Они взбежали на косогор ещё два или три раза и к ним подоспел Карк. Он тяжело дышал, но Хельги сразу понял, за что Оттар называл его самым ловким, Карк даже не растерял птичьих яиц из шапки, висевшей на шее. А в глазах вольноотпущенника стояли, кажется, слезы. Этот с радостью вспорол бы себе живот, только чтобы Оттар мог обогреть руки!
— Костёр разложи, — велел ему викинг. — Побольше!..
Карк бросился складывать плавник. Его спальный мешок остался сухим; Оттар не пожелал греться один, и пришлось сделать из мешка одеяло. В него закутались оба, и Карк постарался, конечно, чтобы Оттару достался самый тёплый и пушистый кусок.
Одежда сохла отчаянно долго, и камни пригодились ещё не раз. Карк хотел раздеться, но Оттар ему не позволил:
— Не легче замерзать втроём, чем вдвоём. Карк испёк собранные яйца и всё предлагал их Оттару, но на еду никого не тянуло. Наконец Оттар и Хельги влезли в горячие, пропахшие дымом полушубки и немедленно повалились спать прямо на камнях. Не было сил дойти до близкого уже дома и постучать в дверь. Или хоть удивиться, почему никто не вышел спросить, что случилось и отчего столько шума на берегу.
22. Не мстят рабам и собакам
Хельги не знал, сколько они спали. Долго, наверное. Может, пол суток, а может, и больше. Он проснулся с ощущением тревоги, и точно, Оттар осторожно сжимал его руку:
— Медведи…
Хельги сразу вспомнил, что накануне у них остался на всех один лук и два копья. Незачем спрашивать, отчего Оттар не спешил на охоту.
Он медленно приподнял голову, высовываясь из-за валуна. Сначала ничего не было видно, но вскоре звери появились из-за дома и принялись играть около заросшей стены, обложенной землёй и камнями. Ветер дул с их стороны, и они не чуяли людей.
Это была медведица с двумя сыновьями. Три кома желтоватого меха перекатывались друг через друга, беззлобно ворча. Наверное, низкое бледное солнце казалось им по-летнему жарким. Хельги содрогнулся при мысли, как бы Хозяева Льдов не надумали ещё искупаться: тогда боя не миновать. Медвежата баловались по-детски, но их возня была игрой юных чудовищ.
— Странно… — проговорил Оттар некоторое время спустя. — Вагн рассказывал, не так они ведут себя возле жилья!
— А может, это оборотни? — спросил вдруг Карк. — Может, это их дом?..
Оттар молча сжал губы, а Хельги нашарил у шеи свой серебряный молоточек и крепко стиснул в кулаке.
Наконец медведица подняла голову, понюхала воздух и, коротко рявкнув, повела детей прочь от берега, в глубь страны. Должно быть, ветер доставил ей оттуда какую-то добрую весть.
— Мудро ты поступил, Карк, что не стал жарить уток, — сказал Оттар, выпрямляясь во весь рост и выходя из-за валуна. — Запах жареного они слышат удивительно далеко, и по ветру, и против.
Оказывается, Карк поймал двух гаг, пока они спали.
— Я выщиплю у них пух, — сказал он со счастливой улыбкой. — Ты говорил, тебе скоро понадобится…
Оттар покачал головой.
— Пух с убитой гаги — мёртвый пух, и в нём толку немного. Мне нужен живой, от гнезда, из которого вышли птенцы. Он счастливее, да и теплее. Я сам его соберу.
Карк понурился и отошёл, огорчённый. Опять он не сумел угодить.
Когда доедали печёные яйца, Оттар спросил его:
— А где верёвка, из-за которой я свалился вчера? Я не отказался бы посмотреть, отчего она порвалась. Карк ответил:
— Я сжёг её. Мне подумалось, она заслуживала казни.
Дверь дома оказалась сколочена из крепких корабельных скамей. Твёрдое дерево хранило следы огромных когтей, но видно было, что жадный зверь так с ним и не справился. Оттар рассмотрел в щель, что дверь держала изнутри тяжёлая поперечина. Её могла отворить только человеческая рука.
И трудно сказать почему, но был у этой двери такой вид, словно она не поворачивалась в петлях уже давным-давно. Оттар громко постучал кулаком, хотя все трое заранее чувствовали — ответа не будет. Оттар постучал ещё раз, потом вытащил нож, поддел и выбросил поперечину из заушин. Ссохшийся запор уступил легко, точно радуясь, что кто-то его потревожил.
