-- Ну, половина-то точно ее не знает. Видят знамя, значит князь. А кто, откуда -- Солнце-весть. -- поделился наблюдением мальчик. -- Им и не важно.
-- Я же говорю, двое тут уже побывали. А память у меня хорошая. -- не тянуло меня что-то обсуждать эту тему.
Не объяснять же ему, что я все княжеские штандарты до сих пор наизусть помню.
-- Знаю я, когда у тебя память хорошая. -- хихикнул Тумил. -- Прям интересно, чего ж это они тебе такого сделали?
-- Хорошего -- ничего. -- отрезал я. -- А ты с чего решил-то, что они не богомольцы? Сам придумал, или уже болтают о чем?
-- Ну так ты же сам говорил, что они не молиться едут. -- он пожал плечами и закинул в себя еще ложку.
-- Ну, во-первых, мало ли чего я там говорил...
Парень начал усиленно работать челюстями, наконец сглотнул, и укоризненно поглядел на меня.
-- Ты меня, может, глупым считаешь, но это не так. Они же при развернутых знаменах ехали, только что в рог не трубили, о своем прибытии извещая. На богомолье не ездят так... -- он помедлил секунду, подбирая подходящее слово. -- Так горделиво.
-- И как только сюда не ездят... -- я хмыкнул, припомнив парочку "явлений". -- Но, таки когда ж ты, неслух, канон выучишь-то? На принесение благодарственной жертвы вполне допускается.
-- Ну вот, опять осрамился... -- пригорюнился мальчик. -- Этак я никогда иноком не стану.
-- А ты что, так торопишься? -- удивился я. -- Нешто решил пораньше начать, да в примасы податься?
-- А что такого? -- буркнул Тумил. -- Он сын простого мельника, читать только и выучился, когда монахом стал. Я хуже что ли?
-- Не хуже, конечно. Строго наоборот. -- вздохнул я. -- А в начальнички обычно всякая сволочь выбивается. Ну или нужен к этому делу талант.
-- А у меня его прям и нет? -- надулся паренек.
-- Я-то почем знаю? Если глянуть на происхождение, так по всему выходит, что должен иметься.
-- Ты правда так думаешь, брат Прашнартра? -- разулыбался паренек. -- Думаешь,мне уже можно стать монахом?
-- Ну... -- я задумался ненадолго, попутно отправив в рот кусочек жареного карпа. -- Книгу Деяний Троих ты хорошо знаешь, Слово тоже... На уровне, да, вполне на уровне. Служение Небесной Дюжине разумеется, горец все же, а не равнинный житель, а всех прочих мелких богов и духов...
Я махнул рукой.
-- Да их всех никто не знает. Можешь, в принципе, только для того чтобы в Совет Благих попасть, тебе надо поближе к Круврашпури держаться, у нас в монастыре все карьеры, окромя брата-кормильца, через строгое знание канонов делаются.
-- Значит, ты скажешь брату-хранителю Реликвии, что я уже готов принять монашество?
От неожиданности я аж поперхнулся.
-- Я-то тут при чем?!!
-- Ну как же? --спокойным, и где-то даже менторским тоном (и у кого ж это он научился, засранец мелкий?) ответил Тумил. -- Каждому послушнику, кроме обязательных занятий по два часа в день, назначается наставник из братии, дабы подготавливал его к будущему служению. Меня вот определили к тебе, и когда я, по мнению своего наставника...
Парень показушно-смиренно потупился.
-- ...достигну необходимого просветления, он сможет меня рекомендовать хранителю Реликвии и настоятелю для принятия сана. Если пожелает.
Черт возьми, в пору гордиться достижениями -- оригинальному Лисапету послушника за все годы в монастыре ни разу не доверяли.
-- Очень поучительно. -- прокомментировал я. -- И, неожиданно, что главное. Мне о том, что я у тебя в наставниках хожу, никто сообщить не удосужился как-то.
-- Ну-у-у-у... Вероятно брат Круврашпури забыл это сделать. -- мелкий придал своей физиономии ангельское выражение, возвел очи горе, а затем полным благочестия голоском добавил. -- В непрестанных молитвах часто упускает он подобные мелочи.
Я усмехнулся. Потом фыркнул. А потом мы оба в голос заржали.
-- Не иначе на пару с Трундналини молились. -- сказал я, утирая слезы от хохота. -- И давно ты знаешь, что я у тебя в наставниках, да молчишь?
