пока позволяет она. Что бы ни случилось. Как бы ни повернулась жизнь. Никогда ее не бросит, не оставит и не предаст.
Белка прерывисто вздохнула.
- Не знаю, сколько я еще выдержу, малыш: чем дальше, тем труднее мне становится держать себя в руках. Порой вспыхиваю, как сухостой во время лесного пожара. Того и гляди, кого-нибудь разорву за неосторожное слово. На орехи смотреть не могу - больно. Поклялся, что не притронусь больше, пока он не придет. Мечусь по Лесу, как бешеный зверь, не разбирая дороги. От меня даже эльфы уже шарахаются. Гномы держатся подальше. Ни один человек долго не выносит... кажется, что я... я теряю себя, малыш. Кажется, от меня уже ничего не осталось. Будто я снова заживо сгораю от этой проклятой крови, но поделать ничего не могу - пока его нет, с ней приходится справляться в одиночку. Без его Огня она почти все время кипит... злится... там опять столько ненависти... столько злобы, этой мертвой ярости... столько проклятого бешенства... что только боль немного и отрезвляет. Только она отодвигает это безумие. И запах крови, который я так ненавижу: ИХ общей крови... и моей тоже. Как раньше. Как тогда, когда у меня еще не было сердца и надолго умерла душа... и теперь вместо того, что было... вместо того, кем когда-то был я, опять остался один лишь Белик - дурной, неразумный, язвительный пацан, у которого нет ничего, кроме него самого...
Грамарец жалобно заскулил.
- Прости, - неожиданно отвернулась Белка, пряча лицо. - Я знаю, что ты все чувствуешь. Знаю, что тебе тоже больно. Прости. Конечно, ты не виноват. Ты его почти и не помнишь. Ничьей вины в этом нет. Просто я надеюсь... каждый день надеюсь, что когда-нибудь узы все-таки ответят. Когда-нибудь наш Дом снова проснется и скажет, что он вернулся. Что он нашел проклятое лекарство, и это будет значить, что наша стая снова оживет. Вся, целиком. Как когда-то давно: я, он, Траш, Каррашик... ну, и ты, конечно.
- Гр-р-р?
Она слабо улыбнулась и обняла голову верного друга.
- Куда ж я теперь без тебя? Ты один у меня, считай, и остался: мальчишки всегда заняты, у Милле полно своих забот, Эл по уши в делах, да и за Порталом надо постоянно следить, Крикун из Лунных Гор еще полвека не выберется, а от остальных приходится все время держаться подальше, чтоб ненароком не убило... проклятая магия! Раньше медом пахла только одна эта дурацкая броня, но теперь, когда у меня появился ЕГО перстень, руны словно с ума посходили. Кажется, этот запах пропитал меня насквозь: волосы, кожа... вообще все! Понимаешь?! Я даже со старым другом не могу спокойно посидеть за кружкой пива! Приходится все время следить, подозревать, оглядываться и молиться, чтобы никого не задело! Только ты меня и выносишь... а иногда вообще кажется, что я совсем один... и никто, нигде, никогда мне уже не поможет...
Белка крепко зажмурилась, уткнувшись в густую гриву, а Курш жалобно запищал, не зная, как ее успокоить и ободрить. Он только прижался теснее, жарко задышал в шею, хорошо зная, что это немного смягчает ее тоску. Чуть-чуть, но согревает болящее сердце, позволяет ненадолго отвлечься от сомнений. Вот и сейчас: посидев несколько минут в полной неподвижности, она отерла расстроенное лицо, встряхнулась, пришла в себя. Уже совсем по-другому потрепала могучую холку. Вернула стальной блеск в глазах. Затем отодвинулась и потянулась к жареной медвежатине, от которой уже шел запах подгорелого мяса. После чего бестрепетно откусила, к чему-то прислушалась, а потом невесело хмыкнула:
- Хреновый у него вкус, да? Но мне до сих пор кажется, что я насыщаюсь лишь тогда, когда знаю, кого, чем и как именно убил. Давай-ка, доедай и поедем, проведаем наших бравых молодцов. А то у меня такое чувство, что нас обыщутся, если не заявимся в ближайший час. И будут долго пытать насчет моего рациона даже тогда, когда я честно скажу, что не ем человечину.
Курш немедленно подскочил, зная, что времени на вдумчивое насыщение у него уже не будет. Торопливо вонзил клыки в медвежью тушу, рванул и сразу заглотил огромный кусок, почти не жуя. Но хозяйка вдруг покачала головой, отложила свой прут с недоеденным мясом, а потом достала из-за пазухи эльфийскую флейту и улыбнулась.
- Подожди немного, малыш. Я не собираюсь бежать прямо сейчас. Да и хотел же тебе сыграть, верно?
Белка странно улыбнулась, когда Курш восторженно взвизгнул, мигом забыв про добычу, а затем прикрыла глаза и поднесла флейту к губам, потому что до сих пор не имела привычки нарушать свои обещания.
В лагерь Стрегон вернулся еще более растерянным и озадаченным, чем уходил. Вопросы роились в голове, как голодные муравьи - многочисленные, важные и немного суетливые. Причем, всего за пару часов их стало в несколько раз больше, чем раньше.