Внутри было тихо и холодно. В раскрытый дверной проем падал сноп ярких лучей, но освещал лишь неведомо когда потухший очаг. По сторонам лежала плотная тьма, и Оттар негромко велел Хельги:
— Высеки огонь. Я хочу, чтобы именно ты это сделал.
Хельги молча послушался. Очаг, дрова в котором сгорели лишь наполовину, затеплился не сразу. Но постепенно мрак отступил, и Хельги увидел людей.
Сперва он так и вскочил на ноги, хватаясь за нож: чего хорошего ждать от затаившихся в потёмках!.. Однако потом разглядел, что все они были давно мертвы, и перевел дух.
Четверо лежали на широких лавках вдоль стен, укрытые пушистыми одеялами. Пятый сидел на хозяйском сиденье, подперев голову рукой. На Свальбарде совсем не было гнили, и время лишь превратило людей в обтянутые кожей скелеты. Если их не тревожить, они останутся такими же до сумерек мира, до великой битвы Богов.
Оттар подошёл к сидевшему и внимательно осмотрел его, не касаясь руками. При жизни этот человек был великаном. Даже теперь его рост и ширина плеч бросались в глаза. И он был одет, как одевались халогаландские викинги: кожаные штаны, заправленные в тёплые сапоги, полушубок мехом наружу… прямые, очень светлые волосы, в которых почти не было седины, спадали из-под шапки на плечи. А на коленях, в ножнах, украшенных резным серебром, дремал длинный меч.
— Так, значит, всё-таки сбылась твоя мечта, Виглаф Ворон сын Харальда из Торсфиорда, — негромко сказал ему Оттар. — Я понял, что это ты, ещё по кораблю. Но мало верилось мне, что я увижу здесь тебя самого.
Хельги, стоявший с кресалом в руке, едва не выронил его на пол. Потом подошёл к Оттару и остановился подле него. Сердце бешено колотилось. Так вот почему он не испытал особого страха, увидев мертвого хозяина дома. Негоже бояться родни. Задумчиво склонив голову на руку, перед ним сидел его дед.
У него был пояс с искусно отлитой серебряной пряжкой: в точности такие носили дядя и брат. Ещё один пояс-близнец лежал дома, в заветном сундуке вместе с волчьей курткой отца… И эти мягкие сапоги с вышитыми на них знаками рода… такими же, как те, что Хельги старательно и ревниво подновлял на собственной обуви…
И если бы Виглаф Ворон открыл вдруг глаза, они наверняка оказались бы синими, как небо, как студёное море весенним ветреным днём. И он узнал бы внука. Непременно узнал бы…
Хельги чувствовал, что должен заговорить, но волнение душило его, он не мог справиться с собой и молчал.
— Ну вот, сейчас опять пойдет болтать о родне— — тихонечко, словно про себя, хмыкнул Карк у него за спиной. — Начнет всем доказывать, что не сбежал от хозяев!
Он хотел насмешить Оттара и побольнее задеть Хельги. Он не знал, какую лавину стронут его слова.
Обида охватила Хельги, как жгучее пламя, как давешняя ледяная вода. Обида из тех, за которые в отплату требуют жизнь! Что он сотворил бы дальше, неведомо; Оттар обернулся первым, и Карк покатился по полу, угодив ногами в очаг. Он поднялся на четвереньки, глядя непонимающими глазами: за что такая награда?.. Верный пёс, опять получивший от возлюбленного хозяина внезапный и жестокий пинок. С его подбородка капала кровь, и Хельги одумался. Не мстят рабам и собакам. Их либо убивают на месте, либо не обращают внимания.
— Пошёл вон… — сказал Оттар сквозь зубы, и Карк, горбясь, убрался за дверь. Оттар проводил его взглядом, потом отвернулся. Даже странным казалось, что товарищи деда не пошевелились, не проронили ни слова…
— Возьми, — проговорил Оттар и глазами показал Хельги меч на коленях молчаливого хозяина дома. — На тебя он не обидится.
Кусая губы, Хельги приблизился, посмотрел в лицо сидевшему и, решившись, бережно потянул наследие своего рода из-под иссохшей руки в кожаной рукавице. Меч дался ему как будто даже с охотой. Он не попытался выпасть из ножен и наказать похитителя, как надлежит верному клинку. А рука деда осталась висеть на три пальца выше колена, словно ветка умершего дерева…
— Ты ещё поплывешь к Одину на корабле, Виглаф Торсфиордец, и твои люди вместе с тобой, — проговорил Оттар по-прежнему тихо. — Это я тебе обещаю. Мы вернёмся сюда с конунгом и похороним вас как подобает. А теперь нам надо спешить.