-- Вот поверишь ли, брат Прашнартра, часа два всего как. -- Тумил с самым серьезным видом приложил руку к сердцу. -- Брат-хранитель меня перед ужином как раз и просветил на сей счет. Спросил, не будешь ли ты меня завтра в иноки рекомендовать. Там же церемония целая, я слыхал.
-- Церемония, да... Завтра, значит? -- эва, торопятся князья, выходит.
-- Ага. -- кивнул паренек. -- Ну так как?
Я усмехнулся.
-- Поздно уже. Утро вечера мудренее. А завтра, оно завтра и будет. Иди отдыхать и не переживай ни о чем.
-- Ну и ладно, ну и пойду. -- насупился мальчик, собрал посуду и вышел вон.
Круврашпури я, положим, понимаю: если меня завтра отсюда увезут, ему парня надо заново, не менее чем на месяц, к кому-то прикреплять. Брат-хранитель и так-то притча во языцах, а коли у него такой конфуз с бесхозным послушником всплывет, это же скандал из скандалов. Хошь-нехошь, настоятелю придется заново на переизбрание его братией выставлять, за небрежение. Подгадить им обоим что ли напоследок? Реноме, так сказать, поддержать.
Дверь снова приоткрылась и в щели появилась хитрая физиомордия Тумила.
-- А имя ты мне какое определишь, а, брат Прашнартра?
-- Иди уже. -- добродушно пробурчал я. -- Разберемся.
В апартаменты настоятеля меня пригласили сразу после утренней службы. Князья со свитою, как и прочие паломники, на ней, кстати, присутствовали, но вместо пения гимнов, прославляющих восходящее Солнце, все больше кого-то высматривали в толпе монахов. Кого бы это, интересно? Вот прям в догадках теряюсь.
Тем более что я, благоразумно затесался в толпе, среди братьев повыше, и не отсвечивал. Да и узнать меня они смогли бы навряд ли -- на брата Лисапет отродясь похож не был, да и на отца не особо. Так, общее сходство, а в целом-то скорее в мать удался.
Так молебен и отстояли -- я псалмы скрипел, они бежали за автомобилем Бормана, и делали вид, что прогуливаются.
После службы я из храма моментально слинял, покуда меня Круврашпури не выловил. Нехай поволнуется немного, жиртрест -- может сбросит пару килограммов. Ему же на пользу пойдет. Опять же, торжественно оглашать на заутренней, что послушник Тумил готов к принятию сана, как хранитель Реликвии хотел, означало рисоваться перед столичными гостями во всей красе, что в мои планы покуда не входило. Им, пожалуй, тоже немного вес сбросить не помешает. А помешает, так наберут заново -- не бедствуют, чай.
Так что, взял я ноги в руки, да поспешил в келью, от греха подальше.
Мой бывший босс, в той конторе куда я устроился, перед тем как скопытиться, важные переговоры вечно оттягивал. Говорил, что "клиент должен дозреть, и тогда его можно дожать". Какие плоды от созревания князей получатся, я, конечно, не знаю, но лучше пусть они за мной побегают, а я себе цену понабиваю, поинтересничаю...
Ну, это я так думал. Совсем забыл, что тут у меня тоже имеется непосредственное руководство. А вот оно об этом не забыло...
Прислал Тхритрава ко мне своего секретаря, брата Люкаву, с наказом срочно явится пред светлы очи отца-настоятеля. Ну или перед зелены, если быть точным.
Я даже церемониальную сутану на обычную сменить не успел, а этот уже на пороге, с поручением значит.
-- И не надо, не надо переодеваться. Так даже лучше будет. -- закончил спич главный прихлебатель начальства.
-- Но хоть накидку надо снять. -- не согласился я. -- Ее исключительно на богослужения одевают.
-- Накидку можно. -- разрешил Люкава.
Наивный он человек все же...
Я неторопливо, с кряхтением, стянул с себя расшитое всеми цветами радуги пончо, с минуту еще охал и потирал поясницу, затем аккуратно, нет очень аккуратно накидку сложил, разгладил, дабы на ткани не было не морщинки,и только после этого бережно убрал одеяние в шкаф.
Тхритравов секретарь аж подпрыгивал на месте от нетерпения, покуда я этим делом занимался. А сказать ничего не решался -- накидка, предмет сакральный, атрибут культа, однако.
