Фарийма душила его своей матхавой. Он ждал вовсе не такой опасности и не успел напрячь шейные мышцы, что дало бы ему хоть какой-то шанс. Хрустнула гортань, но он все еще пытался сопротивляться, а Фарийма изо всех сил тянула концы захлестнутой тряпки и выла, как разъяренная кошка, выпустив наружу всю ту муку, которая грызла ее целый год и добрую половину души ей выгрызла.
Жертва уже обмякла, словно громадный бурдюк с водой, а она продолжала душить, но потом поняла, что все закончено, и опустила враз ослабевшие руки.
Ктармиец тяжело осел на пол. Фарийма привалилась к стене, у нее не было сил, чтобы отойти в сторону. В боку болело, как от ушиба – похоже, он ее ударил. Ну и пусть. Зато без матхавы легче дышалось.
Они победили, но не успели.
Это он опять не успел. К тому времени, как он ворвался в первую из палат, где держали заложников, бандиты убили семнадцать человек. Развлекались, пока маги Ктармы выполняли основную работу – плели разрушительное для города заклятье, ради которого все и было затеяно. Обезображенные трупы с вырванными языками и отрезанными носами лежали на полу возле стены, устрашая живых, которые ожидали своей очереди. Уже и мухи жужжали над лужами свернувшейся крови.
Ему надо было оказаться здесь на три-четыре часа раньше. Слишком поздно уловил, куда нацелилась Ктарма, да потом еще они с Эдмаром потеряли драгоценное время, поскольку из-за вражеских чар не смогли открыть Врата Хиалы поближе к лечебнице. Ощущение проигрыша и своей вины было острым, словно поворачивали в ране нож, однако не мешало ему действовать.
Перебив бандитов наверху – он видел, кто есть кто, и посылал смертоносные импульсы точно в цель, словно вел избирательно-веерную стрельбу (как будто в прежней жизни ему приходилось использовать оружие с такими возможностями), он перекинулся, выпрыгнул в окно, снова перекинулся и зачистил двор. Кое-кто сбежал, но Хантре был нужнее здесь и вместо погони бросился на помощь Тейзургу.
Вдвоем они дожали ктармийских магов, заодно вконец угробив трапезную, еще полчаса назад чистенькую, с растительными фресками на стенах. Хантре мимоходом посочувствовал уборщикам, которым придется отскабливать от этих стен кровавые ошметки, – и снова наверх. Лекари убиты, но кто-то должен оказать помощь пострадавшим. Он умел и раны перевязывать, и даже в какой-то степени лечить, используя собственную энергию.
Было уже за полночь, когда его увел оттуда Золотоглазый. Чуть ли не за шиворот уволок, объясняя по дороге, что пациентами займутся лекари под дланью Тавше, которых он только что доставил сюда из Молоны через Хиалу. Можно считать, похитил, но объяснил им, что на то воля Милосердной, и эти доброжители уже взялись за дело, их ведь хлебом не корми – дай принести пользу, а Хантре сейчас надо отдохнуть.
От его болтовни голова шла кругом, потом он еще и кружку подсунул, пить давно хотелось – и Хантре лишь спустя несколько секунд понял, что хлебнул сонного зелья. Как будто провалился в бездонное облачное море, где можно только спать и спать, даже во сне ничего не видя, не слыша, не ощущая…
Выплыл он из этого сонного океана не там, где закрыл глаза. Точно не там. Комната с белыми стенами и желто-зелеными циновками на полу, окна закрыты бамбуковыми жалюзи, над кроватью шелковый балдахин с озерами и камышами. В углу умывальник с зеркалом, перламутровыми инкрустациями и медальонами из ракушек. На низком столике у изголовья хрустальный графин и бокал.
«Я в отпуске. И телефон молчит – значит, и правда отпуск. Я ведь сам проснулся, не от телефона…»
Нахмурился, пытаясь вспомнить, что такое телефон. То, что мешает спать – это ясно, а что еще о нем можно сказать и как он выглядит? Или это что-то неопределенное из мира снов, а наяву никаких телефонов не бывает?
Щелки жалюзи сияли так, как будто снаружи десять солнц, а не одно.