Он оглянулся на Хельги — тот стоял совсем бледный, крепко прижимая к груди меч, — и кивнул ему:
— Гаси очаг, пора нам идти.
23. Гуннлоги не обманул
— Они не замёрзли, — рассуждал Оттар, шагая по каменной пустоши мимо знакомого озерка. — У них там полно было дров. И не голод взял их. Вокруг много дичи, да и ремни на одеждах все целы. Думается мне, они умерли от болезни. У Вагна тоже умер один человек, который не стал дожидаться, пока медвежье мясо прожарится как следует. Видел ты там белую шкуру? Может, этот медведь и ломился к ним в дом…
Хельги слушал молча. Он потрогал руку деда, когда вытаскивал меч. Твердая и холодная, она не ответила на прикосновение. И теперь ему всё казалось, будто он был виноват — не пришёл к Холодному Берегу на корабле, не подоспел вовремя, не спас… Что с того, что Виглаф умер задолго до срока, когда ему, внуку, выпало родиться на свет… Хельги воочию представлял, как зима за зимой превращали дом в бесформенную снежную глыбу, как разгорались многоцветные, ослепительные, шумные весны, а дверь всё так же оставалась закрытой, и люди не разговаривали и не двигались в темноте, лишь иней то покрывал их лица, то пропадал…
— Навряд ли старик собирался здесь зимовать, — продолжал Оттар. — Ракни когда-то называл его отчаянным викингом, но не из тех, кто пренебрегает опасностями. Жаль, приглянулся им неудобный фиорд! Наверное, это моржи их привлекли, ты тоже слышал, как ревело за мысом. А потом фиорд забило льдами, и они не сумели выбраться до холодов…
— Их всего пятеро там, — сказал Хельги, глядя под ноги. — Где же остальные? Оттар покачал головой.
— Это мы навряд ли узнаем. И, боюсь, никто теперь не узнает.
У Хельги сильно разболелась под мешком исхлёстанная спина, и он всё поправлял наплечные лямки, стараясь не подавать вида, но Отгар вдруг сказал ему:
— Я, кажется, поколотил тебя сильнее, чем следовало. Не сердись, просто я очень за тебя испугался. Хельги почувствовал, что краснеет.
— Мог бы ты лупить меня крепче, я заслужил. Я прыгал тебя выручать, а вышло, что тебе ещё пришлось возиться со мной.
Оттар обдумал эти слова, потом ответил с усмешкой:
— Если бы мне не пришлось возиться с тобой может, я и сам не отделался бы так легко.
Меч деда висел у Хельги за левым плечом. Хельги всё время чувствовал его там, словно нёс живое существо.
Карк плелся позади, не поднимая головы и не радуясь солнечному дню. Хельги мог бы припомнить, как вышел из дома и увидел: Карк сидел согнувшись и покачивался, точно пьяный. Но Оттар позвал помочь поставить на место запор, и стало не до того. А когда они взобрались на перевал и развернули мешки, он уже наполовину сквозь сон услыхал, как Карк сел рядом с Оттаром и робко спросил:
— Стал бы ты спасать меня, если бы это я побывал в воде?..
— Да ну тебя, Карк, — буркнул Оттар, устраиваясь на жёстких камнях. — Ты же сообразил, что следовало делать, и спустился сухим.
Хельги прижался щекой к теплому черену меча и уснул. Этот меч не превратится в гадюку и не ужалит его. Не зря он следил за знаками рода на сапогах и старательно подражал резковатому северному выговору халейгов, а когда мать кроила одежду, просил украсить её, как любили в Халогаланде! Мать бралась за вышивку и, конечно, всякий раз наполовину разбавляла узор привычным, словенским. А Хельги с неизменным удивлением убеждался, что это нисколько не портило работы…
На другой день впереди вновь засиял бело-голубой горб ледника и за ним — густая синева моря и встающая из волн серебряная Вальхалла островов.
— Не обманул меня Гуннлоги! — вглядевшись, сказал Оттар довольно. — Он достаточно ходил со мной по морю и тоже понял, что Вагна остановит северный ветер!
Корабль Ракни сэконунга по-прежнему одиноко стоял на подпорках. Вился над крышей дома серый дымок, ходили по берегу люди, кто-то ловил рыбу, выехав на лодке на середину фиорда… На сей раз ледник зловеще загремел прямо под ногами, заставив всех подскочить, и Оттар велел идти по длинной полосе глины с камнями, тянувшейся вдоль его изрытой ручейками спины. Здесь можно было не опасаться трещин, но подмокшая глина, скользкая, как свиное сало, так и плыла, и трое спустились вниз перемазанные с головы до пят.