-- Ну, пойдем что ли? -- сказал я, закончив с издевательством над ни в чем неповинным Люкавой и прихватив от стены клюку, с которой ходил во времена своего выздоровления. -- Не стой столбом, нас отец Тхритрава ждет.
Хм... Это наверное очень хорошо, что сильнее Лисапета недолюбливать в монастыре уже не могут, а морды бить тут не принято вообще.
И пошли. Не в настоятелево обиталище, разумеется -- Тхритрава, подобно всем прочим обитателям монастыря ночевал в самой обычной келье с минимальными удобствами, чудо смирения и нестяжательства всем нам являя. А вот для работы, ну или для встреч тет-а-тет с особо ценными паломниками у него имеются несколько комнат попрезентабельнее, с росписью, статуями, позолотой и прочими образами на стенах. Мебель там, опять же, удобная, не то что простые монашеские шконки -- хорошее такое место для работы и отдыха.
Ой, что это я? Для молитвенных размышлений, конечно же!
Отец Тхритрава, меня дожидаючись, потчевал всех троих приезжих князей травяным взваром с какими-то крендельками. Ай-яй, и это до завтрака -- ужаснейшее нарушение монастырского устава. Куда смотрит Святое Око?
-- Тебе лучше, брат Прашнартра? -- приветствуя меня (простого монаха!) поднялись все четверо, а голос настоятеля был полон такой искренней заботы и приязни...
Прослезиться от избытка чувств что ли?
-- Благодарю, отец Тхритрава, мне гораздо лучше. -- самым смиренным тоном (всегда его определял как "благочестивенький гнусняк") ответил я. -- Спину вот опять прихватило только.
-- А ты не натруждай ее, присядь с нами. -- Тхритрава указал на пустующее кресло за столом. -- Вот тут уважаемые князья приехали побеседовать с тобой.
-- Надеюсь, они ехали не для того чтобы спросить, о чем мне рыбы рассказывают. -- усмехнувшись себе под нос я последовал настоятелеву совету и присел.
-- А что, правда рассказывают? -- не сдержался самый молодой, на вид так лет двадцати, из заезжей троицы.
-- В уме ли ты, достопочтимый? -- укоризненно поглядел на него я. -- Где это видано, чтобы рыбы разговаривали?
Остальные два князя ухмыльнулись злорадненько -- знать, недолюбливают своего молодого товарища. Ну это ничего, на вас у меня тоже управа есть, на обоих.
-- А кстати, отец-настоятель, -- самым невинным тоном поинтересовался я, -- коли уж благородные князья возжелали припасть к мудрости нашей братии,они, я надеюсь, вознесли соответствующие жертвы и принесли должные дары? А то помню я их, бывали они у нас уже.
Развернувшись к сидящему справа от меня я ткнул в его сторону пальцем и требовательно вопросил:
-- Вот ты, князь Шедад Хатиканский, года тому два как молил Святое Солнце о благополучном разрешении от бремени своей молодой жены. Какую жертву ты принес?
-- Черного барана. -- недоуменно ответил тот, тряся своей рыжей бородой.
Да, эти гады бриться моим или подобным кошмаром цирюльника не обязаны. Даже строго наоборот -- обязаны только монахи.
В Ашшории вообще социальный статус человека можно легко определить по его прическе и растительности на лице. Князья носят бороды и распущенные длинные волосы, которые часто завивают; чиновникам и витязям, сиречь безземельным дворянам волосы завивать запрещено, а бороду, причем недлинную, можно носить лишь находящимся на государевой службе на офицерской должности (и, соответственно, получающих либо жалование, либо вместо или поверх него награжденные деревенькой в ненаследуемое оперативное управление и хозяйственное ведение), в прочих же случаях только усы дозволяются; клир бреется гладко, длинные волосы заплетает в косу; купцы и лавочники с трактирщиками тоже усы носят, но вот волосы дальше середины шеи им отпускать нельзя -- биты будут палками, -- зато поставщикам царского двора из их числа можно отращивать бакенбарды; городским работягам растительность на моське заказана напрочь, а рекомендуемая стрижка -- "под коленку", на чем сословие брадобреев (натурально носят оселедец) неплохую деньгу зашибает; крестьяне -- ну это отдельная пэстня. С одной стороны, на каждый хутор парикмахеров не напасешься, с другой и уравнивать сельский пролетариат с князьями как-то некошерно, потому бороды им разрешены, только хлебопашцы их в косу заплетать обязаны в знак смирения, ну и прическа исключительно "под горшок". Так-то вот, целая система.