Он подошел к роскошному умывальнику. Рожа в зеркале была бледна и неприветлива. Ополоснулся, потом сел на кровать, налил в бокал воды. С лимонным привкусом, вдобавок прохладная – потому что графин зачарован.
Дверь отворилась.
– Лиргисо, ты знаешь, что такое телефон?
В первый момент ему показалось, что застывший на пороге гость сейчас выскочит в коридор и захлопнет дверь. Может, еще и припрет ее чем-нибудь с той стороны – на всякий случай.
«Что я такого страшного сказал?..»
– Хантре, что за ахинею ты спросонья несешь? – криво улыбнулся Золотоглазый, заходя в комнату.
И тогда он все вспомнил: лечебницу, трупы, выживших…
– Сам не знаю, – провел ладонью по влажному после умыванья лицу. – Как я тебя только что назвал?
Возникло ощущение, что это важно, но имя уже ускользнуло – словно утекла сквозь пальцы вода, зачерпнутая из сонного океана: это ведь мир яви, ей тут не место.
– Не обратил внимания, да и какая разница? А «телефон» – словечко из того мира, где мы с тобой встречались до Сонхи. Я надеюсь, Несотворенный Хаос тебе опять не снился?
– Вообще ничего не снилось. Что за дрянь ты мне подсунул? И зачем?
– Чтобы ты хорошо отдохнул.
– А еще?
– Чтобы не попытался сорвать мне суд над бандитами, – Эдмар обезоруживающе улыбнулся и развел руками. – Хвала богам, в Сонхи нет такой напасти, как правозащитники, но если бы на тебя накатило, ты бы заменил целую дюжину. А я, как первое, к твоему сведению, лицо этого маленького государства, без вариантов был обязан казнить уцелевших террористов с максимальной жестокостью. Иначе подданные меня бы не поняли вовсе, а мерзавцы-соседи поняли бы превратно – расценили бы умеренность как проявление слабости. Ну, и демонам, которые сторожат мои кофейные плантации, стоит время от времени подбрасывать угощение… Так что я совершил правосудие в согласии с местными нравами, а ты все проспал. Не сердись, ладно?
«Максимальная жестокость» была ему омерзительна, но защищать бандитов – после того, как не смог защитить от них людей в лечебнице?.. После того, что они сами там творили? Это было бы в своем роде ханжеством. Спросил только:
– Где ты взял уцелевших?
– Те трое, которых я превратил в улиток. И еще двое сбежали, их поймали горожане. Одного забили насмерть, другого сдали мне. Боги и демоны, ну, неужели ты эту дрянь жалеешь?
– Пожалуй, нет.
– Тогда почему у тебя такой вид, как будто тебе самому только что зачитали смертный приговор?
– Если б мы пришли вовремя, обошлось бы без жертв.
– Хантре, нельзя же быть таким перфекционистом! Горожане превозносят нас с тобой до небес, а ты сидишь тут и убиваешься, с ума сойти… Могу засвидетельствовать, в лечебнице ты был великолепен, и я несказанно рад, что ты сражаешься на моей стороне.
– Но я-то знаю, что опоздал.
– О да, не сделал невозможного! – ухмыльнулся Тейзург. – Бывает. Пойдем-ка позавтракаем, а потом я познакомлю тебя с одной интересной особой.
Взяв за плечо, заставил подняться и увлек к двери.
Хантре подчинился, хотя обычно не допускал с ним таких тесных контактов. Только в коридоре опомнился и отступил на шаг в сторону, восстанавливая дистанцию.
– Барышня на выданье, – фыркнул Золотоглазый.
– Нужно добраться до их гнезда. До главарей.
– Благодарю за бесценную подсказку, в настоящее время я как раз занимаюсь сбором информации, и кое-что уже есть. Руководство Ктармы позаботилось о том, чтобы закрыться от видящих, поэтому ты здесь не помощник, но я использую обычные детективные методы. Эту опасность они недооценивают – так же, как в иных мирах, где господствуют высокие технологии, недооценивают магию. Как узнаю координаты гадючника, устроим вылазку, а сейчас полюбуйся моим дворцом.
Княжеский дворец был не завершен. Даже в обитаемом крыле еще ни мозаик, ни фресок. Множество светлых плоскостей, озаренных солнцем или погруженных в тень, словно гуляешь по обширным заоблачным чертогам, окрашенным во все оттенки белизны, – с трудом верится, что это резиденция бывшего демона Хиалы.
Кое-где за проемами пустых комнат виднелись внутренние дворики с выкопанными посередине ямами под фонтаны. Странно только, что нигде никаких рабочих… Можно подумать, все здесь сооружается и штукатурится само собой, по волшебству, но лишь в отсутствие посторонних глаз.
– Я всех отпустил на гулянья. Народ празднует победу над вражьими происками, а наиболее практичные решили потратить дарованный моей милостью выходной на строительство собственных домов. Дворец лучше смотреть, когда здесь не суетится трудолюбивая публика, воплощающая в реальность архитектурную гармонию, но в то же время, оцени парадокс, разрушающая гармонию мимолетного впечатления.
– Не собираешься оставить стены в таком виде? Так ведь тоже хорошо.
– Надоест, – усмехнулся Эдмар. – Сейчас мой дворец напоминает белый лист или, вернее, целый нетронутый альбом, но альбомы для того и существуют, чтобы в них появлялись рисунки. Впрочем, я знаю женщину, которая согласилась бы с тобой – ей нравятся пустые стены и минимум мебели. Увы, я не могу ее сюда пригласить. В силу некоторых особенностей Сонхи убьет ее на третьей-четвертой минуте.
«Ты ее любишь. У тебя к ней сильное притяжение, и если б оно смогло перебить твою навязчивую идею насчет меня, я бы, наверное, сплясал на радостях».
– Не ревнуй, – снисходительно обронил Эдмар. – На моих небесах хватит места и для солнца, и для луны, незачем выбирать одно из двух. Яростное и благословенное солнце – это скорее про нее, а в тебе больше лунного мерцания… Только, ради всех сонхийских богов, не превращайся в кота и не убегай, сколько можно?!
– С чего ты взял?
– У тебя выражение лица такое, точно сейчас перекинешься и сиганешь в ближайшее окно. Поверь мне, чашка хорошего кофе и пристойно сервированный завтрак – это лучше, чем шматок требухи, украденный в городской харчевне. Там еще и кинут чем-нибудь вдогонку.
– Тогда смени тему.
– М-м, и о чем желаешь поговорить?
– Что с пострадавшими?
– Благодарят богов за то, что те послали им на помощь самого красивого в Сонхи мага, который за считаные секунды перебил ужасателей. И поскольку в лечебнице сейчас работают два лекаря под дланью Тавше, большинство пациентов идет на поправку. Лекарей я обещал спустя восьмицу доставить обратно в Молону, вознаградив за труды. Старший из них рвется домой, зато второй буквально влюбился в Олосохар и в сурийскую экзотику, хочет остаться здесь. Я, конечно, рад такому подарку, я ведь, со своей стороны, не рискнул бы неволить избранного служителя Милосердной. Но простодушный парень об этом не знает и думает, что меня придется упрашивать, а то вдруг я не соглашусь и верну его из чарующей южной сказки в скучную повседневность… Вообрази, какая прелесть! Он сейчас мучительно размышляет, как бы ко мне с этим подступиться, а я делаю вид, будто его отправка назад в Молону – дело решенное.
– А почему прямо не сказать, что он здесь нужен и может остаться?
– Интересно же, как он будет меня уламывать. Такая восхитительная игра… Хантре, я догадываюсь, о чем ты сейчас подумал, но ничего у тебя не выйдет, ты ведь не говоришь по-молонски, а других языков он не знает. Иначе так бы я тебе и рассказал!
В небольшой столовой можно было, присмотревшись, заметить среди нарисованной на золоченом потолке листвы птиц и пауков – они как будто прятались то ли от зрителя, то ли друг от друга, маскируясь зеленоватыми оттенками. На лишенных росписи стенах цвета слоновой кости были развешаны вырезанные из темного дерева маски.
– Изображения духов еды, которых почитает одно тропическое племя, – пояснил Эдмар. – Мне их подарили, взяв с меня обещание, что время от времени я буду устраивать трапезы в их присутствии.