А одежку каждый себе по деньгам выбирать волен,хотя тоже имеется кой-какая цветовая дифференциация.
-- Бара-а-ана. -- протянул я. -- Мозгов у тебя, князь, как у барана. Надо же, один из первейших денежных мешков Ашшории, владетельный деспот Хатикана, Баграта и Горной Аршакии, а за первенца у молодой жены решил бараном отделаться. Ну и что ты ожидал за такое скопидомство, сына что ли?
Хатиканский князь поперхнулся, зато на физиономии третьего из князьёв расплылась наидовольнейшая ухмылка.
-- Ну а ты-то, ты чего разулыбался, князь Арцуд Софенский? -- развернулся к нему я. -- Помню я то золотое блюдо с речным жемчугом, что ты монастырю в дар преподнес, как не помнить? И как ты пил беспробудно в паломничьем доме, да прислугу гонял, помню тоже. Кабы не искренняя молитва одного из братьев, разве стал бы ты князем в обход своего дяди?
Молитва та была вознесена прошлым, ныне почившим братом-кормильцем, и звучала так: "Солнце, даруй ты уже быструю смерть всей родне этого пропойцы, чтобы он отсюда наконец уехал!"
Улыбка на лице князюшки увяла, и теперь на меня таращились три бородатых мужика с постными мордами.
А вот так, знай наших! Первым делом с вас, мои дорогие феодалы, спесь надо сбить, а там уж можно и поторговаться.
-- Не жури их, брат Прашнартра. -- вмешался Тхритрава. -- Князья проделали долгий путь и еще не отдохнули толком после тяжелой дороги. Но, я убежден, они приготовили надлежащие дары нашей обители. Не так ли?
Какой же умница все же, наш настоятель -- так выделить последнюю фразу голосом, что не отбашлять в его казну кругленькую сумму нашим гостям теперь то же самое, что лицо потерять. Они еще соревноваться будут в том, кто дар побогаче преподнес, и хвастать напропалую своей щедростью и набожностью.
-- Не гневитесь, божьи люди. -- молодой князь, Зулик Тимарианийский кажется, если я верно разглядел его стяг, приложил руку к сердцу. -- Мои братья-князья вполне все то давно осознали, о чем брат Прашнартра сейчас говорил. Именно потому не стали мы брать с собой ни злата, ни лалов да смарагдов, ни жертвенных животных, на разумение свое не полагаясь и боясь что дары наши окажутся никчемными. Но по слову вашему пошлем гонца за тем, что Святой Троицы и всей Небесной Дюжины достойно.
Ишь ты! Умный...
Впрочем, иного с князьями Хатикани и Софенине не послали бы -- их рода издревле соперничают из-за контроля над Аршакией, и раз кровные враги приехали меня на царство звать, это должно символизировать волю всего Совета Князей. Ну, или значительной его части.
Традиция такая, демонстрировать серьезность намерений эдаким вот образом. А чтобы намерения по дороге один другого не зарезали, с ними всегда шлют нейтрала поумнее и поязыкастее, дабы вовремя их от смертоубийства мог удержать.
-- Вот скажи, просветленный Прашнартра, какие дары принести нам вместно?
Ух ты, реально умный. Проверить решил мою соображалку. А я вот прикинусь ветошью!
-- Не мне то решать. -- я пожевал губами. -- Такие вопросы должно определять брату-хранителю Реликвии.
Чистая правда, его епархия. Вон как у настоятеля физиономия вытянулась, а у гостей, наоборот, в глазах радость. Продешевит Круврашпури, прям к гадалке не ходи -- потому, помолчав пару мгновений, я добавил:
-- Конечно, он излишне скромен, и навряд ли примет решение не посоветовавшись с Советом Благих обители. Особенно с братом Асмарой, чья самоотверженность в служении Святому Солнцу общеизвестна. Верно, отец Тхритрава?
Жаль, демонический хохот изобразить было неуместно, а то он прекрасно подошел бы к ситуации -- уж кто-кто, а наш брат-кастелян с них вытрясет все до последнего абаза.