Существо, которое принесло им кофе, вызвало у Хантре неясную настороженность. С головы до пят закутано в светло-голубые шелка, лицо закрыто непрозрачной вуалью, свисают длинные рукава. Серебряный кофейник с рельефными стрекозами оно держало прямо сквозь ткань, под которой угадывались длинные тонкие пальцы, но управлялось с ним чрезвычайно ловко. Хрупкая женщина или худой подросток с расхлябанной пластикой балаганного акробата.
Это непонятное создание так и вилось вокруг стола, как будто исполняло клоунский танец, развлекая обедающих господ, и между делом наливало кофе, убирало использованную посуду. Потом уселось в углу прямо на пол, обхватив обрисовавшиеся под полупрозрачным шелком острые коленки.
– Венша, пойдем с нами, – окликнул Тейзург, когда они поднялись из-за стола. – Хантре, познакомься, это очаровательная Венша, самая искушенная и изысканная из моих придворных дам. Остальные, между нами говоря, по сравнению с ней натуральная деревенщина, как оно ни грустно – даже те, кто может похвастать знатным происхождением. Мне еще предстоит вылепить из этой публики настоящее светское общество… Зато Венша – утонченная придворная интриганка высшей пробы. Раньше она служила при другом дворе, но имела несчастье рассердить свою госпожу, и когда та в четвертый раз отправила Веншу ко мне с поручением – в расчете, что я наконец-то расправлюсь с посланницей, – у этой умницы хватило смелости отдаться под мое покровительство. Сейчас она у меня на службе.
Искушенная Венша хихикнула под своими тонкими, но непроницаемыми шелками и отвесила шутовской поклон. Хантре в замешательстве кивнул в ответ.
На террасе стражники отсалютовали князю Ляраны алебардами, которые выглядели чересчур громоздкими и зеркально сияли. Впрочем, кроме этого церемониального реквизита у бравых смуглых ребят были мечи и кинжалы, да еще боевые амулеты в придачу.
Вовсю пекло. Похоже, он и раньше жил в теплых краях, так что ощущение солнечного зноя было смутно привычным. К тому же во дворце есть водопровод – на кухне, в уборных и в купальне, после прогулки можно будет принять ванну.
С холма, где раскинулся дворец, открывался вид на скопление недостроенных домов, кособоких лачуг и видавших виды шатров. Дымились жаровни, вразнобой играли музыканты, кто на струнном инструменте, кто на барабане. На ближайшей площади люди танцевали хороводом вокруг приземистой каменной будки, энергично топая, а стоявшие кольцом зрители ритмично хлопали в ладоши. Город избежал опасности и собирался жить дальше – расти ввысь и вширь, заманивать новых обитателей, обзаводиться своими особенными местечками, сплетнями, легендами и тайнами.
– Это будет большой город, – негромко произнес Хантре, пытаясь сформулировать слабое предчувствие, похожее на пробежавшую по воде рябь. – Больше, чем ты сейчас думаешь.
– О, даже так? Значит, со злачными местами… Пошлости я не потерплю – если какой-нибудь притон оскорбит мой вкус, сразу прикрою.
– Кому что, – фыркнул Хантре.
– А может, я издам указ, запрещающий притоны… Чтобы ляранским подданным было что нарушать. С запретами интересней, ты согласен? К тому же в других мирах я не раз замечал, что вседозволенность создает почву для вульгаризации порока, а этого я одобрить не могу.
Дворец окружала пустая территория, которой предстояло стать парком с цветниками и фонтанами. По другую сторону княжеской резиденции зеленели кофейные плантации, сверкало водохранилище, играла на солнце краденая река Шеханья – Тейзург в буквальном смысле увел ее с прежнего места, изменив русло с помощью магии, так что соседям, мерзавцы они там или нет, и впрямь любить его не за что.
На юге простирались до горизонта желтые дюны, лишенные всякой поросли – словно печальная протяжная мелодия на одной ноте обрела материальное воплощение и притворяется пейзажем.
Туда и направились. Венша то отставала, то забегала вперед, шелестя покрывалами. Она вела себя как маленькая девочка или охваченная беспокойством слабоумная, но Хантре чувствовал, что это вовсе не ребенок, и назвать ее душевнобольной было бы ошибкой.
– Кто она такая? – спросил он шепотом, когда лестно отрекомендованная придворная дама сломя голову умчалась к пальмам, которые купались в золотом зное, растянувшись вереницей, будто уходящий в пески караван.